– Прости, прости, прости, – твердила я как заведенная. Желудок снова скрутило. Я с трудом проглотила горькую желчь. Она обжигала мне горло, но я не могла допустить, чтобы меня стошнило в присутствии принца. – Прости.
Я не понимала, перед кем извиняюсь: перед ним или перед его дядей.
– Хейзел, – повторил Леопольд и опустился на колени рядом со мной. Я отвернулась, пытаясь скрыть свою слабость. – Хейзел, тебе не за что просить прощения. Ты ни в чем не виновата… Что с тобой? Ты вся дрожишь.
Я покачала головой, хотя и правда дрожала. Он прижал ладонь к моей спине, будто пытался согреть. Будто воздух не был знойным, и влажным, и густым, словно ил, пронизанным медным привкусом крови.
Мне было нечем дышать. Казалось, что земля перевернулась, ее ось покосилась, и я потеряла чувство равновесия. Что случилось с королем Марниже? Как он мог так поступить? И если бы только с Бодуэном. Он поднял восстание и развязал кровавую гражданскую войну, замыслив свергнуть законного короля. Но его жена… Его сын, совсем юный…
Марниже обрек их на смерть зрелищно и с поистине королевским размахом. В лучших традициях оперных злодеев.
Воспоминание о черном черепе у него на лице захлестнуло меня. В горле вновь всколыхнулась горячая желчь. Хотелось вжаться в землю, положить отяжелевшую голову на грудь Леопольда и отдаться тьме, затаившейся в ожидании. Пусть приходит и забирает меня. Хотелось… хотелось…
Уже теряя сознание, я успела отодвинуться, чтобы не упасть на руки наследного принца. Перед глазами плясали яркие вспышки света, в их ослепительном блеске я смогла различить лишь одно: моего брата.
Берти сошел с эшафота как герой, вернувшийся с победной войны. Запрокинул голову к небу, подставляя лицо золотому сиянию своего звездного часа, а затем наклонился, подхватил с мостовой отрубленную голову Бодуэна и триумфально поднял ее на вытянутой руке. Толпа взревела и принялась скандировать имя короля Марниже. Мой мир померк.
Позже из темноты выплыл голос:
– Хейзел, очнись.
Предположительно – позже. Гораздо позже и где-то в другом месте. Но я не знала наверняка. Веки казались слишком тяжелыми, и у меня не было сил, чтобы вырваться из глухого беспамятства. Открыть глаза и увидеть ужас этого страшного мира.
– Выпей воды, – произнес тот же голос, и я почувствовала, как к моим губам поднесли стеклянный бокал.
Я пила благословенную воду большими глотками. Прохладную воду, подслащенную мятой и огуречным соком. Именно так я поняла, что нахожусь во дворце, потому что нигде, кроме как во дворце, не станут подслащивать воду мятой и огурцом.
Человек, державший стакан, издал сухой хриплый звук, который, видимо, обозначал смех.
– Я теперь тоже вроде как лекарь. Исцеляю целительницу.
Леопольд сидел рядом со мной и осторожно поддерживал бокал с водой, чтобы мне было удобнее пить.
Леопольд. Он протянул руку и притронулся пальцами к моему лбу.
– У тебя жар, – тихо пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.
Вопреки доводам разума я открыла глаза и прищурилась, глядя на него в тусклом свете. Я лежала в постели у себя в спальне. Шторы на окнах были плотно задернуты. Леопольд сидел на краешке моей кровати, у него на лице застыло выражение серьезной обеспокоенности.
Я растерянно смотрела на него, уверенная, что у меня начались галлюцинации.
– На самом деле вы неправильно проверяете температуру. – Я с трудом приподнялась и пристроила под спину подушки, чтобы можно было сидеть, не опасаясь, что я вновь потеряю сознание.
– Неправильно?
В полумраке его голубые глаза казались почти черными. Это напомнило мне нашу первую встречу. Тогда он тоже застал меня спящей.
– Вы держали бокал с водой, и она охладила вам пальцы. Когда трогаешь что-то холодными пальцами, все, что угодно, покажется горячим, – сказала я, кивнув на графин, стоящий на тумбочке у кровати. – Можно еще воды? – Мои руки были будто набиты глиной, и я не могла ими пошевелить.
Леопольд налил мне воды и поднес бокал к моим губам.
– Спасибо, – сказала я, откинувшись на подушки.
– А как надо правильно проверять температуру? – поинтересовался он, не выпуская бокал из рук на случай, если мне снова захочется пить. – Вдруг мне когда-нибудь пригодятся навыки в лекарском искусстве. Возможно, я даже сделаю неплохую карьеру на этой стезе.
Я смотрела на него, не в силах примирить свои первые воспоминания о Леопольде с принцем, который сейчас сидел рядом со мной. Он был похож на кусочек головоломки, который сильно истерся, утратив первоначальную форму, и больше никогда бы не встал на предназначенное ему место.
– Лучшее, что вы можете сделать, – поддразнила я, – это вызвать лекаря, который все сделает за вас.
Он улыбнулся, но собирался дождаться ответа на свой вопрос.
– Внутренней стороной запястья, – сказала я, уступив. – Температура на этом участке наиболее стабильна, что позволяет почувствовать изменения температуры у кого-то другого.
Он молча протянул руку и приложил свое запястье к моему лбу. Прикосновение было на удивление нежным. Я никогда бы не подумала, что Леопольд на такое способен.
Он прикасался ко мне пару секунд, но мне показалось, что прошла вечность, долгая и напряженная.
– По-моему, все же горячо, – наконец сказал он.
– Тепловой удар, – поставила я диагноз. – Не верится, что я грохнулась в обморок.
– Это от потрясения. После казни, – тихо проговорил он. – Неудивительно, что тебе стало дурно.
Я покачала головой и тут же об этом пожалела.
– На самом деле я не такая уж слабая.
– Я не говорю, что ты слабая, но тебе и не нужно доказывать свою силу, – ответил он. – Не сомневаюсь, что ты видела в жизни немало ужасов. Но сейчас… – Он обвел рукой комнату. – Мы здесь одни. Никто не узнает, что ты не железная.
Я беспокойно заерзала, радуясь, что меня не раздели, пока я лежала без чувств. Я по-прежнему была одета в парадное платье, но все же натянула покрывало на грудь, чувствуя себя голой и беззащитной.
– Спасибо, что позаботились обо мне. И спасибо за ваше благоразумие.
– Это тяжелое зрелище.
– Наблюдать чью-то смерть?
– Наблюдать, как жизнь отнимают насильно, – поправил он.
В памяти промелькнуло лицо отца. Его потрясение и ужас, когда он осознал, что сейчас все закончится. Это была первая жизнь, которую я забрала. Папа уходил нелегко.
– Когда я впервые наблюдал смерть вблизи… на фронте, в бою… солдату рядом со мной пробило горло осколком шрапнели… Я закричал и не мог остановиться. – Леопольд облизнул губы. Его голос звенел от напряжения. – Временами мне кажется, что я кричу до сих пор.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, блуждая в тумане воспоминаний. Мама умоляла ее отпустить и выпила приготовленное мной зелье с улыбкой, но остальные…
Да, это было тяжелое зрелище.
– Тебе не о чем сожалеть, – сказал Леопольд. – Это не ты облачила меня в военную форму. Не ты посылала меня в бой.
– Мне все равно очень жаль, – сказала я, зная, что он не прав и что мои действия непреднамеренно привели его на поле боя. Если бы я не спасла Марниже, если бы Бодуэн занял трон… сколько жизней можно было бы сохранить? А сколько жизней было спасено благодаря твоим действиям? На оба вопроса не было однозначного ответа.
– То, что случилось сегодня… Неужели это действительно произошло? – спросила я, чувствуя себя маленькой и растерянной. – Король и вправду?..
Леопольд молча кивнул.
– Он говорил мне, что собирается помиловать Бодуэна. Говорил вчера вечером. Он хотел проявить милосердие. Был готов простить брата. Когда я оставила его с Марго, он был готов… – Я умолкла, не договорив.
Марго пришла после нашего разговора. Они с Марниже совещались до позднего вечера за закрытыми дверями. Мне было неизвестно, что они обсуждали, но король едва не пропустил торжественный ужин по случаю возвращения Леопольда. Еще тогда я подумала, что это странно, но списала его опоздание на королевские дела и обязанности: в столицу приехало множество высокопоставленных гостей, так что у Марниже наверняка много хлопот. Но вдруг…
– Марго. Она объявила, что ей было видение от богини Священного Первоначала. Может, она что-то сказала вашему отцу? Что-то такое, что заставило его передумать?
– Мой отец – человек переменчивый, – осторожно проговорил Леопольд. – Он легко поддается влиянию тех, кто его окружает. Кто шепчет громче. А ему шепчут все.
– Но казнить мальчика, совсем ребенка? Его родного племянника? Зачем это богине Священного Первоначала?
Леопольд болезненно поморщился:
– Думаю, что богине это не нужно. А вот Марго – возможно.
– Вы уже говорили что-то подобное и сомневались в ее мотивах. Но зачем ей это… то, что сегодня произошло?
Леопольд пожал плечами:
– Я не знаю. Наверное, надо спросить у нее. Но папа… Папа всегда хотел выглядеть сильным. И чтобы молва о его несгибаемой силе разошлась по всему королевству и остановила бы тех, кому придет в голову встать на сторону моего дяди. Это весьма эффективная стратегия.
– Вы с ним согласны? – в ужасе спросила я.
Он решительно покачал головой:
– Нет! Ни в коем случае. Никогда. Но… – Он нервно сглотнул. – Он король. И единственный человек, который не побоялся выступить против него, завершил жизнь на плахе. Так что… – Он осекся, и я поняла, что продолжения не будет.
– Можно мне еще воды? – Слова вырвались слишком резко. Но я оцепенела и потеряла способность думать.
Я никогда в жизни не видела таких страшных смертей, как сегодня. Эти жуткие казни стояли перед глазами, бесконечно вертелись по кругу в сознании. Я вновь и вновь наблюдала, как Берти безжалостно рубит головы семье Бодуэна. Берти. Мой Берти.
Я пыталась вспомнить его таким, каким он был раньше, в нашем детстве. До того, как его забрали на службу богам. До того, как он начал кромсать свое тело во имя вновь обретенной веры. Но у меня ничего не получалось. Я видела лишь человека с топором палача. Человека, который выполнял приказ короля, обезумевшего от мести.