И тут в разговор вмешалась девушка:
– Дракона носят, а для нас он летает на шестах, а если мы шесты не замечаем, то и дракон летает без них, – всё понятно, и что тут сложного, не понятно. «Форма – это пустота, а пустота – это форма» прямо как в вашей мантре.
– Да не заморачивайтесь, – просто живите и радуйтесь пока живы, – примирительно посоветовал Гробовщик и подмигнул, – Просто кайфуйте.
– А может он тоже думает! – громко сказала маленькая девушка.
– Кто? Дракон? Кстати, а тебя как звать? – спросил Толстяк.
– Да как хотите, главное зовите, я откликнусь!
– Дево-девушка-девиц-ца, не пора ли нам жениться, – внезапно громко-весело пропел Гробовщик.
– Отдыхай, весельчак, – резко ответила девушка.
Обычно как происходит? Живёшь себе живёшь, на базар ходишь за покупками и пообщаться-поглазеть, там всякие чудеса базарные – то драконы летают, то быки в футбол гоняют с какими-то козерогоногими или даже вообще с не-конь-не-человеками, ну, просто цирк такой, балаган, карнавал, весело всё прикольно и только иногда вдруг – но не у всякого – возникает смутное подозрение, что это вовсе не развлечения, типа «хлеба и зрелищ»! Иногда уходишь с базара радостный весёлый и всё вдруг получается, и всё удаётся, а иногда… всё наоборот – и дела разваливаются, и в любви счастья нет, да и самой любви… да и была ли она… «никто меня не любит, и команда моя проиграла…» И дракон не высоко летал, и флейты визжали как-то не в лад, и гром не очень гремел, и вдобавок Гробовщика вдруг встретил… а ведь до прихода туда всё было так радостно-хорошо и счастливо! Тоска! «Ни от худа, ни от добра», а просто тоска… выть хочется, всё нутро сожрёт… Туда, в это нутро, вина-вина-вина… или ещё как. Тоска затаится, спрячется, но, сука, не исчезнет, вернётся, обязательно, и ещё сильнее придавит, и сожмёт. Белый свет не мил. Семья замечательная, родители прекрасные – добрые, ласковые, внимательные… жена просто чудо, везде и всегда, дети! Ангелочки! И на базар идёшь радостный-весёлый… Откуда она, тоска откуда?
И в отчаянье бежишь куда-то, вопросы задаёшь, ответ ищешь…
«Равви, в чем смысл жизни?»
«О! Какой прекрасный вопрос! Неужели ты хочешь променять его на ответ?»
На базаре много есть кого из тех, кто знает ответ и мудро отвечает, ничего не отвечая…
Один важно-спокойно-вдумчиво скажет: «В служении нашему Великому Аль Ваху… доносору…»
«Да я его не знаю и даже не встречал».
А другой скажет: «Всё по воле нашего великого Яй-шве!»
«Да и с ним я не встречался!»
Или вдруг уткнёшься в живот огромный и борода на нём, а лица не видно, и возопишь: «Скажи мне, скажи почтеннейше-святейший, ответь, всё есть у меня, но нет мне покоя…»
«Гордыня тебя сын мой, мучает… смири!»
И не только ты, богатый и успешный, но другой точно так же мечется, хотя у него ни-че-го, ни денег, ни семьи, ни друзей, он свободен, но точно так же ропщет и вопрошает…
А все отвечальщики тут же на базаре тусуются, и у всех есть слушатели-последователи и почитатели. И всем место есть и у всех доход с этого места есть, поскольку приход постоянный – от кого десятина или седьмина, а некоторым и третину несут… дабы облегчить страдания и побороть страх перед невозможностью избежать эти страдания.
Но если попадёшь со своими вопросами о смысле жизни на базарианца, базарианец и вовсе выдаст нечто несусветное типа: «Кипарис в саду» или «Сухое говно на палке!»
«Так куда же мне идти за ответами?»
«Да иди уж, хоть куда-нибудь, но иди… Куда-нибудь и придёшь… что-нибудь и найдёшь, может быть и ответы, а может что и поинтереснее».
Над базаром с шумом и свистом пролетела голова дракона… Пасть раскрыта, язык трепещет – свист пронзительный, пасть закрыта – как волны в бурю о берег бьются… «Взв-вз-вии-ить… буш-ш-шммм… ххх…» Голова пролетела. Тихо…
– Только голова, а где остальное? – спросил Толстяк, повернувшись в сторону Гробовщика.
– Рекогносцировка перед сражением, нужно быстро сделать, а туловище тормозит полёт, дракон его отстегнул.
– Чудны дела твои, дракон, – пробормотал Толстяк и повернулся к дево-девушке-девице, – а ты уже видела «Битву богов и священных быков»?
– Они танцуют!
– О, как прекрасно!
– Опять? Что прекрасно?
– Всё, – улыбнулся Толстяк, – как всегда.
Как горох из мешка, сразу и везде возникли мелкие фигурки в тёмно-коричневых балахонах и как муравьи стремительно засуетились в каждом свободном месте… некоторые, пробежав чуть-чуть, куда-то исчезали, некоторые долго кружатся вокруг да около, а некоторые стремительно уносятся прочь…
– О! – воскликнул Толстяк, – это кто или что?
– Ерундуки!
– Что-о?
– Ну, – засмеялась девица, – обычно они незаметны, но иногда вдруг являются разом, особенно во время праздников, не обращай внимания, они не опасны. Это как летающий дракон – пламя, гром, ветер, но только красиво и страшно, а больше ничего.
– Сегодня День паломника, всебазарный праздник, – пояснил Гробовщик, – много чего забавного и удивительного происходит в это время. Со всех концов и весей нашего необъятного пространства жизни, стекаются сюда отдельные представители и представительницы Объединения! Здесь! На Базаре они обретают вновь и поддерживают своё единение, которое произошло когда-то…
На базаре «всё» было и было уже очень давно, и его становилось всё больше и больше и «всего» стало много, даже очень много и даже больше, чем очень много, просто очень-очень-очень много. Всё заставлено-завалено-заложено и всё это увеличивается-увеличивается, выливается-выползает как каша из бездонного горшка и растекается по всем щелям. Всё тухнет, гниёт, портится, ржавеет, слёживается, слипается, пылится, а продать некому, потому как все уже купили всё что нужно, потом купили, что не нужно, потом купили, что просто хочется купить, потом купили, что бы «было», потом купили, потому что все покупают, а потом просто на всякий случай, а потом…
С базара уже некуда тащить – дома, дворы, комнаты, квартиры, подсобки, гаражи всё переполнено – складывать некуда, жить негде! Тогда товары стали покупать и оставлять на хранение прямо на базаре, возникли кучки и кучи, а потом холмы и горы купленного, в которых всё точно так же тухло-гнило и ржавело, это перерабатывалось, снова продавалось, и вновь копилось и вновь продавалось… но торговля всё же угасала и базар постепенно умирал… продукты и готовая еда – одна надежда на выживание.
Чем торговать, что продавать! Страдают все, волнуются… «Надо как-то спасать базар!» «Что? Спасать?!» Некоторые оживились: «Спасение! Отличный товар! Себестоимость низкая, наценка бешеная! А ещё добавить – веру, надежду и любовь… как бонус».
Яй-швелевые быстро подхватили новый алгоритм продаж, быстро достали и размножили свои священные книги, быстро поставили везде, где смогли, своих людей! А за ними Аль Вах… доносоры… Базар ожил! И дело пошло! А тут ещё Величайший Мастер со своим кинжалом в жопу подоспел… К Спасению добавилось Воспарение и Просветление. После случая с вознесением трое из присутствующих попросили Мастера принять их в ученики. А первым был как раз тот, который плюнул когда-то в лицо Мастера, но ни один из 57 мускулов на этом лице не дрогнул. Много позже, когда уже сформировалось учение Величайшего из Великих, это стало проверкой на верность решению стать учеником. Кто-то, а иногда даже сам Учитель, плюнет в лицо кандидату в ученики, а все присутствующие пристально следят за реакцией его челюстно-лицевых жевательных и мимических мышц – скривится, просто скулы сведёт, или веко дрогнет.
А само место передачи и приёма Учения стало особым. Сюда можно прийти и соединиться в едином порыве действия по прикосновению к Неведомому и Прекрасному, на Пути достижения Воспарения! «Благодарим руку, которая вонзила кинжал в эту подушку, благодарим ум, который заставил взять в РУКУ этот кинжал, благодарим кинжал, который оказался в руке того, кто взял этот кинжал! И благодарим место, где эта рука в этом месте вонзила этот кинжал в это место!» Так с той поры провозглашают все базарные начиная свой день и новое дело – от утреннего туалета до вечернего вглядывания в зеркало.
А троица мирно сидит в харчевне на одном из столов-помостов мемориала Великого воспарения. Вокруг пробегают, встречаются, кружатся, иногда пропадают и вновь появляются ерундуки, группками и поодиночке.
– Странно, они не общаются между собой, – сказал Толстяк, разглядывая ерундуков.
– Прекрасно! – звонко воскликнула девушка.
– Что? – спросил Толстяк, не отвлекаясь от движений ерундуков.
– Всё! – ещё звонче ответила дево-девица.
Гробовщик засмеялся:
– А? Какова!
– А ты заноза! – сказал Толстяк улыбаясь.
– Ага! Ещё какая! – миролюбиво отвечает девушка, – вот так и зовите меня: За Ноза, или просто За, или Зэ Эн… или ещё проще Зен, и не дево я вовсе, и тем более уж и не девица…
А ерундуки исчезли.
– Пропали! – сказал Толстяк удивлённо.
– Они такие, – ухмыльнулась Зен.
– А что же это такое?
– Так, мелочь всякая, дети Ерунды, материализация визуализации – видно то, чего нет, но оно есть… внезапно появляются – внезапно исчезают.
– Это как? – удивился Толстяк.
– Ну, ерунда всякая, – смеётся Зен, – ведь её нет, но она есть, вот и бегают везде, как только она появляется.
– Кто?
– Ерунда! – хохочет Зен.
Со стороны высоких гор на долину движется огромное черно-коричневое клубящееся облако с белыми просветами. Клубы как огромные тела и головы быков, застилают небо и весь белый свет. Над базаром проносятся лёгкие молодые бычки, за ними быки покрупнее группами по два-три-четыре, вокруг крупных бычки поменьше со всех сторон, а потом тройка здоровенных быков на огромной черепахе… и сверху что-то ещё огромнее чем сама огромная черепаха… но снизу не видно – слишком близко…
Вдруг две «головы» и два тела стремительно замедляются и застывают прямо над мемориалом… И звук такой… специфический, ни с чем не спутаешь!