— Повелитель, Гидарн просит принять его, — низко кланяясь, промолвил военачальник. — Он привел с собой какого-то человека, судя по одежде, эллина.
— Что? Перебежчик? — встрепенулся Ксеркс. — Зови Гидарна!
В царском шатре горело множество светильников, поэтому человек, пришедший вместе с Гидарном, невольно сощурил глаза, войдя из мрака ночи в роскошное парчовое обиталище персидского владыки.
При виде царя царей, облаченного в расшитые золотыми нитками длинные одежды, с золотой диадемой на голове, с завитой рыжей бородой и усами, спутник Гидарна упал на колени и уткнулся лбом в цветастый вавилонский ковер.
— Кто ты? — громко спросил Ксеркс по-персидски.
Царь был разочарован. По внешнему виду незнакомца сразу можно было понять, что это один из местных пастухов, которые пасут коз и овец на горных лугах Малиды. Этот человек был явно не из отряда Леонида.
Гидарн чуть ли не силой заставил пастуха подняться с колен. Он перевел ему сказанное Ксерксом на греческий язык.
— Меня зовут Эфиальт, — сказал незнакомец, поправляя у себя на шее завязки плаща, сшитого из козьих шкур. — Когда-то я жил в Трахине, имел большой дом и гончарную мастерскую. Но потом в Малиду пришли спартанцы во главе с царем Клеоменом. Малида оказалась на пути у спартанского войска, идущего на помощь фессалийским Алевадам, которые в ту пору воевали с долопами. Одному из спартанских военачальников приглянулась жена моего старшего брата. Спартанец стал уговаривать ее бросить мужа, звал уехать с ним в Лакедемон. Электра, так звали жену моего брата, ответила отказом. Тогда негодяй обесчестил ее. Когда спартанское войско на обратном пути из Фессалии опять сделало остановку в Трахине, мой брат разыскал насильника и ударом кинжала убил его на месте.
Клеомен, собрав граждан Трахина, повелел, чтобы они осудили меня и моего брата на вечное изгнание. Электру Клеомен отдал на потеху своим воинам. После такого позора Электра повесилась. Мой брат тоже покончил с собой. Меня сограждане изгнали из Трахина, отняв все мое имущество. Я скитался по чужим землям до тех пор, покуда в Спарте не умер ненавистный царь Клеомен. Тогда я вернулся в Малиду. Но мои сограждане из страха перед спартанцами по-прежнему не позволяют мне жить в Трахине. Поэтому я вынужден пасти чужих овец и на отчей земле прозябать изгоем.
Эфиальт тяжело вздохнул и ненадолго умолк.
— Скажи царю, зачем ты пришел сюда, — промолвил Гидарн, слегка толкнув пастуха в бок.
— Я хочу отомстить спартанцам за все свои страдания и унижения, — вскинув лохматую голову, проговорил Эфиальт. — Я знаю, что во главе эллинского отряда, запирающего Фермопильский проход, стоит Леонид, брат Клеомена. Вот почему я здесь. Я могу провести персидское войско обходным путем через Трахинские скалы по заброшенной Анопейской тропе. Об этой тропе мало кто знает. Эта тропа идет через Каллидромские горы и выходит к восточному выходу из Фермопил.
Гидарн перевел сказанное пастухом на персидский язык и от себя добавил:
— Владыка, если действовать без промедления, то уже к утру отряд Леонида окажется в ловушке. Воистину, этого пастуха нам послали добрые боги-язата!
— Воистину! — согласно кивнул Ксеркс, поднявшись с кресла.
Царь взирал на обветренное лицо Эфиальта, на его жесткую черную бороду, на длинные спутанные волосы, словно стараясь запомнить до мельчайших подробностей облик посланца счастливой удачи, которой он молился в последние дни. Да, Аша-Вахишта услышала его мольбы!
— Скажи, что ты хочешь за свою услугу? — обратился Ксеркс к пастуху.
Темные, как спелая олива, глаза Эфиальта взволнованно забегали. Он негромко пробормотал, глядя себе под ноги:
— Великий царь, когда-то я был обеспеченным человеком, а теперь вот прозябаю в нищете…
— Довольно! — Ксеркс жестом подозвал к себе одного из своих евнухов. — Дайте ему золота, сколько он сможет унести.
Затем царь повернулся к Гидарну:
— Возьмешь «бессмертных» и пойдешь в обход по горам. Выступай сей же час!
Свет нового дня, зародившийся в небесной лазури, только-только рассеял в теснинах ночной сумрак.
Тревога, подобно порыву холодного ветра, пронеслась над эллинским станом. Дозорные на фокейской стене заметили человека, пробирающегося к Фермопилам со стороны Анфелы, где стояли персы. Перебежчиком оказался один из фессалийцев, многие из которых вступили в войско Ксеркса по принуждению.
Дозорные привели перебежчика к Леониду.
— Царь, персы двинулись в обход по Каллидромским горам, — сказал фессалиец. — Ксеркс послал к Восточному выходу из Фермопил Гидарна и всех «бессмертных».
Леонид спешно собрал военачальников союзных отрядов.
— Друзья! — начал он. — Персы отыскали обходную тропу. «Бессмертные» уже выступили, чтобы зайти к нам в тыл. Я отпускаю вас всех, ибо Фермопилы нам не удержать. Мои спартанцы останутся здесь до конца. Без приказа из Спарты мы отступать не можем.
Среди союзников разгорелись споры. Кто-то не желал оставлять воинов Леонида одних на погибель, кто-то настаивал на том, чтобы спартанцы отступали вместе со всеми.
— Иначе про спартанцев скажут, что они выполнили свой долг до конца, а нас назовут трусами, — сказал коринфянин Антенор. — Уходить, так всем вместе. Таково мое мнение.
Несмотря на уговоры, Леонид настоял на своем. Спартанцы останутся у Фермопил, чтобы задержать персов и дать возможность прочим эллинским отрядам без помех добраться до Фокиды.
— Глупо погибать здесь всему нашему войску после стойкой трехдневной обороны, — сказал Леонид.
Когда от дозорных пришло известие, что варвары толпами приближаются к Фермопилам от Анфелы, союзники стали торопливо собираться в дорогу. Лишь феспийцы, все как один, заявили, что остаются с воинами Леонида.
— И все же, друг мой, тебе придется немного отступить, — обратился Леонид к Демофилу, предводителю феспийцев. — Будешь со своим отрядом прикрывать мне спину у Восточного выхода. «Бессмертные» смогут пройти к Фермопилам только там. Поставь своих гоплитов в самом узком месте между горами и морем. И держись до последней возможности!
Демофил построил своих воинов в колонну и повел к Восточному проходу, куда уже ушли остальные греческие отряды, торопившиеся до наступления дня выбраться из теснин в Локриду Эпикнемидскую.
Персы, приблизившись к фокейской стене на полет стрелы, остановились, словно в нерешительности. На самом же деле Мардоний и Отана, отправленные Ксерксом на решающую битву с войском Леонида, выжидали, когда «бессмертные» завершат свой путь по горам и спустятся к морскому побережью у Восточного прохода. Ни Мардоний, ни Отана не догадывались, что в греческом лагере за фокейской стеной остались только спартанцы.
Над эллинским станом витал густой аромат жареного мяса и чечевичной похлебки, приправленной сильфием. Спартанцы завтракали. Все они были в боевых доспехах, при оружии. Дозорные подкреплялись пищей прямо на стене, продолжая вести наблюдение за всеми передвижениями варваров.
Мегистий был хмур и неразговорчив. Его жег стыд. Данное им пророчество не сбылось. Ни о какой победе над Ксерксом уже не могло быть и речи.
Леонид ободрял Мегистия, говоря, что все еще может измениться к лучшему. Кто знает, может, спартанское войско уже на подходе к Фермопилам. Желая выяснить это, Леонид попросил Мегистия погадать на внутренностях жертвенной овцы.
Мегистий сам выбрал овцу и заколол ее, разложив на камне окровавленные внутренности.
Леонид и Агафон, стоявшие неподалеку, терпеливо ждали, что скажет знаменитый прорицатель.
Вот Мегистий омыл руки в чане с водой и приблизился к ним.
— Идемте завтракать, друзья, — тихо и печально произнес он. — Обедать мы будем уже в Аиде.
Поняв смысл сказанного Мегистием, Леонид отправил Агафона к раненым, что-то прошептав ему на ухо.
Едва Агафон удалился, Леонид взял Мегистия за руку.
— В случившемся нет твоей вины, друг мой, — промолвил он. — Аполлон Пифийский ясно дал понять спартанцам, что гибель их царя послужит спасению Лакедемона. Это моя судьба. Я хочу, чтобы ты рассказал эфорам и старейшинам обо всем случившемся здесь…
— Нет, Леонид! Не проси и не настаивай, — твердо сказал Мегистий. — Я не покину тебя. Твой жребий — это и мой жребий. Но если ты хочешь оказать мне услугу, тогда отправь гонцом в Спарту моего сына.
К тому времени Ликомед уже вернулся из Этолии, куда посылал его Леонид за помощью. Этолийцы обещали прислать войско в Фермопилы, но только после окончания Олимпийских игр.
Наскоро перекусив в кругу своих военачальников, Леонид вызвал в свою палатку Ликомеда и Аброника, командира афинской пентеконтеры, стоящей на якоре поблизости от Фермопил.
Леонид протянул Ликомеду бронзовый жезл с крошечной фигуркой богини Ники на конце, предварительно сняв с него пергаментный свиток, на котором был написан приказ эфоров о защите Фермопил.
— Ликомед, передашь «Нику» эфорам, — сказал Леонид. В просторечии спартанцы называли такой жезл «Никой». — Также захватишь с собой мой царский штандарт. Не хочу, чтобы боевое спартанское знамя угодило в руки варваров. Скажешь эфорам, что их приказ выполнен. Теперь иди, Ликомед. Аброник перевезет тебя на своем корабле в Опунт. Дальше дорогу ты знаешь.
— Царь, но почему я? — обиженно спросил Ликомед.
— Так распорядился жребий, — солгал Леонид. — Пойми, друг мой, кто-то должен это сделать. В твоей доблести я не сомневаюсь. Ступай!
Ликомед вышел из царской палатки, не скрывая своей досады.
— Царь, на моем корабле хватит места и для всех раненых, — сказал Аброник.
— Раненые спартанцы никогда не покидают своих соратников, — промолвил Леонид. — Они либо вместе со всеми возвращаются домой победителями, либо вместе со всеми погибают. Таков военный обычай Лакедемона.
— Царь, я имел в виду тяжелораненых, — заметил Аброник. — Тех, кто не может держать оружие в руках. Они ведь только обуза.
— Ты хочешь сказать, что тяжелораненые лакедемоняне могут угодить в плен к персам, — понимающе покивал Леонид. — Не беспокойся, друг, у нас в обычае добивать своих тяжелораненых, если нет никакой надежды на победу. В Лакедемоне всех их будут считать доблестно павшими в битве.