«Везде о смерти! Так мило и печально. А эти двое смеются, руками машут, что они обсуждают, что им так весело?» – размышляет ГБН.
– …И вот звонок в дверь, – рассказывает анекдот Гробовщик, – и тот, провидец ясновидящий, спрашивает, не открывая: «Кто там?» А из-за двери ответ: «Твоя смерть!» Провидец не открывает, а звонок звенит-звенит, провидец-предсказатель резко открывает и сурово спрашивает: «Ну и что?», а мужик с косой: «Ну и всё…»
Оба хохочут-заливаются…
Толстяк перестал смеяться, посерьёзнел и приветливо сказал:
– Здравствуйте! Я ваш новый жилец.
– А где старый? – живо откликнулся чёрный в золоте.
– А старый уже не жилец… – ответил Толстяк… И им ещё веселее…
– А ты пойдёшь завтра на похороны Яйши-нази? – спрашивает Толстяк.
– Ас какой стати? – отвечает Гробовщик, – он ведь на мои не придёт!
Хохочут, трясутся от смеха, высокий даже присел… слёзы выступили, вытирает рукавом, а Толстяк уже новый анекдот рассказывает… с выражением и в «лицах»:
– А вот ещё: «Пошли, красавица, на лодочке по речке покатаю!» «Нет». «Ну давай, тишина, романтика, дымка над водой…» «Нет, Харон, нет!»
– А-ха-ха! – Гробовщик всплеснул руками! – Харон… покатать… – смеётся он. – А вот ещё парочка коротких, – говорит Гробовщик, переведя дыхание, – «Изобретатель эликсира бессмертия унёс секрет в могилу». – Смотрит на реакцию Толстяка и продолжает, – «Доктор, симулянт умер».
– А не пойти ли нам куда-нибудь отобедать? – внезапно предложил Толстяк.
– А почему бы и нет? – согласился Гробовщик.
– Ив каком направлении начнём движение?
– Туда! – махнул рукой Гробовщик куда-то в сторону и повернулся в совершенно противоположную.
– Точно! – подхватил Толстяк. – Главное начать движение!
И каждый из них, стоя лицом друг к другу, делает широкий приглашающий жест, Гробовщик левой, а Толстяк правой рукой, и только они уже хотели сделать первый шаг как раздался звонкий ясный голос девочки:
– И я с вами!
– Оп-па! Опять ты! И чем тебя угостить? – улыбнулся Толстяк.
– Вы же за пескариками, вот ими и угостите…
– А как же твоё горе?
– Здесь… – девочка вдохнула побольше воздуха и уже открыла рот, наверное, для обстоятельного подробного рассказа, но Толстяк радостно воскликнул:
– Прекрасно! – тем самым ограничил начало повествования до простого вздоха.
– Опять? – сурово спросила девочка. – И что здесь прекрасно?
– Всё…
– А этот? – её указательный палец уткнулся в золотую пуговицу на мундире Гробовщика, – тоже с нами?
– Я же всегда здесь, всегда к вашим услугам, – улыбнулся Гробовщик, – раньше познакомишься, легче путь пройдёшь.
– С тобой страшно, – строго сказала девочка ему и повернулась к Толстяку, – а ты? Ты весёлый?
– Ах, какая серьёзная! – засмеялся Толстяк, – идём уж, – и предложил ей свою руку, – расскажи мне о себе, – сказал он ласково.
И они зашагали… в сторону «Приюта…», на обед.
Круг второй
Когда-то именно здесь, в харчевне «Приют трёх пескарей» Величайший из Великих Мастер медитировал на этом базаре! К нему подходили, кривлялись перед его лицом, говорили всякие гадости, какой-то оборванец даже плюнул в него. А однажды, кто-то пронзил кинжалом коврик, на котором Мастер медитировал, и перевернул его остриём вверх, прикрыв сверху подушкой для медитации. Обычно утром, когда Мастер приходил медитировать, базар был пуст, но в тот раз вокруг собралось много народу. Мастер пришёл, поклонился месту медитации, опустился на подушку скрестив ноги, и… продолжал сидеть, спокойно перебирая в руках бусинки чёток.
Базарные заволновались, стали переговариваться между собой, ведь они прекрасно знали о подлости, совершенной по отношению к Мастеру, и собрались здесь поиздеваться над ним.
«Эй, тебе нечего не колет?» – кричали одни. «У него жопа железная!» – говорили другие. «Да у него вообще жопы нет! Кость! Ей не больно!» «Кинжал туда!» И вдруг, над всем базаром раздался оглушительный крик базарного оборванца: «Взлетел! Он взлетел!» Все мгновенно замолчали и каждый увидел, что Мастер, не меняя позы, вознёсся над местом медитации, а потом опустился рядом с подушкой, на которой только что сидел и… продолжил спокойно перебирать чётки.
Когда ученики Мастера Величайшего из Великих, через много лет спросили его о том происшествии, Мастер загадочно ответил: «Пустота – это форма, а форма – это пустота». Что потом было интерпретировано как «Великая, парящая в пустоте, форма Величайшего Мастера», а его ответ стал основной Великой мантрой базарианцев: «Пустота – это форма, а форма – это пустота, а пустота – это форма, и форма – это пустота… возвращайся-возвращайся-возвращайся».
И вот когда-то не очень давно, но достаточно для того, чтобы уже стать древнейшей историей, к празднованию очередной даты с того дня вознесения, базариане оформили это место как мемориал в виде высокого помоста, на котором установили фигурную композицию: Величайший Мастер парит над подушкой для медитации с торчащим из неё остриём кинжала. В мемориал входит так же несколько столов и здесь паломники могут медитировать и принимать пищу, предлагаемую харчевней. Здесь всегда была харчевня, здесь и сейчас харчевня. Конечно, споры о достоверности того, что это именно «то самое место», то есть «та самая харчевня», не прекращаются до сих пор, но были опубликованы свидетельства живых свидетелей тех, кто был свидетелем изначальной непрерывной линии свидетелей.
Теперь последователи и паломники на своих церемониях видят парящего Мастера, вкушают еду, которую вкушал он сам, слушают музыку, под которую медитировал он, поют базарианские гимны и мантры в его честь и кружатся-кружатся в бесконечном танце – символе бесконечной цепи перерождений от самого Мастера до скончания времён, которым нет завершения. И здесь же совершается таинство Единения Базара.
– И что это? – спросил у Гробовщика изумлённый Толстяк, остановившись напротив мемориала, – мы тут обедать будем?
– А почему нет, здесь лучший лаваш, прекрасный плов, замечательная, лучшая из лучших запечённая утка, восхитительные пельмени в десять рядов разного вкуса, лучшие напитки сильно и слабо алкогольные и вообще без него, а ещё – жуляй-дэ-фоляй и дрез-дэ-жир-дэ-нот из молодых перепёлок, внедрённых в молоденьких зайчиков, содержащихся в молочных поросятах, которые заключены в молодых бычках, убитых правильным образом и всё это в кисло-сладком-горьковато-терпком соусе… Здесь есть всевозможные варианты безмясых блюд и, конечно же, множество различных овощных и фруктово-ягодно-ореховых смесей в виде салатов и просто так, что называется, россыпью.
– А пескарики? – воскликнула девочка!
– О! Друг мой, это самое дорогое и самое редкое блюдо, мы его, конечно, закажем, но нам его, конечно, не принесут, вернее обязательно принесут, но… Дело в том, что пескариков так и не научились разводить искусственно в садках. Им нужно свободное море, чистый песок и ласковый прибой. Это трудно воспроизвести на ограниченной территории рыбоводческих хозяйства, тем более что свободной морской глади осталось очень мало и она в основном прилегает к узким проходам для круизных и прочих транспортов, а пескарики столь чувствительны, что даже утреннее приближение купальщиков приводит их в состояние глубочайшего стресса и они долго даже не могут вкушать пищу, дарованную им в виде биологически разложимых остатков, доставляемых с помощью чистейших канализационных стоков. А без пищи – какое размножение? Пескарики, эти чувствующие существа, которых так любил Величайший Мастер, – Гробовщик, сняв шляпу, махнул ею в глубоком поклоне в сторону мемориала и, распрямившись, вернул шляпу на голову, – давно не встречаются ни в живом, ни, тем более в жареном виде. Так что это просто символ, просто знак глубочайшего почитания Величайшего Мастера. «Жареные пескарики» – это ритуальная еда медитации: «Пустота – это форма, а форма – это пустота». Такие очень дорогие типа печеньки.
– Что за глупость такая! – воскликнула девочка. – Ты и мундир твой золотой – это одно и тоже? Пустота – это пустота, а форма – это форма!
– Ну, – пожал плечами Толстяк, – тогда может быть без ритуала и медитации, просто котлету с картофельным пюре, – и наклонился к девочке, – ты будешь есть котлету с картофельным пюре?
– Да! Я буду есть котлету с картофельным пюре, – ответила девочка твёрдо и добавила сердито, – уж точно, не печеньки! Что это вы со мной как с ребёнком? У меня даже парень, в смысле друг, есть… ну, был… недавно… да и вообще…
– А-а… понятно, «горе-гореванное», – ласково и доброжелательно сказал Толстяк.
– А на вид… – удивился Гробовщик.
– Маленькая? Болела! – звонко ответила она и отвернулась.
– Ну, внешний вид часто обманчив, – примирительно сказал Гробовщик и улыбнулся девушке.
– Конечно-конечно, – подхватил Толстяк, пожав плечами, – котлета, значит котлета.
И вновь ударили барабаны, завизжали флейты, зазвенели литавры, и над базаром возник дракон! Возник-пронёсся под гром, молнии и страшный рык, сопровождаемый речитативом базарианцев: «Буря! Скоро грянет буря!»
И вновь все кроме базарцев, припали к земле, вновь прозвучало «Ха», вновь все распрямились и вновь дракон и базарцы куда-то исчезли…
– Что это было, – растерянно спросил Толстяк у Гробовщика, – какая буря?
– Приближается ритуальная церемония: «Битва богов и священных быков» в сопровождении мистических чудовищ.
– А где? – спросил Толстяк Гробовщика, – где… странные люди с шестами и палками?
– Дракон наверное решил, что обойдётся без них…
– Как это он «решил», ведь…
– Да оставьте, друг мой, – прервал Толстяка Гробовщик и улыбнулся, – мы воспринимаем весь мир умом, который «делается» всеми нашими умами, которые сделаны умами нам неизвестными и не известно, как возникали умы тех неизвестных, умы которых возникли уж и вовсе неизвестно как сделанными умами… Так что – иногда «то», иногда «это», а иногда ни то, ни это, а «не известно что».