– Помирай от переохлаждения, если не нравится.
Эшли встала и направилась в лес. Я хотел пойти за ней, но наступил на шнурок и упал ничком, а когда поднял голову, увидел, что Эшли стоит на коленях и разрывает снег. Она рыла быстро, как собака, которая откапывает кость. Снег летел во все стороны.
Я завязал шнурок и подошел к ней.
– Что делаешь?
– Пещеру. Будет быстрее, если поможешь.
Я встал рядом с ней на колени, и вместе мы вырыли нору на двоих. Эшли каждые несколько минут приказывала остановиться, но не для отдыха, а чтобы не вспотеть. На таком морозе пот замерзнет, и ты превратишься в ледяную статую. В каждом жесте Эшли, в каждом ее слове, «быстрее» или «глубже», сквозила злость. Я не понимал, за что она на меня злится, хотя причиной могла быть ситуация в целом. Понятное дело, я всадил в нее пулю, но она, как оперативник АМПНА в отставке, должна была понимать теорию «зигзага». Главное, что надо понять о девушках, это то, что их понять невозможно. С девушками всегда трудно. Понять, в чем трудность, можно, а девушку – никогда.
Через полчаса работы мы забрались в пещеру. Она получилась узкой, только-только на двоих, и больше напоминала траншею или шахту. Мы лежали на боку лицом друг к другу, стуча зубами и страдая от боли в перетрудившихся мышцах. Эшли, эта белокурая девушка с нежной кожей и глазами цвета неба, придвинулась ближе ко мне и обняла.
– Мы должны сохранять тепло н-наших… т-т-тел, – дрожащим голосом проговорила она.
Тогда я тоже ее обнял. Эшли уткнулась лицом мне в шею, и я ощутил тепло ее дыхания. Так прошло несколько минут. Потом она сказала:
– Я не знала о планах Нуэве.
– Это я понял. Вряд ли кто-нибудь согласится, чтобы его так располосовали. Вопрос в том, знала ли об этом Эбби?
– Нет. В конференц-зале, после того как вы с Мингусом ушли, она напрямую приказала Нуэве, чтобы тебя не подвергали серьезным процедурам до ее возвращения из штаб-квартиры.
– Значит, о лоботомии она не знает.
– О лоботомии?
– Вот что я думаю: Нуэве решил сыграть один, а в этом случае лучше извиниться после, чем попросить разрешения до. Он изначально все так и задумал.
Эшли прижалась плотнее:
– Мне холодно. Очень х-хол-лодно.
Я энергично растер ей спину:
– Все образуется. Мне приходилось бывать в переделках похуже, а я все еще жив. Прибор Нуэве теперь у меня…
– Это не единственный экземпляр, – сказала Эшли. – Если у него нет запасного на базе, то завтра пришлют с вертолетом другой.
– Какой у него радиус действия?
– Н-н-не ув-верена… может, миля… две. Какая разница. Нам не уйти… Нас все равно убьют, если мы раньше не замерзнем насмерть.
– Ну, – ответил я, стараясь думать о хорошем, – лучше так, чем по-ихнему.
– Я предпочитаю вообще не умирать.
Я ощутил на шее что-то влажное.
– Эй, Эшли, не надо. Я думаю.
– О чем?
– О том, как отсюда выбраться.
– О, тогда ладно. Спасибо, теперь мне намного легче.
Несколько минут мы лежали молча. Наступила ночь, и я совсем ничего не видел, даже макушки Эшли у себя под носом. Но я чувствовал запах ее волос и дрожь ее тела.
– Куда ты дел пистолет Нуэве? – спросила Эшли.
– В карман положил.
– Я так и подумала, – с облегчением вздохнула она.
Я закрыл глаза. Холодно уже не было, и даже наоборот – мне стало тепло. Снег подо мной и сзади казался теплым одеялом. Я начал проваливаться в сон.
– Говори со мной, Альфред, – вдруг приказала Эшли. – Нам н-н-нельзя спать…
– Ладно, – согласился я, и мои мысли тут же обнулились.
– Какой у тебя план?
– План?
– Тот, что ты обдумываешь.
– Если не можем выбраться пешком, то полетим.
– Видел по телевизору, как склеить слюнями глайдер из трех веточек и оленьих катышей?
– На базе уже есть вертолет, а завтра, возможно, прилетит еще один. И приземлиться, кстати, можно только на базе. Ты умеешь управлять вертолетом?
– С чего ты взял?
– Это главное в моем плане.
– Не умею.
– Значит, главный изъян моего плана.
Эшли рассмеялась, и это было здорово.
– Знаешь, – сказала она, – я все никак не пойму, что такое наше знакомство – лучшее событие в моей жизни или худшее.
– Наверно, и то и другое. Эшли, а почему ты решила вернуться и стать координатором моего извлечения?
Она немного помолчала и ответила:
– Потому что я знаю, каково это – потерять все. Я ведь поступила в Отдел полевых операций сразу после колледжа. У действующего оперативника не может быть прошлого… семьи… друзей… Этим занимается Медикон… АМПНА «убивает» всех своих оперативников. Фальсифицирует их смерть… Меня же на самом деле не Эшли зовут. А после ухода я не смогла вернуться к прежней жизни. Все, кто меня знал, считают, что я умерла… Мне дали новое имя и предоставили новое место жительства, но я все равно оказалась никем. Я не смогла стать той, кем была раньше, но Эшли оставаться тоже не могла. Я была совершенно одна.
– Значит, тебя зовут не Эшли?
– Нет.
– А как?
– Гертруда.
Я поразмыслил над этим.
– Можно, я все-таки буду звать тебя Эшли?
Я почувствовал щекой, как она улыбнулась.
– Иногда я думаю о ней как о каком-то другом человеке, – ответила она. – Гертруда. Девушка, которую я знала когда-то очень давно. Вот она-то и умерла по-настоящему.
Я кивнул:
– И со мною так же. Того, кто был до меча, больше нет. Я по нему иногда скучаю. По себе прошлому. Даже прикидываю, а вдруг у АМПНА есть машина времени? Может такое быть?
– Вряд ли.
– А было бы здорово.
– Если бы она была, мне бы сейчас снова стало шестнадцать.
– Правда? А почему?
Эшли только вздохнула, и после мы какое-то время не произносили ни слова.
– Ты замолчал, – сказала Эшли.
– Вампиры.
– Вампиры? Это пальцем в небо.
– Просто этим утром я думал о вампирах. Никогда не понимал, чем они так сильно привлекают, особенно девчонок. Понятно, что они обычно красавцы и обладают сверхъестественными силами, а еще у них типа трагичные судьбы, и девчонки их жалеют. Может, потому, что они благословлены бессмертием, но прокляты смертью.
– Или потому, что они стильно одеваются, – добавила Эшли. – Ни разу не видела зачуханного вампира.
– И еще они всегда симпатичные и подтянутые. Толстых и безобразных не бывает.
– Может, это потому, что любовь слепа, – задумчиво сказала Эшли, и голос ее стал тише, как будто она начала засыпать. – С этим ведь ничего не поделаешь? С тем, в кого влюбишься. А сделать иногда хочется. Готова что угодно отдать.
– Чтобы что?
– Чтобы не любить!
Эшли ударила меня носком по голени, но не сильно, а для видимости, как принято у девчонок.
– А ты? – спросил я. – Ты влюблялась в кого-нибудь?
– Да… был один. Мы расстались.
– Почему?
– Я решила уйти из Конторы, а он стал новым Оп-девять.
– Нуэве? – Я обалдел. – Нуэве был твоим кавалером?
– У меня дурной вкус.
– Эшли, он же хотел тебя застрелить!
– Представь себе, я знаю. Урод. Но статус Оп-девять освобождает от извинений и сожалений.
– А я вот прошу прощения за то, что стрелял. И сожалею, что втянул тебя в эту историю. Эшли, сейчас ты не веришь, но я тебя вытащу. Обещаю, мы выберемся и подадимся туда, где нас не найдут.
Эшли молчала целую минуту.
– Нет такого места, Альфред, – наконец сказала она и поцеловала меня в шею.
А я снова подумал о вампирах. О том, как их поцелуи даруют жизнь через смерть.
01:17:58:54
На рассвете мы, злые и окоченевшие, выползли из нашей пещеры. Плывущие по небу низкие тучи предвещали снегопад.
Утро началось с препирательств. Я считал, что надо идти к взлетно-посадочной площадке и угонять вертолет.
– На площадке выставят усиленную охрану, – возразила Эшли. – И как раз там-то нас и ждут. Это «зиг», Альфред. А мы должны сделать «заг».
– Но куда «заг»?
– В шато. Там еда, кров, одежда…
– Ага. А еще Нуэве и Мингус.
– И спутниковая связь. Если проникнем на базу, пошлем Эбби сигнал бедствия.
– А она скажет Нуэве: «Остынь, приятель. Сделай ребятам горячий шоколад и дай им теплые одеяла». И он подкинет дровишек в камин.
– Хорошо. Тогда расскажи мне, как мы пройдем мимо пятидесяти вооруженных агентов во главе с Оп-девять, для которого не проблема всадить пулю в голову своей бывшей подруги.
Я не знал, что ответить, и как дурак хватал ртом воздух, но потом нашелся:
– Я это обдумываю.
Где-то в лесу, у нас за спиной, залаяли собаки.
– Что ж, обдумывай побыстрее, – посоветовала Эшли. – Потому что они подключили ищеек.
Я прислушался. Лай приближался.
– Ты думаешь, да? Или просто паникуешь? – спросила Эшли.
– Всего понемножку. Можем попробовать убежать.
– Мы слишком ослабли без воды и еды и далеко не уйдем.
– Тогда будем ждать, пока нас найдут. – Я протянул Эшли пистолет Нуэве, но она не взяла. – Ладно. Выхода у нас два: бежать или драться.
– Есть и третий, – сказала Эшли. – Раздевайся.
– Чего?
– Одежду снимай.
– Прямо сейчас?
Эшли принялась расстегивать мой комбинезон. Щеки у нее разрумянились от холода, а я покраснел оттого, что меня раздевают.
Через пятнадцать минут пара мощных бладхаундов вытащили за собой на поляну двух агентов в зимних парках и с АК-47 за плечами. Собаки даже не притормозили, они сразу рванулись к нафаршированному снегом комбинезону АМПНА, который мы прислонили к дереву на другой стороне поляны. Как только они пробежали мимо нашей пещеры, мы с Эшли выскочили из-под снега и бросились за ними. Я бежал, как в мультфильме, высоко, чуть не до груди, подбрасывая колени. На морозе такой способ бега почему-то кажется самым естественным, особенно когда в одних трусах и ботинках. Я приставил ствол мистера Простреленная Нога к голове одного агента, а Эшли – пистолет Нуэве к башке второго.
– Привет, Пит, – сказала Эшли своему парню и забрала у него автомат. Моему она бросила: – Привет, Боб.