– Эй! – вякнул он, как будто удивленный, что я его припечатал.
Тогда я решил повторить. Бац!
– Прекрати!
Я пошел дальше. Коридор закончился. Надо было выбирать: направо или налево.
– Куда теперь? – спросил я охранника.
– Куда надо.
Я снова резко повернул корпус. Бац!
– Направо надо, направо!
Мы повернули. Эшли сказала, что цела, но я заметил, как тяжело она дышит и морщится на каждом шагу. А у меня разболелась голова. Из-за всей этой беготни и драк или уже началась трансляция на канале «Кропп»?
– У меня бомба в голове, – поделился я с Эшли.
– А у меня пуля в ноге, – встрял охранник.
Я оставил его слова без внимания.
– Называется СУ номер тысяча тридцать один. Оно же маячок.
– Я не знала, – ответила Эшли.
– Об этой штуке или о том, что она у меня в голове?
– Не знала, что тебе ее имплантировали.
– Ну, теперь ты предупреждена. На случай, если у меня хлынет кровь изо всех дыр.
Мы вышли к лестнице.
– Теперь наверх, первый коридор направо, дверь в конце, – подсказал охранник. Мне чудилось, что с каждым моим шагом он прибавляет в весе фунт.
– И куда это нас приведет? – спросил я срывающимся голосом.
– К запасному выходу.
Когда мы наконец достигли цели, я уронил его на пол, схватил за грудки, поставил на ноги и подтолкнул к кодовому замку.
– Если это ловушка, ты умрешь, – пообещал я.
Охранник набрал код. Замигал зеленый огонек, и дверь открылась. Вид был точь-в-точь как на литографиях от «Курье энд Айвз».[14]
Затем через порог шагнул Нуэве, который нацелил ствол в голову Эшли.
– Нет, Альфред, – мягко произнес он. – Умрет она.
03:02:55:21
– Весьма оригинальная и впечатляющая попытка, – заметил Нуэве. – Но в итоге бесплодная. Брось оружие. Ты знаешь, рука у меня не дрогнет – я убью ее.
Я в этом не сомневался. Но еще я понимал, что другого шанса у меня не будет. Сдамся сейчас, и стараниями этого лощеного испанского маньяка проведу остаток жизни в Кэмп-Лоботомии, как подопытная крыса в лаборатории. Такая перспектива меня ничуть не привлекала, но допустить, чтобы он всадил пулю в голову Эшли, я тоже не мог. Вряд ли она сознавала, что у Нуэве на уме, но в тот момент это было не важно. Когда осознает, будет уже слишком поздно. Я превращусь в овощ, а она в труп.
Когда находишься на грани отчаяния и безумия, лучший выход – зигзаг. От тебя ждут, что ты резко метнешься в одну сторону, а ты берешь и поворачиваешь в другую.
Все произошло очень быстро, но по ощущениям – крайне медленно.
Я поднял пистолет.
Нажал на спусковой крючок.
И выстрелил в Эшли.
Нуэве меньше всего ожидал такого развития событий. Это дало мне две секунды форы, и я ими воспользовался: перепрыгнул через мистера Простреленная Нога, с разбегу врезался в Нуэве, заключил его в медвежьи объятия и повалил на землю.
Потом сел на него верхом, поставил ногу на руку с пистолетом, а другую придавил коленом.
– Устройство, – сказал я, приставив пистолет к скульптурной скуле Нуэве. – Где оно?
– В левом кармане.
Сперва я сунул в карман его пистолет, затем переложил в другую руку свой и залез в его левый карман. Завладев коробочкой, я встал и отошел так, чтобы между нами оказался мистер Простреленная Нога.
Нуэве сел и потер отдавленное правое запястье.
– И что дальше? – спросил он. – Вокруг на сотни миль только лес и горы. Как далеко ты рассчитываешь уйти? Если мы тебя не достанем, за нас это сделает стихия.
Я поставил Эшли на ноги и шепотом позвал ее по имени, но она не ответила. Глаза у нее закатились. Времени у меня было в обрез.
– Считай меня психом, но я рискну и выберу стихию, – сказал я и, обхватив Эшли за талию, рванул от Нуэве прочь.
– Альфред, – тихо окликнул он.
Я обернулся.
– Надо было меня пристрелить.
Я отвернулся.
– Ты же понимаешь, чем все кончится, если ты не убьешь меня, – сказал Нуэве. – Я не остановлюсь. И ты это знаешь. Тебе известно, что для меня не существует ни запретов, ни границ. Прикончи меня, и тогда, возможно, директор сумеет уговорить совет, чтобы тебя отпустили. – Он улыбнулся. – Это то, что до́лжно сделать.
– Да, тебя надо пристрелить. И я могу назвать еще пару причин, – ответил я и пинком захлопнул дверь у него перед носом.
03:02:52:28
Мы стояли за шато. Заросший лесом склон уходил вниз, теряясь подножием в тени горной цепи. Дыхание Эшли было прерывистым – изо рта у нее вылетали искрящиеся льдом облачка пара и, прежде чем их уносил ветер, на миг скрывали ее побелевшее лицо.
– Можешь идти? – спросил я.
Эшли что-то пробормотала, приникнув к моей груди. У нее подогнулись колени. Я помог ей устоять и оглянулся на шато. Возле стены – шесть пластиковых мусорных баков. Крышки закреплены прорезиненными шнурами – видимо, от медведей, чтобы не рылись в отходах.
– Сейчас вернусь, – сказал я и опустил Эшли на землю.
Подбежав к бакам, я отцепил одну крышку, но толстый шнур оставил продетым под ручкой. Потом положил ее перевернутой на снег и вернулся к Эшли.
– Что ты делаешь? – спросила она, когда я сгреб ее в охапку.
– На санках когда-нибудь каталась?
– Я из Южной Калифорнии, – с трудом ответила она.
Я усадил Эшли на крышку и пристроился сзади. Эшли подтянула дрожащие колени к подбородку, я крепко ее обнял и придвинулся ближе. Мы еле-еле поместились. Тут позади распахнулась дверь шато, и на снег высыпала толпа агентов в черных комбинезонах. Раздумывать было некогда, собираться с духом тоже и уж тем более париться насчет разумности решения. На склоне не было ни одной тропинки, зато шансов налететь на дерево, проехав всего двадцать футов, – предостаточно. Но если необходимо, то и возможно, а побег с базы АМПНА был острейшей необходимостью.
Я ухватился за металлические крючки на концах шнура и оттолкнулся.
Ночью выпал снег, и это стало нашим благословением и проклятием. Он скрыл упавшие ветки, кустики и корявые корни, но и ехать по свежему снегу вышло быстрее. Крышка от бака была слегка вогнута, и я в известной мере рулил, перераспределяя вес тела и натягивая шнур, как удила. После того как мы пару раз чуть не перевернулись, я крикнул Эшли, чтобы откинулась на меня. Я не осмелился оглянуться и проверить, нет ли погони; агенты вряд ли могли преследовать нас, разве что тоже на каких-нибудь крышках или лыжах.
Зато они открыли огонь. Пули попадали в деревья – в нас со всех сторон летели куски коры и тонкие острые щепки.
Ярдов через триста мы взлетели с небольшого уступа и приземлились так жестко, что при плохом раскладе я вполне мог откусить себе пол-языка. Потом деревья стали реже, и я увидел через плечо Эшли, что склон вот-вот кончится. Мы мчались прямиком к пропасти. Надо было срочно остановиться.
Подобно всаднику, который обуздывает понесшую лошадь, я широко расставил ноги и потянул за концы шнура. Нас закрутило, перед глазами мелькали деревья, снег, камни, небо.
Я автоматически и со всей силы толкнул Эшли и сам нырнул следом. Крышка сорвалась с горы и скрылась в темном ущелье.
Я скользил на спине, неистово тормозя и вонзая в снег пятки. Потом случайно задел рукой Эшли и сразу вцепился в ее плечо. Идиотская мысль: если я не удержусь на склоне, мы упадем вдвоем. Я отпустил ее.
Хрустя снегом, мы замерли в пяти футах от обрыва и после этого долго лежали навзничь, разинув рты и глядя в ясное синее небо. Потом, когда прошла целая вечность, я повернулся к Эшли и увидел, что снег под ней покраснел.
Я не отважился встать, склон был крут, а на снегу легко поскользнуться. Я подполз к Эшли, как морпех на полосе препятствий с колючей проволокой.
– Ничего личного, Эшли, мне пришлось это сделать, – шепнул я ей на ухо, пока расстегивал комбинезон.
Пуля прошла между ребрами слева. Похоже, я задел легкое. Я старался не смотреть, но все равно – клянусь, не нарочно – заметил, что лифчик у Эшли розовый.
Потом я докопался до промерзшей земли и тер о нее ладонью, пока не открылась рана.
Я прижал ладонь к боку Эшли и зашептал в ее покрасневшее от холода ухо:
– Именем Михаила, князя света, приказываю тебе, Эшли, исцелись. Исцелись, Эшли…
Сердце нагнетало кровь в рваную рану на ладони и в тело Эшли.
«Дар… но не богатство».
Эшли открыла глаза и сказала четко и громко:
– Ты дебил, в голове не укладывается, что ты в меня выстрелил.
02:17:16:44
Небо начало темнеть, проклюнулись первые звезды, а температура упала градусов на десять. Эшли опустилась на землю и привалилась к стволу дерева.
– Больше не могу… – срывающимся голосом сообщила она. – Надо передохнуть.
Меня это устраивало. Мы шли вдоль хребта уже не один час, старались держаться ближе к лесу и останавливались только поесть снега и прислушаться, нет ли погони. Снега было вдоволь, а погони не было, хотя один раз я услышал вертолет. Он тарахтел где-то южнее нас, со стороны базы.
– Зачем ты в меня выстрелил? – спросила Эшли.
– Если бы я пальнул в него, он застрелил бы тебя. А если ни в кого, то он убил бы обоих. Нуэве решил, что у меня только два варианта: либо выстрелить в него, либо нет. Поэтому я выбрал тебя. Он думал, что я сделаю «зиг», а я сделал «заг».
– Ты называешь это «заг»?
– Но ведь сработало?
Эшли не ответила, она сидела и дула на руки. Пальцы у нее стали ярко-красными. У нас не было ни курток, ни перчаток, впереди – ночь с температурой ниже точки замерзания. Мой зигзаг еще мог нас прикончить.
Я начал расшнуровывать ботинок.
– Что ты делаешь? – спросила Эшли.
– Видел такое по телевизору, – отозвался я. – Берешь палочку, делаешь смычок из шнурка и трешь о дерево, пока от трения не появится огонь. Мы должны развести костер, Эшли.
– Еще можно написать на снегу огромными буквами: «Мы здесь!»