– Безусловно.
– Но он не сможет этого сделать, если его голова будет забита совсем другим. Есть много соблазнов, сбивающих юношу с правильного пути, ты согласна? Деревья, на которые можно залезть, цветы, которые можно… – Он раздраженно пошевелил пальцами, словно пытаясь вспомнить нужное слово. – Сорвать.
– Дичь, на которую можно охотиться, – подсказала я, будто действительно понимала, на что намекает его путаная метафора.
Марниже щелкнул пальцами:
– Именно. – Он вздохнул. – Приятно знать, что мне всегда можно рассчитывать на тебя, Хейзел. Ты один из немногих лучиков света в этом мрачном году.
Король протянул мне бокал с вином, и я вздрогнула от неожиданности:
– Что это? Зачем?
– Юфемия упомянула, что у тебя сегодня день рождения. Даже при всем, что творится вокруг, такую дату нельзя оставлять без внимания.
– Ой, ваше величество. Спасибо.
Он поднял свой бокал:
– Пусть богиня Священного Первоначала глядит на тебя с благосклонной улыбкой. Пусть Разделенные боги принесут тебе только удачу и благополучие. И пусть… – Он осекся и издал нервный смешок. – Пусть твой крестный не придет за тобой еще много лет.
Мы с ним чокнулись, и хрусталь зазвенел, как серебряный колокольчик.
Часы на камине – точная копия одного из фонтанов в Шатолеру, сделанная из чистого золота и накрытая стеклянным куполом, – ожили, затарахтев. Крошечные фигурки, стоявшие вокруг чаши фонтана, закружились, как на карусели, ускоряясь и ускоряясь. Часы приготовились бить.
– Проклятье, – пробормотал король, нахмурив брови. – Как летит время! У меня назначена аудиенция с…
В дверь постучали, и, прежде чем Марниже дал разрешение войти, в комнату вплыла Марго. Она была в обычных храмовых одеждах, синих с серебром, покрывавших ее тело от шеи до пят. Мне стало жарко при одном взгляде на ее многослойный наряд.
– Вы готовы принять меня, ваше величество? – спросила она и только потом заметила меня. – О, Хейзел. Как я рада с тобой встретиться. Мы не виделись целую вечность!
– Ты была занята, – ответила я.
Мы и вправду не виделись несколько недель. Да и когда бы нам это удалось? Беллатриса водила меня на все светские мероприятия нового столичного сезона, а Марго все чаще получала видения от богини Священного Первоначала и передавала их королю. Честно сказать, я скучала по подруге.
Марниже залпом допил свой бокал и сделал мне знак последовать его примеру. Вино с привкусом горькой вишни было гораздо крепче, чем столовое, которое подают во дворце за обедом и ужином.
– Да, Марго. Проходи. Мы с Хейзел как раз закончили.
– Богиня Священного Первоначала передает благословение вам обоим, – проговорила Марго слишком бодрым голосом, словно пытаясь найти тему для разговора, пока я ходила к столу за лекарским саквояжем.
– Неужели? – произнесла я не подумав. Потом спохватилась и быстро прикрыла рот ладонью. – Прошу прощения.
Король громко расхохотался, от души забавляясь моим скептицизмом.
– Конечно, – обиженно отозвалась Марго. – Она заботится обо всех нас. Она всех нас любит. – Она обратилась к королю, и ее глаза загорелись восторгом: – Ваше величество, у меня есть для вас удивительное послание! Сегодня утром я пила чай, и меня посетило видение. Богиня велела передать…
– У тебя все, Хейзел? – спросил король, оборвав ее речь с точностью скальпеля в умелых руках хирурга.
– Э-э… да, ваше величество. – Я подхватила саквояж и поспешила к двери.
На полпути Марниже окликнул меня:
– Хейзел!
Я застыла на месте и обернулась, готовая выполнить любой королевский приказ.
– Ты запомнишь наш сегодняшний разговор?
Мой предательский разум выбрал именно этот момент, чтобы напомнить о словах Леопольда, когда он сказал, что считает меня красивой. Я заставила себя улыбнуться:
– Конечно, ваше величество.
Глава 45
Я ВОШЛА В СВОИ АПАРТАМЕНТЫ в королевском крыле и сразу поняла, что здесь Меррик. Он меня ждал. Воздух был заряжен его присутствием и наполнен приторным ароматом сладкого торта.
Я на мгновение замерла на пороге, борясь с нелепым желанием развернуться и убежать. Куда мне бежать? Крестный разыщет меня повсюду. Я сделала глубокий вдох, шагнула в прихожую и закрыла за собой дверь.
– Хейзел.
Его голос донесся откуда-то из гостиной, и я не сразу смогла разглядеть крестного в большом черном кресле с высокой спинкой. Он поднялся мне навстречу, и на миг мне показалось, что кресло ожило, развернувшись огромной тенью из странных углов и подвижных частей.
– С днем рождения.
– Ты пришел.
Я понимала, что мне нужно подойти к нему, обнять, но мои ноги будто приросли к полу.
– Как я мог не прийти?
Я заметила, что он тоже застыл на месте и не торопится раскрывать мне объятия.
Это было обидно и больно, но я сама в этом виновата. Я разрушила нечто хрупкое и сокровенное в наших отношениях, когда осмелилась пойти по пути, отличному от того, который он для меня предназначил. Какие бы семейные узы ни связали меня и Меррика – пусть непрочные, совершенно невероятные, – они были разорваны, и я не знала, можно ли их восстановить. Даже за всю мою долгую-долгую жизнь.
– Кажется, твой щенок еще больше подрос. – Меррик взглянул на Космоса, который носился по комнате как полоумный, радостно виляя хвостом. Космос всегда любил Меррика больше, чем меня. Мой крестный лучше чесал ему пузо.
– Не подрос. Растолстел. – Я улыбнулась, но через силу. – Здешняя повариха души в нем не чает.
– А ты… ты такая… – Он пристально посмотрел на меня, подмечая изменения, произошедшие за год.
– Усталая? – подсказала я.
– Элегантная, – заключил Меррик. – Совсем взрослая и очень красивая. Жизнь при дворе тебе подходит, Хейзел. Гораздо больше, чем жизнь в деревенской глуши.
– Именно этого ты для меня и хотел, разве нет?
Он склонил голову набок, с интересом глядя на меня.
– В тот день, когда ты передал мне свой дар, ты сказал, что я стану великой целительницей и короли будут знать мое имя и призывать только меня, если занедужат.
Уголки его рта приподнялись в горько-сладкой улыбке:
– Да, я сказал это.
– А теперь так и есть.
– Вот и хорошо.
Я поджала губы. Он хотел моего раскаяния. Он хотел, чтобы я умоляла его о прощении, как маленькая девочка, напуганная наказанием, что ждет ее за провинность. Все, что мне нужно сделать, – снова взять на себя эту роль и отыграть ее как можно искреннее. Но я больше не была испуганной маленькой девочкой – вот в чем загвоздка.
Я уставилась на свои руки. Сейчас, когда их было нечем занять, они казались чужими и неуклюжими.
– Чувствую запах торта, – наконец произнесла я, ухватившись за первую нейтральную тему, которая пришла мне на ум. – Что ты мне приготовил в этом году?
Меррик нахмурился. Он понимал, что я пытаюсь к нему подольститься.
– Ягодный торт со взбитыми сливками и глазурью из сладкого сыра, – нехотя проговорил он.
– Звучит заманчиво, – соврала я. Уж на такую мелкую любезность меня точно хватит. – Хочешь, я его разрежу? – Я подошла к столику, где стоял торт.
Меррик остался на месте, переминаясь с ноги на ногу.
– Мы действительно не собираемся поговорить о том, что случилось? – спросил он, не пытаясь подойти ближе ко мне. – О… происшествии, которое привело к отчуждению?
– К отчуждению, – эхом повторила я и взяла в руки нож и лопатку для торта.
– Я не видел тебя целый год, Хейзел.
И чья в том вина? Слова вертелись на языке, но мне хватило ума промолчать. Если бы я это сказала, нам обоим стало бы только хуже.
– Я думала, ты не хотел меня видеть.
– Конечно, хотел. – Он всплеснул руками, и этот жест настолько не подходил грозному богу Устрашающего Конца, что я не сумела сдержать улыбку. – Я скучал по тебе, Хейзел, – признался он. – Ты единственная на свете, кого я… Я очень долго не виделся со своей крестницей.
– Тогда почему ты не приходил? Мне ведь неизвестно, как тебя найти.
– Я считал, тебе не хочется меня видеть. – Он почти повторил мою фразу.
Мне хотелось смеяться. Сколько я знала Меррика, он никогда не принимал во внимание мои желания. Распоряжался мной и моей жизнью по собственной прихоти, которую не удосуживался объяснить. Приходил когда вздумается, не считаясь с тем, удобно мне это или нет. Меррик определил мне судьбу еще до моего рождения и сделал так, чтобы моя жизнь продолжалась столько, сколько нужно ему.
Мне хотелось рвать и метать, накричать на него, высказать свое недовольство с громовой, бьющей наотмашь силой. Я была права. Я не сомневалась, что была права, и желала, чтобы он это понял. Чтобы признал это.
Но я чувствовала, как стремительно портится его настроение, отчего моя кровь стыла в жилах. Поэтому я сдержала свой праведный гнев. Не сказала ни слова.
– Будешь торт? – Я поставила на стол две тарелки и вновь взяла нож. – Кажется, ты опять превзошел себя.
Он тихо хмыкнул и все-таки подошел ближе.
– В этом году нет свечей, – заметила я и поморщилась от собственной глупости.
– Мне было бы неприятно смотреть, как ты их задуваешь. После того… – Он умолк и вздохнул.
Его честное признание отозвалось болью в сердце. Мы не могли продолжать в том же духе – ранить друг друга признаниями настолько острыми, что порезы от них не ощущались, пока не начинали кровоточить.
Меррик не станет меняться. Он оставался собой на протяжении бесчисленных тысячелетий. Неоспоримый. Незыблемый. Такой, как есть. Измениться предстояло мне.
Я вдавила в стол кончик ножа, оставив отметину на лакированной столешнице. Было невыносимо продолжать это притворное празднество, но где мне взять силы отбросить притворство?
– Меррик… – Я нервно сглотнула. – Я должна перед тобой извиниться.
Он резко вдохнул.
– Я никогда по-настоящему не задумывалась, как мой поступок мог отозваться в тебе. Никогда не задумывалась, чего тебе стоило получить эти свечи. Я отказалась от одного из твоих даров. Конечно, ты оскорбился.