Доктора не обнаружили явных и неоспоримых причин его гиперсексуальности, но на всякий случай посоветовали сменить образ жизни и состав питания, то есть перейти на вегетарианскую диету и придерживаться китайской мудрости: «Завтрак съешь сам, обед подели с другом, а ужин – отдай врагу!»
Блин, ну во-первых: «Откуда сил набраться – секс, работа, жизнь… С одной травы? Без мяса?»
А во-вторых: «Ну вот, я завтрак дома съел, а на обед в столовой, например беру котлету с картошкой, так что? Отложить половину соседу? Друзей у меня нет, а вечером? Где врага искать? На улицу с кастрюлькой идти?»
В дуэте Клав Клавдия была как бы за старшую, она себя иногда так и называла Старшуха, и на правах такой старшей-главной периодически направляла младшую «На путь истинный». «Мы с тобой две «п…ды на ножка», – говорила она, – наше дело продать-пристроить её наилучшим образом. Это наше единственное богатство…»
– То есть от Бога?
– От папы-мамы и природы нашей! И эта природа наша, эта п. да на ножках, требует-требует-вопит: «Родить-родить-родить!» А мне не надо «родить»! Меня дети не радуют, мне не надо их, я как вспомню детство своё – и на хера меня произвели сюда? Но именно это место, эта п. да на ножках, и трахаться заставляет и наслаждение приносит для того, чтобы я контроль потеряла и залетела. А как залетишь – прощай всё. Пелёнки-распашонки, крик-ор, молока нет, муж трахаться хочет, а тебя тошнит, денег нет, жрать нечего, жить негде… А мужикам краше и заветнее этого места нет. Всё отдаст, всё продаст, и себя и родину, и мать родную, убьёт, ограбит кого угодно, страну уничтожит, а всего-то ему и нужно – чтобы ты дала ему возле этой п…ды на ножках его х…ю покувыркаться. П…да всё может.
Так что надо с умом своим богачеством распорядиться, чтобы и где жить было, и что покушать, и потрахаться в удовольствие, а не в обязанность.
Х…й, п…да и вы…бон – вот три источника и три составляющие нашей жизни, остальное вздор, суета и беспросветная хрень.
– А как же «любовь»? – задумчиво-мечтательно спросила Клэя.
– Просто еб. я под настроение и без денег!
– Ну-у Я когда этим занимаюсь всегда как бы влюбляюсь, а как же без этого, кролики какие-то, – смеётся, – белые гиганты, отродье русско-немецкое! Конечно, то самое место на ножках требует деток. Иногда так сильно, что я даже секса не чувствую, то есть члена в ней. Вроде он там что-то делает, а я затаилась и жду – будет, не будет и добежит ли хоть кто-нибудь если будет, а если добежит, то появится ли новая жизнь во мне?
– Е…ля она и есть е. ля как не назови, остальное просто твои фантазии и «Все так делали, и я так делаю». Стереотипы.
– Ну, наверное, ты права, но без любви это быстро надоест и даже противно становится, и всякие заморочки с головой и психикой начинаются.
– Когда трахаешься – просто трахайся, а что получится, то и получится.
– Я бы не отказалась ребёночка родить от Петра Ивановича, он такой серьёзный, надёжный, заботливый..
– Ага и трахает всё что шевелится.
– Ну и что? Пусть трахает раз ему так надо, с меня не убудет, мне это не вредит, главное, чтобы предохранялся и мылся после траха…
– От чего предохранялся?
– Как от чего? От триппера, например, сифилиса, про СПИД даже и не говорю, что бы хламидий каких-нибудь не занесли, которые потом и на меня, и на ребёночка…
– Он же никогда презик не надевает! Забыла?
– Да не забыла, – вздохнула Клэя, – как тут забудешь. Да и презик, он от чего в основном спасает? Только от того, что мне как раз и надо.
– Ты с нами сколько уже кувыркаешься? Год? Больше? И…?
– И ничего.
– Ты ведь не только с ним трахаешься?
– Ну-у… Иногда и не с ним.
– И тоже ведь ничего?
– Ничего.
– Блинн, раз ты так хочешь залететь, но не залетаешь, может в тебе дело? Может пора к врачу?
– Ну… Тоже ведь не от всякого хочется. Ёбарей то много, а отцов маловато, почти и нет.
– Ты сама, наверное, без отца выросла?
– Да нет! Как раз с отцом, – ответила Клэя и печально вздохнула.
– А чего вздыхаешь?
– Сидит он.
– Да и мы с тобой вроде не лежим!
– На пожизненном.
– В тюрьме что-ли?
– Да. На зоне.
– За что?
Клэя рассмеялась:
– Как раз за то! За растление несовершеннолетних.
– За что-о?
– Растление несовершеннолетних.
– Тебя?
– И меня тоже. В начале мою подругу, потом меня, а потом мы ещё одну привели.
– А мать-то куда смотрела или она тоже участвовала?
– Матери как раз нет, умерла, мне лет 8 было.
– Так что? Отец тебя один воспитывал или типа мачеха была или тётя, ну или бабушка?
– Один.
– И насиловал?
– Нет, не насиловал, мы сами.
– Что сами? Насиловали?
– Ну, не то, чтобы, но как бы… да. Принуждали.
– Девчонки принуждали мужика взрослого? Гонишь! Как это?
– Ой, Клава, а ты не знаешь как мужика принудить потрахаться?
– Теперь-то знаю, а в том возрасте, кстати, сколько вам лет-то было?
– 12-13-16.
– А тебе?
– 12.
– Я шизею! И как это вы проделали? Даже вот любопытно!
– Ну, тут потрогала, там и как бы прижалась не нарошно, и всё как бы играем-боремся, а потом вдруг чувствуем у него встаёт, ну дальше проще… «Ой, а что это такое?» А если запротивится – сразу в обиду детскую! В общем главное, чтобы встал. Первый раз его пьяненького Нелька соседка раскрутила, она уже опытная была, а уж потом и я присоединилась, он вначале и не заметил это, а потом мы и Таньку позвали пока её мамаша-дура нас не застукала. Как я теперь понимаю она сама хотела его охмурить, но… не успела.
– Но за это пожизненное не дают, это же не убийство.
– Так он убил.
– Кого, ой нет, не говори, Танькину мать?
– И саму Таньку, но Таньку случайно, он мамаше гантелей врезал и как-то Таньку зацепил, но как Таньку зацепило я не видела. Короче мамаша нас застукала как мы все на койке кувыркаемся, схватила гантелю и на батю, а он отнял эту гантелю, а тут как-то Танька встряла, ей в висок на замахе прилетело, а потом и мамаше по голове, в общем один удар – два трупа. Ну и… всё вместе на пожизненное хватило: совращение, изнасилование, убийство с особой жестокостью, у Танькиной матери пол черепа внутрь головы ушло… череп треснул и мозги наружу. Видать как раз кончил на ней, ну, когда ударил, в общем – ты поняла, совпало всё.
– А ты?
– А что я? Ни папы, ни мамы… детский дом и сплошной разврат.
Пётр Иванович смотрит на троицу на полу держась за каталку, которую вдруг обнаружил. «Может это сон?» – подумал он.
– Клава, а Клава! – тихо сказал он в сторону женщин.
– Ну чего, «Клава»? Грузи пацана, да и вези, куда тебе его везти надо?
«Не сон», – решил Пётр Иванович.
Пацана попросил привезти тот профессор очкастый, сказал, что у парнишки мать умерла, и он остался один, парень не совсем обычный, но добрый, отзывчивый и внимательный. Пётр Иванович так и хотел сказать Клавам про парнишку, но на мгновение вспомнил разговор с тем шахматистом и… Никаких Клав, посреди коридора снова тот странный ком, в котором как в коричневом желе виднеются чьи-то лица.
Он отшатнулся, сделал шаг назад, а из кома:
– Эй, ты куда собрался?
– Мне, наверное, пора.
– Куда тебе «пора»?
– В обратный путь.
– В какой путь?
– Не знаю.
– Нам пацанчика надо куда-то везти! Забыл?
– Не знаю…
А пацанчик скрючился и смотрит на всё сквозь ресницы прищуренных глаз: «Что за мужик такой? На папу похож, а он знает, что мама умерла?»
– Папа! А мама умерла…
– Знаю, – говорит Пётр Иванович, спокойным голосом, как всегда, говорил папа.
– А ты?
– Я здесь, но меня уже нет.
– Не понимаю, это сложно для меня.
– Это как отпечаток.
– А мама?
– Мамы нет.
– Нигде? Но я её помню, она…
– В тебе и нашей памяти.
– Папа, она вернётся, надо построить дом! Наш дом! Я знаю какой он и знаю, как его строить!
Во-первых секретность!
Секретность достигается постоянной ротацией строителей от прораба и бригадира до рабочих. Прораба приглашать только на отдельный вид работ и на время необходимое только на часть этих работ, бригадира нанимать на одну треть работ, на которые приглашается прораб, а рабочих нанимать на срок не более двух дней. Такая схема обеспечит секретность, хотя и затягивает сроки производства работ, ведь каждая ротация происходит не день в день, а с интервалом в один-два дня, это делается для того, чтобы работники не пересекались друг с другом и всё выглядело так как будто у нанимателя не хватает средств, и он вынужден делать всё, что называется, «по кусочкам»: три этажа вверх, цоколь как заглублённый этаж, и секретный «минус второй», а также – особенно – все эти секретные коридоры, буквально пронизывающие дом… Годы и годы могут уйти на возведение такого дома, не говоря уже об инженерных коммуникациях и электронной насыщенности… Но куда нам спешить?
Во-вторых, качество и надёжность.
Делать всё надо максимально хорошо, из максимально хороших материалов и главное – не допустить ошибок во время проектирования, которые уже на стадии строительства исправлять будет сложно или даже невозможно.
Там как целый город и я вижу этот дом. Вот просто в любую минуту! Я могу путешествовать по нему. Здесь иногда празднуют чьи-то дни рождения, или малыша принесут прямо из родильного дома, и все радуются, смеются, танцуют и веселятся, и счастливы все, а вот недавно стали какие-то люди появляться, а когда мама умерла пришли две страшные женщины, оторвали рукава у рубашки, притащили меня куда-то. И я не знаю кто они и зачем это сделали. Возвращайся, мама умерла и я, и я… умираю…
Пацанчик поднял голову:
– Где я? Куда меня привезли. Кто вы? – спросил он и повалился на бок.
– Эй, эй! Как тебя зовут? Ты слышишь нас? – вдруг забеспокоились Клавы.
«Из-з… 3-з-зи…» – тихо вдохнул и выдохнул он…
– Что?