Первыми шли пажи, младшие сыновья из старейших и наиболее родовитых семейств Мартисьена. За ними вереница девочек в слишком больших для них платьях. Они разбрасывали лепестки желтых роз по пути шествия короля, устилая ковер у него под ногами благоуханным покровом.
Затрубили фанфары. Толпа в бальном зале притихла в ожидании прибытия монарха.
Марниже прошествовал вниз по парадной лестнице. Следом за ним, отставая всего на шаг, шел Леопольд. Следующей была Беллатриса. За ней Юфемия за руку с Марго.
Надо признаться, я смотрела в спину провидицы с обидой и завистью. Ее место рядом с королевской семьей было надежно закреплено, даровано без раздумий, в то время как мое положение при дворе вдруг стало шатким, и я могла лишиться всего.
Я тебя уничтожу. Что имел в виду Марниже? Меня выгонят из дворца? Вышлют из Мартисьена? Приговорят к смертной казни и Берти отрубит мне голову?
Я невольно поежилась. Мне хотелось развернуться и убежать, но Алоизий толкнул меня вперед, в группу герцогов и герцогинь. Министр финансов и министр иностранных дел следовали вплотную за мной, так что сбежать было невозможно.
К тому времени, когда я спустилась по лестнице, королевская семья уже прошла в глубину бального зала, приветствуя гостей улыбками и кивками. Марниже приблизился к возвышению, где стоял трон, и поднялся по ступеням. Оркестр грациозно завершил музыкальную пьесу, и в зале воцарилась полная тишина.
– Друзья! – Король протянул руки к собравшимся. От прежнего гнева не осталось и следа, его улыбка сделалась по-отечески теплой. – Я с большой радостью и удовольствием приветствую вас в этом зале, где мы вместе отметим – отпразднуем – завершение мятежа, завершение нашей борьбы, завершение войны!
Зал накрыла волна бурных аплодисментов, и король сделал паузу, давая понять, что он ценит восторг подданных. Из дальнего угла, где стояла королевская стража, донесся пронзительный свист. Среди гостей раздался одобрительный смех, кто-то пытался свистеть в подражание гвардейцам.
Толпа неистовствовала. Я не понимала этого ликования: оно бередило мои душевные раны и укрепляло уверенность, что мне нужно уйти. Нужно сбежать. Их улыбки были слишком широкими, их восторг не знал меры. Зал звенел напряжением – каждому хотелось угодить королю до такой степени, что пылкое рвение граничило с маниакальным умопомешательством.
– Это был трудный, тяжелый год для нас. Были раздоры и неопределенность, были разлад и болезни, но мы раз за разом одерживали победу. Мы покончили с тремором, и сегодня, со смертью моего вероломного брата, мы оставили в прошлом страхи и тяготы этого года. Мартисьен смотрит в прекрасное светлое будущее, благословленное богами на радость и процветание. И поэтому, дорогие друзья, давайте праздновать и веселиться! Давайте пировать, и смеяться, и провозглашать тосты за тех, кто не дожил до этого дня. Давайте почтим память павших, но будем помнить, что мы с вами живы, мы победители и мы должны радоваться. Веселиться и танцевать! Начнем маскарад!
Зал разразился новыми аплодисментами, и музыканты торопливо зашелестели нотными страницами.
Леопольд шагнул к краю тронного возвышения с намерением спуститься в зал и пригласить меня на танец, но Марниже его остановил. Король обвел взглядом толпу и указал на посла дружественной державы, недавно прибывшего ко двору. Рядом с послом стояла его дочь, очень красивая девушка. Взмахом руки Марниже подозвал ее к себе, а затем почти вытолкал их с Леопольдом на танцевальную площадку.
Матео подошел к трону, отвесил королю галантный поклон и спросил позволения пригласить Беллатрису на первый танец. Марниже, похоже, остался доволен почтительным отношением бравого офицера, и пара отправилась танцевать.
Как только оркестр заиграл мелодию, Юфемия схватила отца за руку и потянула за собой, чтобы не пропустить ни секунды танца.
Это был мой шанс. Сейчас я могла бы уйти незамеченной. Я могла бы подняться наверх, запереться в своих покоях, поплакать, а потом придумать, что делать дальше. Собрать вещи. Кричать от бессилия. Снять нелепую диадему и пышное платье и снова почувствовать себя собой.
Но мои ноги словно приросли к полу. Мое внимание было приковано к танцующим парам.
Разумеется, я понимала, что не пара наследному принцу. Король никогда не одобрил бы наш союз. Я не могла предложить ни достойного политического альянса, ни богатого приданого, ни беспечного очарования, ни обещания красивых детей. Но мне казалось, что я нравлюсь Марниже, что он относится ко мне по-доброму и никогда не задвинет в тень с жестокой насмешкой. Было больно осознавать, как сильно я ошибалась.
Для короля я лишь прислуга, пусть и наделенная особым талантом. Служанка, к которой обращались, когда требовалась ее помощь. Придворная целительница и ничего больше.
Я подумала о свече, которую ему отдала – о свече, которую потратила зря, – и мне захотелось заплакать. Меррик оказался прав. Почему я его не послушалась?! Почему не послушалась указаний черепа?!
Я чувствовала себя несчастной и жалкой. Было жарко, кровь кипела. Платье казалось слишком тесным. Меня подмывало подхватить блестящие юбки и бежать прочь – из дворца, из столицы – и начать новую жизнь где-нибудь в захолустье, в городке, где никто не знает меня, не знает о моем прошлом и жутких вещах, которые я совершила.
Так беги, если хочешь, прошептал внутренний голос. Ты можешь, я знаю. Нет ничего постыдного в том, чтобы отвернуться от тех, кто отвернулся от тебя.
Леопольд и дочь посла танцевали рядом со мной. Я чувствовала, что он пытается встретиться со мной взглядом, но не могла посмотреть на него, не могла оторвать глаз от его прелестной партнерши – от ее идеального лица в форме сердца, ямочек на щеках и скромно опущенных ресниц. Она излучала изящество и уверенность, которых мне никогда не достичь. Она выглядела уместно в объятиях Леопольда, словно была для этого рождена. И наверное, так оно и было. Она – да, а я – нет.
На глаза навернулись горячие слезы. Зрение затуманилось, предупреждая, что я вот-вот расплачусь. Я отвернулась и принялась искать взглядом выход, самый быстрый путь к бегству. Король Марниже не увидит, как я плачу. Я не доставлю ему этого удовольствия. Но прежде чем я успела сбежать, на мою руку легла маленькая ладонь.
Первый танец завершился, и Юфемия разыскала меня для второго, который я ей обещала.
– Ты куда, Хейзел? – спросила она. Ее огромные голубые глаза были полны искреннего беспокойства. – Разве ты не хочешь потанцевать?
Я усиленно заморгала, надеясь, что маска скроет слезы. Моя улыбка дрожала, и я не сомневалась, что моя показная веселость не обманет принцессу.
– Конечно, хочу! Я как раз собиралась тебя разыскать!
– Я была тут! – рассмеялась она. – С папой. Пойдем.
Она потащила меня танцевать. Я нервно огляделась по сторонам, пытаясь понять, где сейчас король, но его поглотила толпа, жаждущая услышать его рассказ о последних минутах жизни Бодуэна.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Юфемия? – спросила я, когда мы с ней остановились под огромной хрустальной люстрой. Даже сквозь кружевную вуаль было видно, что щеки принцессы лихорадочно раскраснелись, а глаза отливали стеклянным блеском.
– Ты была права! – воскликнула она, обмахивая лицо. – Здесь жарко!
– Я тебе говорила! – Я попыталась рассмеяться.
Мое сердце болезненно сжалось. Я осознавала, что вижу Юфемию в последний раз. Как только наш танец закончится, я ускользну в свои апартаменты, соберу вещи и скроюсь в ночи. Я не представляла, куда мне идти, но это было неважно. Куда угодно, лишь бы подальше от короля с его неустойчивым нравом, который колеблется от буйных взлетов до опасных падений. Подальше от юноши, который пленил мое сердце. С которым нам никогда не быть вместе.
Меня не волновали детали побега. У меня были деньги, и немалые. Их хватит, чтобы уехать из Мартисьена. А что дальше, не важно. Целители нужны повсюду. Где бы я ни оказалась, у меня будет работа. Я сумею устроиться даже без волшебного дара. Смогу заработать себе на жизнь.
Меррик, конечно, об этом узнает. Рано или поздно разыщет меня, где бы я ни спряталась. Мне было известно, что в других странах поклоняются иным богам, но я думала, что это другие обличья тех богов, которых я знала с детства. Смерть всегда смерть, как ее ни представляй.
– А ты хорошо себя чувствуешь, Хейзел? – спросила Юфемия, прервав мои мрачные размышления. – У тебя слезятся глаза.
Я отбросила невеселые мысли и решила сосредоточиться на здесь и сейчас, на нашем танце, на последних мгновениях с девочкой, которая стала мне как сестра. Дороже и ближе родных.
– Со мной все хорошо. – Я порывисто подхватила Юфемию на руки и закружила в тесном объятии. Я подняла ее так резко, что с нас слетели маски, зато у меня появилась возможность быстро прижаться губами к ее виску. – Просто я думала, как сильно буду скучать по тебе, когда ты ляжешь спать.
Она рассмеялась и обхватила меня за шею, продлевая наше объятие. Я прижимала ее к себе, пока у меня не разболелись руки. Я чувствовала, как ее подбородок упирается мне в ключицу, пока она наблюдала за танцорами через мое плечо.
В конце концов ее маленькое тело стало слишком горячим и тяжелым. Когда последние ноты затихли, я опустила ее на пол и схватилась за ноющую поясницу.
– Спасибо за чудесный танец, – сказала я, желая с ней попрощаться, но так, чтобы не выказать своих намерений. – Я его никогда не забуду.
Юфемия наклонилась в поисках наших масок. Первой она нашла свою и прикрепила ее на место.
– Я не вижу твоей! – с беспокойством проговорила она, а потом подняла взгляд и просияла. – Но, Хейзел! Ты сегодня такая красивая! Тебе и не надо прятаться под маской!
Я вытерла вспотевший лоб. Я и вправду упарилась, пока держала ее на руках, кружась в танце. Сейчас я точно не ощущала себя красивой.
– Ой, ты смазала пудру, – расстроилась Юфемия. Она схватила мою руку, перевернула ладонью вверх и показала мне пятно золотой пудры.