Глава 46
УТРО ПРЕДПОЛАГАЕМОЙ КАЗНИ Бодуэна выдалось жарким. В ожидании жуткого мероприятия королевская семья и их гости собрались на высокой трибуне под тентом. Зрители раскраснелись от духоты, потея в нарядных одеждах. Их разморило на жарком солнце.
Слуги делали все возможное, чтобы обеспечить комфорт господам, раздавали веера и фруктовые напитки со льдом, но атмосфера была напряженной, и никто не притрагивался к еде. Сладкий лед таял в бокалах, привлекая мух.
– Какое варварство, – пробормотала Беллатриса, раздраженно обмахиваясь веером, чтобы создать ветерок и отогнать назойливых насекомых. – Человека предают смерти, а они устроили пикник. Вы посмотрите на этих людей… – Она захлопнула веер и указала на компанию горожан, расположившихся на одеялах, расстеленных на траве чуть ниже по склону холма. – Они что, едят жареных цыплят?
Марго откинулась на спинку кресла. Она быстро махала веером, и ее серебряные браслеты звенели, ударяясь друг о друга.
– Я сама себя чувствую жареным цыпленком.
Она выглядела измученной. Воротник ее платья наглухо закрывал шею до подбородка. Многослойная мантия укутывала ее с головы до пят, так что виднелись лишь кисти рук и носки плотных туфель. Я не знала, почему Марго так оделась: она сама выбрала наряд или это облачение подобрала ей храмовая прорицательница? Среди гостей королевской ложи было несколько жриц из Белого храма, одетых в легкие платья из тонкой ткани, с голыми руками и босыми ногами.
Рядом с Марго сидела Юфемия, сонная, вялая и безучастная. Ее нарядили в роскошное платье из тяжелого парчового атласа – такого же ослепительно-голубого оттенка, как небо над головой. Ее круглые щечки горели жарким румянцем. Опасаясь, как бы с ней не случился тепловой удар, я велела слуге принести ей побольше холодной воды.
– Почему нам нельзя вернуться домой? – жалобно спросила она.
– Ничего не начнется, пока не придет папа, – ответил ей Леопольд, продолжая осматривать толпу в поисках короля, который задерживался.
– А когда он придет? – Юфемия сердито надула губы. – У меня болит голова.
– Пей больше воды, – сказала я, еле ворочая языком. От жары я погрузилась в туманную полудрему. Жаль, что нельзя расстегнуть тесный лиф и обмахнуть веером грудь. – Нам всем надо пить больше воды.
Мне хотелось раскрыть им тайну главного события этого дня. Казни не будет. Король собирается помиловать брата. Он сохранит Бодуэну жизнь, хотя и отправит в изгнание. В монастырь богини Священного Первоначала на дальнем юге, у самой границы. Там Бодуэн примет обеты служения, бедности и молчания и останется в монастыре до конца своих дней. Но Марниже заставил меня поклясться, что я никому ничего не скажу. Элемент неожиданности станет его главным козырем, призванным обеспечить общее согласие с его решением. Сегодня утром я виделась с королем, когда меня вызвали провести быстрый врачебный осмотр. Марниже был не на шутку взволнован и беспокойно расхаживал из угла в угол, излучая почти ощутимые волны тревоги и экзальтированного восторга. И того и другого в равной степени. Когда все закончится, я пропишу ему длительный отдых.
– Пусть вам сопутствуют радость и благополучие, – раздался приятный, хорошо поставленный голос из глубины ложи.
Мы обернулись в ту сторону. Как и следовало ожидать, прибыла новая делегация верховных жрецов. Каждый храм Шатолеру прислал представителей из высших кругов, чтобы они наблюдали за казнью с королевской трибуны, предоставляли духовную поддержку нуждавшимся и придавали событию необходимую торжественность.
– Амандина, – поднялась я навстречу верховной жрице Расколотого храма, – рада видеть вас снова.
Я часто бывала в Расколотом храме, навещала сирот и беженцев, помогала по мере сил и возможностей – и сокрушалась, что разбитые сердца нельзя вылечить так же легко, как телесные недуги. Амандина всегда была рядом с детьми, раздавала еду и одежду так же щедро, как объятия, ласковые слова и благословения.
– Хейзел, – приветствовала меня жрица. – Сегодня поистине радостный день. Триумф и Победа осыпают нас благословениями. Благодать дарит свою лучезарную улыбку. – Неизвестно, как долго она продолжала бы сыпать избитыми фразами, но к нам подошел высокий мужчина в жреческом одеянии. Мой брат.
– Хейзел! – воскликнул он и заключил меня в объятия. – Я не думал, что встречу тебя сегодня. Какая радость! Какое блаженство!
Я украдкой взглянула на Леопольда. Интересно, помнит ли принц, как мой брат гнался за ним по коридорам Расколотого храма в тот день, когда он приехал меня спасать?
– Я не знала, что братство Излома тоже будет присутствовать. – Я отстранилась и посмотрела на брата, с трудом сдерживаясь, чтобы не поморщиться. Я не могла привыкнуть к его жутким шрамам. Свежий порез рассекал щеку от виска до подбородка, придавая его лицу сходство с разбитым зеркалом.
Он широко улыбнулся:
– О да. Верховный жрец Теофан велел мне зайти в королевскую ложу, прежде чем… э-э… Прежде чем все начнется. – Он кивнул в сторону статного пожилого мужчины, который пытался завести разговор с Беллатрисой. – Я готовлюсь к новому назначению. Скоро я займу место в верховном совете Расколотого храма.
– Берти, это чудесно, – сказала я, не понимая, что это значит.
– Бертран, – быстро поправил он, бросив взгляд на Теофана. – Мне уже двадцать лет. Я мужчина. Верховный жрец считает, что мне пора отказаться от детского прозвища. К этому придется привыкнуть, но это поистине благословение. И великая радость.
– Так и есть. – Мне стало неловко, что я забыла его поздравить. – С днем рождения, пусть и с опозданием. – Я встала на цыпочки и чмокнула его в покрытую шрамами щеку. – Счастья и долгих лет жизни.
– И тебе тоже, сестренка. – Он приложил два пальца к моему лбу, призывая благословение своих богов. Я с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. – Пусть Радость и Благодать будут к тебе щедры и благосклонны в наступившем году.
Он завершил ритуал, оглядел королевскую ложу и нахмурился, увидев Марго, которая подливала холодной воды в кубок оцепеневшей от жары Юфемии и одновременно пыталась обмахивать ее веером. Лицо у провидицы покраснело и блестело от пота.
– Нужен лед, – объявила она, не обращаясь к кому-то конкретно. – Принцессе нужен лед. – Она вручила Юфемии кубок с водой и выбежала из ложи.
– Как хорошо, что твои милосердные боги разрешают носить тонкий лен, – сказала я с легким смешком.
– Поистине, боги удачи сегодня в ударе, – задумчиво протянул Берти, вытер вспотевший лоб и вновь огляделся по сторонам. – Вижу, принц вернулся домой.
Леопольд встретился взглядом с Берти и тут же отвел глаза.
– Да. Он вернулся вчера. Как раз к… назначенному событию.
– К празднику, – перебил меня Берти. – Это праздник, Хейзел. Мир вернулся к нам. Благодать очень довольна, и Реванш получит свою долю. Какой восхитительный день! Какое блаженство! Какая радость!
Я хотела кивнуть, но было жарко, и меня охватила лень.
На вершине стены, окружающей Шатолеру, выстрелила пушка, давая сигнал к началу.
Берти кивнул верховому жрецу и опять посмотрел на меня. Его густые, располосованные шрамами брови сошлись на переносице.
– Прошу прощения, но мне пора. Наши встречи всегда так быстротечны.
– Ты не останешься с нами?
Он покачал головой, и уголки его губ дернулась в гордой улыбке:
– Нет. Теофан дал мне другое задание. – Он просиял, его глаза загорелись ревностным блеском. – Для меня это великая честь. Такое благоволение! Такая удача! Сегодня я стану десницей Реванша…
Верховный жрец многозначительно кашлянул, и мой брат осекся и покраснел:
– Мне пора, Хейзел. Но мы увидимся позже. После всего.
– После всего, – эхом повторила я, слегка растерявшись. – Ты будешь вечером на балу?
Хотя братство Излома не одобряет подобных мероприятий, Берти кивнул и поспешил прочь, растворившись в толпе. Я сосредоточила внимание на пустом эшафоте, желая лишь одного: чтобы все быстрее закончилось.
– На моей памяти еще не было такой жаркой весны, – сказал Леопольд, внезапно оказавшись рядом со мной. – Какое блаженство! Какая радость!
Меня рассмешило, как ловко он передразнил Берти. В сердце вспыхнул игривый огонек. Я не думала, что мне когда-нибудь доведется вновь испытать то самое чувство. Не после Кирона. И точно не к Леопольду. Но оно затрепетало в груди, подобно пугливому порханию бабочки.
Я знала, что не должна поддаваться. Знала, что Марниже не одобрит подобных чувств. Но они были слишком прекрасны, чтобы от них отмахнуться.
К тому же король пребывал в снисходительном расположении духа.
– Здесь душно и тесно. Может, отойдем вон туда? – предложил Леопольд громче, чем нужно, взял меня под локоть и отвел в дальний угол королевский ложи. – Ты же видела папу сегодня утром? Как у него настроение? Только честно.
– Он… очень взволнован, – призналась я. – Его настроение меняется как маятник. Когда все закончится, ему нужно как следует отдохнуть. Его нервы… расшатаны.
Он молча кивнул.
– А как настроение у вас? – спросила я. – Только честно.
Если он и заметил, что я повторила его вопрос, никак этого не показал.
– Я… Наверное, тоже взволнован. С одной стороны, как солдат, побывавший на фронте – почти год в окопах, в грязи, под дождем, под обстрелом из пушек, – я рад, что сегодня будет покончено с реальной и опасной угрозой. С другой стороны, мне грустно. По многим причинам.
Мне хотелось сказать ему о решении короля. Хотелось, чтобы Леопольд знал заранее, что его отец выберет милосердие. Все, что угодно, лишь бы не видеть отчаяния у него на лице. Но я дала слово.
– Вы с ним были очень близки, с вашим дядей?
– Нет, – медленно произнес он. – А теперь у меня и не будет возможности узнать его поближе. Папа много рассказывал, каким он был до… до того, как покинул дворец. Бодуэн – старший из них двоих, ты знала?
Я покачала головой.