Залихватский был подавлен и испуган. И был согласен со справедливостью сатанинских слов. Да, он милосердный человек… Оправдываться было бессмысленно, и писатель молчал.
– У меня черти без работы остались, с голоду дохнут! – вдруг выкрикнул сатана зло. – Сука ты, тварь и мракобес! Понял?!
Залихватский с опаской кивнул в знак согласия.
– Возьми, сволочь! – кинул ему сатана пластик жвачки. – Жуй и только попробуй проглотить! Отправляйся на свою грёбаную землю и будь праведником! Если не захочешь – то заставлю!
Уволенный наместник, не медля, занямкал жвачку. Последние слова сатаны, что он услышал – были таковы:
– Я заставлю тебя быть праведником, Андрюха! Видеть тебя не желаю… у себя…
…блеклая мертвенная вспышка, и Залихватский… ощутил себя на своём диванчике. Рядом лежал кейс, а в нем один североамериканский доллар. И всё. Больше ничем ему Сатана не помог. Расскажи кому о такой сделке с нечистой силой – засмеют…
Госпожа удачаПовесть. Чёрная комедия
На диком пустыре столицы встретились две банды, и обменялись изящными кожаными кейсами. В одном по традиции лежали деньги, а в другом – старинная икона. После того, как обмен состоялся – обе банды разошлись в разные стороны.
– Один, три, пять, восемь… – считал секунды Михал Михалыч. Он ободряюще крикнул:
– Ложись, братва! – и первым упал на пыльную столичную землю. Команда шлёпнулась рядом.
– Чёрт! – удивился Громила, наблюдая как в его руках взрывается кейс. Его с сильно изрезанными животом и ногами швырнуло наземь, а потом оземь. Фальшивые доллары застлали горячее небо.
Да-с, мафия бывает не только бессмертной, но и смертной.
Прошло сколько-то секунд. Банда Михал Михалыча встала насмешливым кругом над истекающей кровью бандой Громилы. Испуганным звеном в кругу насмешки выступал Жора, но это никого не волновало.
– Ах, Михал Михалыч! – совсем не восторженно вымолвил Громила. – Я тебе честно принес подлинник. А ты… Ты – тварь.
– Тварь – это ты! Мёртвая. – Михал Михалыч с нажимом наступил Громиле на половое яйцо. – Моя идея с фальшивыми баксами и бомбой в чёрном изящном кейсе была великолепна.
Подлец щелкнул пальцами. Тут же услужливые руки подали блестящий инструмент – нечто среднее между плоскогубцами и ножницами – Яйцерез. Главарь плотоядно облизнулся, помедлил… и ещё раз щелкнул пальцами. Руки исчезли вместе с инструментом. Полураздавленное яйцо Громилы благодарно всхлипнуло.
– Жора, покажи мне рисунок! – важно сказал Михал Михалыч, отходя в сторону. – Братва, пристрелите всех!
Жора преданно открыл кейс и показал икону Михал Михалычу. А чуть в стороне загромыхали пистолетные выстрелы, и полилась человеческая кровища…
Примерно в это же самое время Госпожа удача привела армейского дезертира на городскую помойку и сдала в руки артели интеллигентных бомжей. Вита целовалась с папой, трое братьев-близнецов искали встречи после долгой разлуки, а кот готовился к исповеди. Орхидеи-люб рыскал по Петровскому парку, а менты Свинук и Свинятин разрабатывали операцию по поимке Михал Михалыча…
Сутки назад
– Докладывай, Аристофан Андрюшкин! – последовал приказ.
– Сегодня, в пять часов утра, в моей роте произошла массовая бойня. Двое первогодков расстреляли из автоматов четырёх старослужащих, – лицо Андрюшкина озарила томительная грусть. Он смущенно прокашлялся.
В кабинете командира подмосковной части наблюдался кворум офицеров. А именно:
Андрюшкин – круглолицый, жизнерадостный капитан.
Командиры трёх других рот – Активин, Пассив и Хомяков.
Заместитель командира части – вальяжный майор Косяков.
Гоголев – суровый подполковник, хозяин кабинета. Он сурово поправил:
– Я тебе не приказывал кашлять, капитан.
– Простите… – Андрюшкин преданно взглянул на начальника. – Иванов, Петров, Сидоров въехали на небо сразу. Раненный Брат Иванова отвезён в госпиталь…
– Разрешите? – как в школе поднял руку Косяков, вставая.
– Разрешаю.
– Брат Иванова отбросил копыта, – меланхолично сказал Косяков. – Наш медик части установил, что пуля прошла в сантиметре от печени. Однако госпитальный врач увидел, что пуля пробила печень. Брат Иванова поздоровался с ангелами ещё в части, просто наш медик не вкурил. Парню не повезло, как и брату… – майор грустно сел.
– Кстати, о везении! – подпрыгнул капитан Андрюшкин. – Одному из убийц помогает Госпожа удача. Короче, ребята, как-то раз был такой прикол… – он широко улыбнулся.
– Андрюшкин, убери идиотскую улыбку! – напыжился Гоголев. – И не забивай нам мозг всякой мистической ерундой. По сути!
Капитан немедленно вытянул руки по швам, и гаркнул:
– Виноват! Спешу доложить, что бойню устроили Баев и Клюев. Оба сибиряки, отслуживавшие по три месяца.
– Причины?
– Думаю о них… Видите ли, товарищ подполковник, личными отношениями бойцов я сильно не интересовался. Но… – Андрюшкин неловко пошарил по лицам офицеров, ища помощи.
– Стопудовая причина – это «дедовщина»! – продекламировал Косяков.
Капитан искупал майора в своей признательности. Тот приосанился и стал набивать косяк.
– Угу… – изрек Гоголев, поднимаясь со зловещим видом.
Активин и Пассив в страхе обнялись. Косяков делал вид, что занят свой папироской, а Андрюшкин непроизвольно сделал шаг назад – к выходу.
– Скоро здесь будет расстрельная комиссия по изучению причин бойни! Из Столицы, мать вашу! – зарычал Гоголев. – И комиссия причины найдёт! Как мы все понимаем, на солдатиков комиссии плевать, но на общественное мнение она плевать не может. – Подполковник пристальными глазами ощупал офицеров. – Короче, сейчас каждый командир чешет в свою роту и проводит беседу с личным составом. Неуставных отношений у нас нет, и никогда не было… Ясно?!
– Товарищ подполковник, – осторожно встрял Хомяков. – А если поганцам приспичит бабахнуть из орудия? Против пушки не помогут и бронежилеты.
– В каком смысле – из пушки!?
Андрюшкин шагнул вперед и отчитался, вскинув руку к виску:
– Товарищ подполковник, мои дезертиры угнали танк!
Гоголева обуяла всеобъемлющая печаль:
– Я ничего не знал про танк…
– Зато теперь знаете, – небрежно обронил Косяков, слюнявя папироску.
– Драные киллеры не просто угнали танк, – дополнил Активин.
– Они вынесли ворота части, а потом уже удрали, – добавил Пассив.
– И куда? – совсем растерялся Гоголев.
Ответом ему было молчаливое недоумение офицеров.
– Пока, Тимон!
– Бывай, Валера!
Прощание дезертиров произошло на Тёплом стане, между двумя местными ТЦ. Незадолго до этого они поймали на Можайском шоссе машинку, которая и довезла их до нужного места по МКАДу. Впрочем, конечным пунктом мог быть любой другой район Москвы, но молодые люди в столице не были ни разу и приехали туда, куда (собственно) ехала попутка. Угнанный танк и армейскую форму ребята оставили недалеко от Можайки, в лесу. Там же, в лесу, и переоделись. Однако автоматы и вещевые мешки не бросили. Оружие – было начинено боевыми патронами, а вещмешки – были под завязку набиты денежными банкнотами. Ситуацию в деталях знали только они сами, и трупы двух гражданских, валяющихся в лесополосе на Можайском шоссе.
Клюев и Баев разошлись в разные стороны – каждый к своему ТЦ. На армейские автоматы никто не обращал внимания. А если и обращал, то в следующее мгновение забывал об этом.
На территорию армейской части, через ворота без ворот, проехал танк и деловито зафырчал вглубь двора. За действием, со злобной гримасой, наблюдал Гоголев – из окна кабинета.
В кабинете возник майор Косяков. Он залихватски отдал честь и заорал в задумчивый затылок начальника:
– Николай Николаевич! Танк притаранили назад!
– Вот не надо мне орать под ухо об очевидных для меня вещах, – скривился Гоголев, отворачивая затылок к окну. Взору майора предстала мрачная усмешка подполковника.
Косяков сосредоточенно икнул. Добавил несколько развязно:
– Возле танка нашли два гражданских трупа. Абсолютно голые, даже без исподнего, – заместитель вдруг заливисто захохотал.
– Что за чёрт?! – подполковник отлепил зад от подоконника и взял майора за грудки. – Почему ты ржешь, сукин сын!?.. Скажи, что это смешно, твою мать, давай-ка, скажи!..
Косяков таращил недоуменный взгляд. Он выдал, как само собой разумеющееся:
– Виноват, но… Я не понимаю, зачем с трупов сняли исподнее?.. Наша доблестная армия каждому солдату выдает по законной паре труселей! Какого хрена чужие? Лично я бы никогда не надел…
Гоголев отпустил китель зама. Пожевал хмурые губы. Сел за стол. Изрёк, морщась:
– Значит, дезертиры грохнули гражданских ради шмоток.
Майор следил за командиром пустыми глазами. Гоголев закурил и инертно сказал:
– Скоро в этом кабинете нарисуется человек из военной прокуратуры. – Он выпустил несколько проникновенных колец дыма из носа. – Сергей Сергеич, откуда у сопляков такая жажда крови? Я догоняю, если б солдаты просто удрали. Такие побеги я видел много раз… Но дезертиры грохнули уже шесть человек, и – по ходу – это не предел! Как смотреть в материнские глаза покойников, как оправдаться перед Законом, что скажет президент?!..
Пустые глаза Косякова обволокла ироничная пелена.
– Ну, вы Пафосом-то сильно не машите! Обломаете ненароком…
Реакцию Гоголева опередило появление Андрюшкина, который прямо-таки ворвался в кабинет.
– Разрешите обратиться, товарищ подполковник?! – эту фразу капитан кричал всё то время, пока порхал от порога к командирскому столу.
– Андрюшкин, ты похож на толстого неуклюжего мотыля, – громыхнул новым взрывом внезапного хохота Косяков. – Ой, мля, не могу… – майор совсем не степенно покинул кабинет.