усы, заявили свои претензии. Да и с камнем проблема! По мере развития научно-технического прогресса и великих географических открытий выяснилось, что на самом деле камней много, они разные и в разных местах, а мест этих всё больше… Какие из них на Базар тащить? Так что из-за внутренних разногласий при трактовке святого и святости они не смогли ничего здесь оперативно сделать.
Конечно, все хотели получить максимальную долю сакрализованных услуг, но только базарные, в силу единства места и действия «здесь и сейчас», смогли занять лучшую локацию. У нас получилось монетизировать место и действие на самом Базаре, а потом и далеко за его пределами. Мы отыскали всё!
Где родился, где в детстве жил, где и как учился, откуда и куда уходил-приходил, что делал, что говорил. И каждое такое место стало особым и особым образом оформлено. Правда некоторые, особо «горячие сторонники» отыскали даже отхожие места, которые посещал Великий Мастер и хотели даже их включить в список, но на Большом совете патриархи единогласно приняли решение не только не признавать те места священными, но и вообще снести их, сравнять с землёй… Но тут уже особо пытливые отыскали эти срано-сравнённо-земные места и начали проводить там обряды, а позже и вообще отделились от базарных и стали срано-земными новобазарианами, правда потом и у них появились обновленцы, а те уже в этих местах стали проводить обряды, в которых… да попросту отправляли свои… и объявляли результаты священными, поскольку произведено в священном месте и священным образом: мантры-молитвы, танцы-кружения, полное молчание и сосредоточение. Широкого распространения обновленцы не получили, но численность осталась стабильна и даже удаётся организовать средства для поиска и открытия новых точек отправления своих духовных практик. Истинные первобазариане не приветствуют обновлений, но и не скрывают их. «Нам и так всего хватает, нам и так есть чем гордиться! – говорим мы – У нас есть «Святое место воспарения» и «Святой и праведный путь достижения «Святого места воспарения», по которому мы сумели организовать самые лучшие туры для паломников и, конечно же, у нас есть «Святое пространство присутствия» того и другого. А теперь проявим своё единение, в этом пространстве, сплотим ряды и возрадуемся! Тем более, что мы впервые за многие и многие годы обрели на этот праздник «Свежую голову»!
И ГБН повернулся к Толстяку и жестом пригласил его забраться к нему на помост. Толстяк растерянно огляделся, посмотрел на Зен, на присутствующих, обступивших стол со всех сторон, на Гробовщика, который ответил ему улыбкой.
– Что? Что я должен делать? – встревожился Толстяк.
– Просто смотри на происходящее и рассказывай нам.
– Но почему? Зачем?
– Мы таким образом проверяем ситуацию на подлинность, мы много-много раз это наблюдали и можем пропустить важные нюансы, а у тебя взгляд не замутнённый, ты никогда этого не видел, а потому видишь всё, и мы не упустим деталей, возможно очень важных для нашего совместного пребывания на Базаре.
«Странно это, очень странно», – пробормотал Толстяк, пожал плечами и забрался на скамейку возле стола, а потом на стол… получилось высоко, посмотрел прямо, посмотрел направо-налево, обернулся к Гробовщику:
– И что теперь?
– Говори обо всём что увидишь.
– Где?
– Вон там и везде!
И ГБН махнул рукой куда-то в сторону заката.
– Ну хорошо. Вот выходит монах в шапочке…
– Откуда выходит? – спрашивает Зен.
– Из центра…
– Из центра чего?
– Терпение, мой друг, спокойствие, – говорит Гробовщик, – слушай!
А Толстяк продолжает:
– Из центра того, куда я смотрю, а справа от монаха, от нас получается – с левой стороны, возникает светлое пятно… внутри него что-то движется… клубится как облако… и оно увеличивается!
Толстяк замолчал, смотрит куда-то перед собой… Оборачивается к Зен и Гробовщику, что-то хочет сказать, но ничего не сказав отворачивается и продолжает комментировать что-то происходящее где-то там, что видно только ему взобравшемуся выше всех.
– Внутри светлого пятна возникла тёмно-коричневая точка, она быстро увеличивается, как бы пронзая светлое пятно, и превращается во что-то огромное, и оно вываливается из пятна и шлёпается слева от монаха в шапочке. По отношению к нам – это справа. Светлое пятно увеличивается в размерах, но и коричневое всё больше, оба пятна всё время меняют окраску – одно, светло-голубое до белого, местами вдруг темнеет до тёмно-синего переходя в фиолетовый, а местами до сине-красного, а другое – коричневая масса чернеет, зеленеет, в ней как взрывы внезапно возникают оранжевые сгустки… Небесное пространство освящается всполохами от этих взрывов, и сразу же всё заливает ярко синий бирюзовый свет… Пятна сближаются друг с другом, они большие… они огромные… они во всё небо… Они проникают друг в друга… – толстяк оборачивается, смотрит на Гробовщика и Зен, – вам видно?
– Продолжай, друг мой, продолжай, – говорит Гробовщик, – не отвлекайся. Мы внимательно слушаем, – и смотрит на Зен.
– Ну да, – говорит она и оглядывается.
Вокруг стола отдельные представители народца в самых разных одеждах и головных уборах тесно прижавшись друг к другу смотрят на Толстяка…
Красные шапки, белые, куполоиды… все перемешались, появились отдельные представители базарного народца в черных стальных блестящих шлемах с рогами, а ещё группа в шапках как домики, а на некоторых – на домике ещё один домик поменьше.
Аль вах… доносоры воздевают руки вверх, яй-швелевые открыли свои книги.
– Очень интересно всё то, о чём ты рассказываешь, мы очень внимательно тебя слушаем, – говорит Гробовщик.
– А вам не видно?
Небо то вспыхнет ярким светом, то потемнеет от чёрно-красно-коричневых клубов, проносящихся от края до края пространства над базаром и всё меняется – то стремительно быстро, то невероятно медленно, как волны накатывают, с оглушительным рёвом, свистом, пронзительным треском и отвратительным визгом…
– Видно, слышно, но ты продолжай, нам интересен твой рассказ.
– Можно использовать современные средства трансляции, у всех есть необходимые приспособления.
– Прямое, непосредственное участие – истинная ценность коммуникации.
– Просто смотрите в небо!
– Ты лучший между нами посредник.
– Зачем посредник?
– Мы тебе верим.
– Зачем верить? Это происходит прямо здесь!
– Верить надо во всё, что есть. Ты – есть, мы – верим! Ты говоришь – мы знаем. Спорить не о чем. Спроси любого.
– Ну, хорошо, хотя и странно… Может быть, вы все видите что-то другое нежели вижу я, но как мой рассказ о том, что я вижу, помогает вам видеть то, что вам видно?
– А тут ты вообще не парься, какая тебе разница, что мы видим? Мы видим, чему мы обучены, а ты видишь то, чему обучен ты.
Толстяк вздохнул, слегка разведя руки:
– Ну, ладно, если вам так удобнее… Странно, конечно, я вроде особо ничему не обучался. У вас тут, наверняка, много мудрых и поумнее меня…
Гробовщик всплеснул руками и весело воскликнул:
– Вот уж точно!
– И, конечно, оставили свой след…
– Да уж! Наследили!
– А почему битва? Почему война?
– Всё просто, Боги – это из Бездны, а Быки от ума… ну, или наоборот. Да какая разница – главное Битва! Это так волнительно, задорно и весело!
– Да, но они все из ума.
– И что?
– Ну, просто…
– Ага, ещё один следящий появился! Сейчас учить начнёшь доброму-вечному, тёплому и сердечному? Оставишь неизгладимый след в наших душах? Последний такой ловкач вообще заявил, что Бога нет, что он умер, и стащил нашего весёлого плясуна! Иди давай, делай свою работу! А я подожду… Много тут вас всяких побывало… из ниоткуда в никуда.
А народец возбуждён, переговаривается:
– Внимание!
– Слушайте, смотрите!
– Сейчас, вот сейчас!
И ещё плотнее обступает стол, за которым Гробовщик и Зен…
Толстяк осматривается.
Аль вах… доносоры громко поют… мелодия что-то напоминает, но слова незнакомые, они воздевают и опускают руки: «Ай дарды-барды, айталды-талды…», а яй-швелевые что-то пишут, читают вслух друг другу что написали, снова пишут, читают, поправляют друг друга и спорят. В толпу врезаются рас-святусы, проталкиваются к самому столу и своими огромными животами прижимают к нему Гробовщика… Гробовщик мило улыбается и ласково спрашивает:
– Что, пора на лодочке покатать?
«Чур меня!» – взревели рас-святусы на разные голоса, развернулись и стали протискиваться в обратном направлении…
А Толстяк что-то говорит, показывает куда-то, его не слышно, но народец громко комментирует каждое движение: «Лево! Право! Вперёд! Отскок! Соединились! Нападение!», сопровождая каждый комментарий громкими нестройными криками: «Аль!» «Ах!» «Вах!» Или: «Яй! Шве!» И повсюду, между отдельными представителями народца, ерундуки как очумелые носятся!
«А-а!» – вдруг взревели стальные шлемы и соединились в большой блестящий купол с рогами во все стороны.
– На ежа похоже, – сказала Зен задумчиво разглядывая новообразование, – все быковатые в ежа… Странное преобразование… впрочем…
И тут уже, с домиками на голове скандируют не громко, неэнергично: «Бо-ги! Бо-ги! Боги, вперёд!» и в ответ громко-быстро-дружно: «Хей-хей, быка убей!» и снова: «Бо-ги! Бо-ги… Хэй-хэй, быка убей!»
– О! А это что? – спрашивает Зен показывая рукой на шапки с домиками, у каждого появилось по одному домику поверх имеющихся.
– Святость прирастает от возбуждения, – говорит Гробовщик.
– А у быковатых рога увеличатся? – ухмыльнулась Зен.
– Посмотрим, – ответил Гробовщик.
«А-ах-Ха»! – взревели стальные шлемы с рогами!
Зен всматривается в ревущую толпу:
– Давно не видела, – говорит она ни к кому не обращаясь. – чаще всего занята была в это время…
«Паломники-паломники-паломники… по 15 минут через 15 на обычного, а если больше, то поминутная доплата, а если паломник из капсулы особой важности, то пока сам не уйдёт, типа – перед окончательным воспарением в этот мир, необходимо пройти врата любви… – Зен усмехнулась, – да уж, врата… А сюда, на праздник битвы, их уже после нас направляли». Зен посмотрела вокруг себя внимательно, на Толстяка размахивающего руками, – «Как дирижёр машет, – подумала она, и вдруг спохватилась, – это что, про паломников я вслух сказала?»