Не рвался в дорогу и Булис, который старался внушить Сперхию, что Судьба даровала им прекрасную возможность вкусить таких благ, о которых в Лакедемоне никто не может и мечтать.
— Не забывай, дружище, что мы с тобой искупительная жертва, — молвил Булис Сперхию так, чтобы никто из персов этого не услышал. — Ксеркс немедленно прикажет умертвить нас, как только узнает о цели нашего приезда. Неужели тебе так не терпится умереть?
— Хочу тебе заметить, друг мой, что над нашим отечеством довлеет проклятье богов, — заявил на это Сперхий. — Кто знает, во что еще может вылиться это проклятье для спартанцев, кроме запрета воевать. Может, в Лаконике уже наступил мор или засуха погубила посевы. А ты твердишь мне про какие-то блага, чуждые эллинам. Стыдись, Булис! Чем скорее мы с тобой умрем, тем вернее наступит избавление для лакедемонян от гнева Талфибия.
Булис согласился со Сперхием, изобразив раскаяние, но было видно, что слова его неискренни, что пребывание во дворце Гидарна доставляет ему огромное удовольствие и умирать за отечество он явно не торопится.
Все это злило Сперхия, но он ничего не мог поделать. Ему оставалось только ждать, когда спадет жара.
Ожидание длилось целый месяц.
К концу июля восставшие вавилоняне были разбиты персами.
Спартанские послы наконец-то покинули гостеприимный Дамаск.
Когда люди Гидарна сообщили Ксерксу, что к нему едут спартанские послы, то царь царей преисполнился торжествующего самодовольства. Ксеркс призвал к себе Демарата, который числился среди царских советников.
— Помнишь, Демарат, когда-то я спросил тебя, какие из греческих государств добровольно покорятся персидскому царю, а какие станут воевать с персами до последней возможности, — сказал Ксеркс. — В ту пору мой отец Дарий собирал войско, желая отплатить афинянам за свое поражение под Марафоном. Ты ответил мне, Демарат, что не можешь говорить за прочие эллинские государства, но скажешь только про спартанцев. С твоих слов выходило, что Спарта никогда не покорится персидскому царю, что спартанцы будут сражаться с персами, даже если вся остальная Греция сложит оружие. Ты помнишь свои слова, Демарат?
Демарат не стал отпираться.
— Да, царь, — сказал он, — именно так я и говорил. И готов повторить это еще раз!
— Ты, может, еще поклянешься своей головой, Демарат, в том, что спартанцы не убоятся войны со мной? — промолвил Ксеркс, с каким-то пристальным ожиданием изучая лицо спартанского изгнанника.
Персидские вельможи, присутствующие при этом, не скрывали своей неприязни к Демарату. Им не нравилось, что этот спартанец вошел в круг самых доверенных лиц Ксеркса.
— Я готов поклясться чем угодно, царь, — проговорил Демарат. — Я твердо знаю, что спартанцы лягут костьми все до одного, но не покорятся тебе. Над спартанцами владычествует закон, запрещающий им склонять голову перед неприятелем, как бы силен он ни был.
— В таком случае, друг мой, скоро ты лишишься головы. — Ксеркс скорбно вздохнул. — В Сузы направляется спартанское посольство. Я не знаю, каким образом до спартанцев дошел слух о том, что я собираюсь в поход на Элладу. Однако в Спарте, как видно, здравомыслящие люди решили замириться со мной наперед всех прочих эллинов.
Демарат не смог удержаться от снисходительной усмешки. Он опустил голову, чтобы царь не заметил этого.
Но Ксеркс слишком пристально взирал на Демарата.
— Чему ты усмехаешься? — нахмурился царь. — Я погляжу, как ты будешь усмехаться, когда спартанские послы падут ниц передо мной!
— Не сочти меня дерзким, царь, но ни кланяться тебе, ни падать ниц спартанские послы не станут, — сказал Демарат. — Я не знаю, что побудило спартанцев направить сюда послов. Однако я уверен, что это не связано с намерением спартанских властей принести тебе свою покорность. Царь, прости меня за прямоту.
— А если ты ошибаешься, Демарат? — произнес Ксеркс после краткой паузы. — Если спартанцы все же устрашились войны со мной, что тогда?
— Я могу ошибаться в чем угодно, царь, но только не в этом, — промолвил Демарат, смело глядя в глаза Ксерксу.
Упорство Демарата не понравилось царю, которому льстецы из его окружения уже успели наговорить угодливых речей о том, что Эллада скорее всего покорится владыке Азии без войны. Недавние победы персов над египтянами и вавилонянами наверняка произвели впечатление на западных эллинов, молвили царские приближенные. И вот результат — Спарта отправила послов к персидскому царю.
— Ступай, Демарат, — раздраженно бросил Ксеркс. — Через три дня спартанские послы будут здесь. Если слова твои не подтвердятся и спартанцы принесут мне свою покорность, тогда ты останешься без головы!
Демарат поклонился царю, но не столь низко, как это делают персы, и удалился.
И вот наступил день, когда спартанские послы предстали перед царем царей. Вся персидская знать собралась в тронном зале сузийского дворца, чтобы увидеть посланцев Спарты.
Ксеркс, восседавший на троне под пурпурным балдахином, с любопытством разглядывал двух рослых плечистых мужей в коротких плащах, в сандалиях на босу ногу. Длинные светлые волосы обоих послов были тщательно расчесаны. Ксеркса удивило то, что у послов имелись бороды, но не было усов. Не понравилось Ксерксу и то, что на послах не было ни золотых, ни серебряных украшений, а одежда на них была из грубой льняной ткани.
«Либо спартанцы крайне бедны, либо все они отъявленные невежи, если их послы в таком виде являются на прием к самому могущественному из царей!» — промелькнуло в голове у Ксеркса.
Ксеркс окончательно уверился во втором своем предположении, когда увидел, что послы наотрез отказываются поклониться ему до земли. Царские телохранители попытались силой принудить послов к этому, но те сопротивлялись с такой яростью и упорством, что было очевидно: они скорее умрут, чем согнут спину перед владыкой персов.
По приказу царя персидская стража оставила послов в покое.
Ксерксу не терпелось узнать, что привело к нему гордых спартанцев.
— Царь мидян! — заговорил один из послов, его слова толмач сразу переводил на персидский язык. — Лакедемоняне послали нас сюда как искупление за убитых в Спарте персидских глашатаев. Мы в твоей власти, царь. И мы готовы умереть.
Ксеркс, удивленный и разочарованный, откинулся на спинку трона. Такого оборота он совсем не ожидал!
Царь царей пожелал узнать мнение своих приближенных.
Знатные персы наперебой советовали Ксерксу казнить этих двоих спартанцев не только во имя мести за давнишнее убийство в Спарте персидских посланцев, но и за их дерзкий отказ склонить голову перед персидским царем.
Ксерксу пришлась не по душе кровожадность его вельмож.
Обращаясь к спартанским послам, Ксеркс сказал, что он не поступит подобно лакедемонянам, презревшим обычай, священный для всех людей. Царь не желает подражать спартанцам в том, что достойно порицания, а потому он отпускает послов живыми и снимает с их сограждан вину за давнее злодеяние.
Ксеркс не только не причинил послам никакого вреда, но и одарил их по-царски.
Убедившись в правоте Демарата и ценя его за неизменную искренность, Ксеркс сделал щедрые подарки и ему. Демарату было позволено встретиться со спартанскими послами там, где он пожелает. Демарат пригласил послов к себе домой.
На обратном пути спартанские послы опять задержались в Дамаске.
Гидарну уже была известна истинная цель спартанского посольства. Знал Гидарн и о неудачной попытке Ксеркса через посредство Демарата склонить послов к тому, чтобы они по возвращении в Лакедемон убедили своих сограждан дать персидскому царю землю и воду.
Симпатизируя Сперхию, Гидарн однажды обратился к нему с такими словами:
— Почему вы, спартанцы, избегаете дружбы персидского царя? На моем примере, Сперхий, ты можешь видеть, как царь царей умеет воздавать честь тем, кто ему верно служит. Если бы Спарта покорилась Ксерксу, то каждый из спартанцев мог бы стать властителем города или области в Элладе.
Сперхий так ответил Гидарну:
— Тебе прекрасно известно, что значит быть рабом, склоняя спину перед Ксерксом, а о том, что такое свобода — сладка она или горька, — ты ничего не знаешь. Если бы тебе довелось вкусить свободы, то, пожалуй, ты дал бы нам совет сражаться за нее не только копьем и мечом, но и голыми руками.
Гидарн неплохо знал греческий язык, поэтому общался с послами без толмача. Ему, возросшему на мировоззрении азиатских племен, для которых царь — это и высшая власть, и высшая справедливость, было непонятно стремление эллинов к свободе. Гидарн никак не мог взять в толк, почему эллины так отстаивают свою свободу, которая не только не сплачивает их маленькие государства перед персидской угрозой с Востока, но и вынуждает постоянно враждовать друг с другом.
Так они и расстались, Сперхий и Гидарн, не понятые друг другом. Расстались, чтобы спустя три года встретиться вновь уже при совершенно иных обстоятельствах.
Часть вторая
Глава перваяЗолото Ксеркса
Дабы печальное состояние Дафны не повлияло на ее еще не родившегося ребенка, Горго поселилась у своей лучшей подруги, желая быть ей опорой в этот трудный период. Если Горго было необходимо отлучиться к сыну или по какому-то другому делу, то она оставляла Дафну на попечение Астидамии, которая тоже немало времени проводила у дочери.
С рождением сына Дафна наконец-то обрела некоторое душевное равновесие. Теперь ей было чем себя занять. Родившийся младенец был наречен Сперхием. Не доверяя служанкам, Дафна ухаживала за своим первенцем сама.
Геро, супруга Булиса, выждав положенный срок траура, отправилась к гармосину той городской комы, где она жила, и потребовала, чтобы тот поскорее подыскал ей другого мужа. Гармосином Киносуры в ту пору оказался человек, весьма падкий на женщин. Геро незамедлительно воспользовалась этим. Она отдалась гармосину прямо в помещении, где находился гражданский архив Киносуры. Этим своим поступком Геро расположила к себе гармосина Зевксиппа. По вечерам Зевксипп зачастил в дом Геро, прямо в постели с нею обсуждая кандидатуру того или иного вдовца, сведения о которых он собирал в течение дня.