— Давайте будем предельно откровенны, — сказала Антонина Павловна, не обращая внимания на потуги дочери прервать разговор. — Вам нравится её прописка. И квартира.
— Мама! — воскликнула Клавдия.
Она сгорала от стыда за маму. Кто бы мог подумать, что встреча примет такой уродливый характер?
— Что «мама»? Я достаточно пожила и повидала людей, чтобы судить об их мотивах.
— Мне жаль, что вы видели только таких людей, — сказал Савва и обернулся к Клавдии. — Пожалуй, я пойду. Извини. Я не хотел.
Савва встал из-за стола и направился в прихожую. Клавдия бросилась за ним.
— Я уйду с тобой!
Слова дочери обожгли Антонину Павловну. Случилось то, чего она боялась. Девочка готова была бросить всё ради этого недомерка со средним образованием, у которого даже не было московской прописки. Но не это было главным. Ведь девочка по своей наивности верила в его искренность. Она была также слепа, как миллионы других девчонок при первой влюблённости. Бедные дурочки думают, что это серьёзно и навсегда, и слишком поздно осознают, что любовь — не более чем выдумка, мираж. Она сама прошла через это и не хотела такой участи для дочери.
— Нет! Только не это! Не пущу! — крикнула Антонина Павловна, выбегая в прихожую.
— Мама, не надо, — отстранилась дочь и достала с полки сапоги.
— Клавушка, прости меня. Останься, я очень тебя прошу.
— Не дури. Ты ведь только после болезни, — мягко сказал Савва.
— Мне плевать, — отрезала Клавдия.
— А мне нет.
Он отобрал у неё сапоги, поставил на место и взял её за руки. Они стояли друг напротив друга, глаза в глаза. В этот миг Клавдия поняла, насколько он ей дорог. Она готова была сорваться и уйти с ним, потому что жизнь без него будет пустой и никчёмной. Теперь ей были безразличны запреты мамы. Антонина Павловна жила со своими призраками, Клавдия не собиралась позволить фобиям матери разрушить собственную жизнь.
Антонина Павловна остро почувствовала опасность. Сейчас в одно мгновение она могла потерять дочь. Ради кого? И ради чего? В душе всё клокотало от возмущения, когда она видела, какими глазами Клавушка смотрит на этого ловкача. Она вспоминала себя и свою наивную веру в любовь и искренность. Пробуждение оказалось слишком горьким. А теперь её девочка идёт тем же путём.
— Я тебя очень прошу, не уходи, — попросила она и, превозмогая себя, добавила: — Прости меня. Я была не права.
Это была ложь, но ложь во спасение. У Антонины Павловны в горле стоял ком. Она чувствовала себя тысячу раз правой, но лучше было отступить, чем проиграть битву.
Клавдия, казалось, не слышала её, как будто для неё существовал только Савва. Он сжал руки Клавдии в своих ладонях.
— Будь хорошей девочкой. Во-первых, на улице слишком холодно. Тебе нельзя выходить.
— А во-вторых?
— Во-вторых, никогда не совершай поступков, о которых можешь пожалеть.
Даже в том, что Савва убеждает Клавдию остаться, Антонина Павловна углядела его выгоду. В какое-то мгновение у неё мелькнула мысль, что было бы лучше, если бы Клавдия ушла. Тогда охотник за пропиской раскрыл бы свои истинные намерения. Чем раньше девочка узнает цену ухаживаниям и заверениям в любви, тем меньше боли будет потом. Но Антонина Павловна тотчас отмела эту мысль. Она не могла потерять Клюшку даже ненадолго.
Клавдия кивнула:
— Хорошо, раз ты так хочешь, я останусь.
Савва молча улыбнулся. Если бы она знала, как ему хочется увести её с собой. Но он не должен разрушать её мир. Его самого тяготил разрыв с отцом, хотя он не признавался в этом. Но в его случае выбора не было. Отец ни за что не позволил бы ему идти своим путём. Мать Клавдии тоже на свой лад пыталась сделать дочь счастливой, но она не такая жёсткая, как его отец. Даже извинилась. Конечно, Клавдия станет переживать из-за ссоры с матерью. В момент разрыва боль не замечается, она приходит потом. Клавдия была очень ранимой, и он хотел оградить её от боли.
Антонину Павловну передёрнуло от этой прощальной сцены. Надо признать, улыбка у этого прохиндея довольно обаятельная, и он умеет ею пользоваться. Не удивительно, что девочка потеряла голову.
Без Саввы дом сразу опустел и стал неуютным. Говорить с мамой было не о чем. Клавдия пошла к себе. Антонина Павловна остановила её.
— Клавушка, ты мне не поможешь убрать со стола? — попросила она, чтобы хоть за что-то зацепиться, найти общее занятие и не сидеть по разным комнатам.
В другой раз Клавдия без напоминания собрала бы со стола грязные тарелки, но сейчас помпезная сервировка вызывала у неё такую неприязнь, что она непокорно мотнула головой:
— Не я затевала этот королевский приём.
— Я хотела как лучше, — оправдывалась Антонина Павловна.
— Только не надо лжи! Ты хотела унизить Савву, поставить паренька из общаги на место. Знай, мол, сверчок свой шесток! Тебе это не удалось. Тебе не понять, что он в тысячу раз выше всего этого серебра-хрусталя.
Антонина Павловна едва не высказала, что она думает о бескорыстии парня, но вовремя взяла себя в руки. Девочка была на грани истерики. Она настолько увлечена, что не видит очевидного. Прямотой тут ничего не добьёшься.
Антонина Павловна с горечью произнесла:
— Как ты не поймёшь. Я просто хочу тебя уберечь.
— Я уже взрослая и могу отвечать за свои поступки, — отрезала Клавдия.
Слова дочери звучали, как эхо её собственных слов в те далёкие дни, когда она была без памяти влюблена в Илью и точно так же защищала его перед своей матерью. Всё возвращалось на круги своя. Она не сумела уберечь дочь, свою маленькую Клюшку. От бессилия, от невозможности что-либо сделать, у неё по щекам потекли слёзы.
— Девочка моя, когда-то я тоже думала, что вытянула счастливый билет. Вот так же с пеной у рта доказывала, какой Илья замечательный и необыкновенный. Знаешь, что он мне сказал, когда я забеременела? Что я могла нагулять тебя с кем угодно и он не собирается отвечать за всех. Хотя он прекрасно знал, что был у меня первым и единственным. Он меня не просто бросил, а вывалял в грязи.
Клавдия с удивлением смотрела на плачущую мать. Сейчас она совсем не походила на сильную и уверенную в себе женщину, какой её привыкли видеть. Клавдия невольно подалась к ней и обняла за плечи.
— Мам, ну ты что? Не плачь. Ничего ведь не случилось.
— Когда случится, будет поздно.
— Почему ты мне не веришь, что между нами ничего нет? Мы с Саввой просто друзья.
Антонина Павловна глубоко вздохнула, чтобы остановить слёзы, по-детски обтёрла лицо ладонями и покачала головой.
— Я знаю жизнь и не верю в дружбу между мальчиками и девочками. Когда-то твоя бабушка так же пыталась удержать меня от безрассудства. Как она меня уговаривала, но я не слушала. Теперь всё повторяется. Я не могу до тебя достучаться.
— Не бойся, мама. У меня всё будет по-другому, — успокоила её Клавдия.
«Все мы в это верим, глупые дуры», — подумала Антонина Павловна, а вслух сказала:
— Я тебя очень прошу. Не делай одного. Не допускай слишком близких отношений. Во всяком случае, до окончания учёбы.
— На этот счёт можешь быть абсолютно спокойна, — сказала Клавдия и на сто процентов верила в свои слова.
Глава 24
Сессия, как всегда, нагрянула в самое неподходящее время. Страна продолжала отмечать Новый год по всем летоисчислениям и календарям, а у студенчества началась горячая пора.
Из-за болезни у Клавдии осталось много несданных зачётов, и ей пришлось всерьёз засесть за учебники. Сдать сессию без троек стало жизненной необходимостью, иначе мама взъестся на Савву ещё больше, словно Клавдия запустила учёбу из-за него. Как назло учение шло с трудом. Клавдия по несколько раз прочитывала один абзац. Мысли витали далеко от учебника.
Они с Саввой не виделись уже три дня.
— Алло. Ты как?
Клавдия поймала себя на том, что каждый раз, услышав его голос, улыбается. Она очень скучала по посиделкам в мастерской.
— Завтра последние два зачёта. А у тебя?
— Послезавтра первый экзамен.
— Как некстати. Значит, опять не увидимся.
— Почему?
— Тебе ведь надо готовиться.
— Брось. Говорят, студенту всегда одного дня не хватает. Где один, там и два.
— Мне совестно тебя отвлекать, — сказала Клавдия и, не удержавшись, добавила: — Но я ужасно хочу тебя видеть.
— Так в чём же дело? Если нельзя, но очень хочется, значит, можно.
Он ждал её в условленном месте. Клавдия прибежала прямо из университета. В повседневной жизни мешковатые джинсы были привычной униформой, но, идя на встречу с Саввой, она стыдилась своего наряда и жалела, что не выкроила времени заскочить домой.
— Я не успела переодеться, — словно извиняясь, сказала она.
— Плевать. Главное — ты здесь.
— Что будем делать? Может, посидим в кафешке? Сколько у нас времени?
— Сколько угодно.
— Нет, я так не могу. Тебе ведь надо готовиться.
— Это мои проблемы.
— И мои тоже. Не хватало ещё, чтобы ты провалился на экзамене.
— Ни за что. С тех пор как я познакомился с тобой, мне жутко везёт.
— У меня предложение. Давай завтра сходим в «Салют». Я сто лет не танцевала, — сказала Клавдия.
— Больше. Целых восемнадцать дней.
— Какой ужас! Нужно срочно навёрстывать упущенное. Наверное, за это время я совсем разучилась. Ты хотя бы новые движении запомнил?
— Хм, я их записал. Правда, от теории до практики путь длиною в вечность, — улыбнулся Савва.
Как и следовало ожидать, поход на дискотеку Антонина Павловна приняла в штыки.
— Почему во время сессии? Тебе надо заниматься.
— До экзамена ещё четыре дня. Не могу же я круглосуточно корпеть за учебниками. Разрядка тоже нужна, — сказала Клавдия.
— На дискотеках полно пьяных.
— Мам, у тебя какое-то превратное представление. В кино показывают совсем не те дискотеки. Туда ходят кого-нибудь подцепить, а не потанцевать.
— Можно подумать, у вас всё по-другому.
— Хочешь верь, хочешь нет, но там никто не пьёт. Разве что сок или воду.