— Меня?!
— Я о другой любви, — допытался объяснить Диагор, — о той, какую мы испытываем к родителям…
— Замолчи, — потребовал Демокрит, — И покажи мне свое лицо.
— Что? — не понял Диагор, подняв голову.
— А, хорошо, — сказал Демокрит, — у тебя прекрасная кожа…
— О чем ты, учитель?
— Я рад, что ты уже забыл о своей болезни. Впрочем, такая печаль, — вздохнул Демокрит, — такая горькая тоска… Когда умирает молодая женщина, душа протестует больше, чем когда умирает юноша. Отчаяние невыразимое. Женщина должна стать матерью, Диагор.
— Да, — тихо согласился Диагор. — Мы мечтали: если у нас родится сын, назвать его твоим именем…
— Мужчины гибнут в сражениях за женщин. Не могут женщины умирать молодыми.
— Мне кажется, что я тоже мертв, — сказал Диагор. — Ты говорил: если для человека все мертво, то это все равно что мертв он сам.
— Я сказал это? — спросил с удивлением Демокрит.
— Да, давно. Когда хоронили твою мать. С той поры прошло много времени, учитель, и ты, возможно, забыл. Но я помню, потому что был тогда мальчиком и прислушивался к каждому твоему слову, учитель.
— Да, времени прошло много. И видишь, Диагор, для меня все снова ожило. Хотя и теперь, кажется, все помертвело вокруг — такая горькая весть…
— Боги умерли, — сказал Диагор. — Все боги умерли.
— Их нет, Диагор.
— Они умерли, учитель. Я молил каждого из них и всех вместе, я сжег на алтарях богов все, что у меня было, я просил, чтобы они не дали Алкибии умереть. Они не откликнулись, учитель: они мертвы. Давно мертвы, учитель! — воскликнул Диагор. — Ведь никто уже не помнит, когда люди общались с богами. Ни к кому они не спускались, никого не окликали. Что-то случилось на Олимпе, учитель. Там поселилась смерть! Но если они живы и не откликаются, — Диагор встал и потряс кулаками, — если они не хотели откликнуться на мои молитвы, пренебрегли ими, я отомщу им. Я отомщу! — Он снова упал на ложе, на котором сидел, и затрясся в беззвучном плаче.
— Не надо, — принялся успокаивать Диагора Демокрит. — Не терзай себя напрасно. Человечество отомстит богам тем, что забудет их, Диагор. Боги питаются человеческим невежеством и страхом перед неведомым. Знание — конец всякого невежества и страха, начало подлинного мужества и счастья, Диагор.
— Гомер и Гесиод богам все приписали, что у людей считается позорным, мерзким…
— Да, так сказал Ксенофан из Колофона. «Зевс — отцеубийца, — говорил он, — развратник, его непутевая жена Гера понукает им. Афродита изменяет своему мужу Гефесту с Аресом, Гефест же хромоногий — мишень для насмешек других богов…»
— Да, да, Демокрит. Они все мерзки, мерзки! Все! Все!
— Их нет, Диагор. Их просто нет.
— Я разорился, Демокрит, принося им жертвы. Теперь, я такой же нищий, как и ты, учитель. У меня нет ни дома, ни имущества, ни денег — я все продал, все растратил, учитель.
— Тот, кто трудится, обращает время в золото, Диагор. У тебя впереди много времени.
— Так думал и Протагор, учитель, — сказал Диагор. — Он думал, что впереди у него много времени. Бедный, бедный…
— Протагор? Почему ты вспомнил о нем? И почему ты жалеешь его, Диагор?
— Жаль всех мертвых, учитель, — ответил Диагор, поднимаясь и садясь.
— Мертвых? — еще больше удивился Демокрит. — Разве Протагор мертв?
— Ты не знаешь?! О боги, он ничего не знает! Какие же вести я принес тебе сегодня! Меня надо убить за такие вести, убить! — Диагор стал ломать в страдании руки. — Протагор утонул, учитель. Вместе с кораблем, на котором он плыл…
— Куда плыл Протагор?
— В Сиракузы, учитель.
— Зачем?
— Он хотел предложить тирану Сиракуз свои услуги в составлении законов.
— Когда это было, Диагор?
— Весть о гибели корабля, на котором плыл Протагор, пришла вчера.
— Надо достать вина и устроить тризну в память об умерших, — сказал Демокрит. — Все живые виноваты перед мертвыми, Диагор, потому что живые, возможно, вытеснили их… Как бы там ни было, нам лучше, чем мертвым, и, значит, нам надо пожалеть их.
— У меня нет ни обола, учитель, чтобы купить вина.
— Денег нет и у меня. Мой сосед Никомах отпустит мне амфору вина в долг, — сказал Демокрит.
Фавборий застал Демокрита и Диагора за печальным пиршеством. Они лежали на полу, на подстилке из свежей травы. Перед ними стоял большой кратер с вином. Они сами черпали из него и молча пили.
Фавборий остановился в дверях и стоял там какое-то время, наблюдая за пирующими, которые лежали к нему ногами и не видели его. Гость Демокрита плакал. Демокрит, отрываясь от кружки, шумно вздыхал, стучал свободной рукой по полу, словно призывал к беседе подземных богов, и тряс головой, которая то и дело клонилась к земле.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
— Демокрит, — позвал Фавборий, — позволь войти в дом.
Демокрит перевернулся на спину, сел. Приподнялся и Диагор, обернувшись к Фавборию.
— Входи, мой друг, — сказал Демокрит. — Ты один?
— Один, — ответил Фавборий.
— Выпей с нами, — предложил Демокрит. — Мы утоляем печаль. — Он зачерпнул кружку вина и протянул ее Фавборию. Вино расплескалось, потекло по руке Демокрита, оставляя на ней красные полосы.
Фавборий взял кружку и сел.
— Две души канули в пустоту, Фавборий: душа Алкибии и душа Протагора, — сказал Демокрит.
— О смерти Протагора я знаю: он утонул на одном из моих кораблей. Об Алкибии сказал ты.
— Пей, — потребовал Демокрит.
— Кто этот человек? — спросил о Диагоре Фавборий, когда осушил кружку. — Тот ли это поэт?..
— Да, тот, — ответил Демокрит.
— И ты позволил ему войти в твой дом?
— У нас с ним общий дом — горе. Пей еще, Фавборий!
— Нет, — отказался Фавборий. — Сейчас не время. Надо поговорить о деле, Демокрит.
— Говори.
— При нем? — Фавборий кивнул в сторону Диагора.
— Можно при нем.
— Нет, — сказал Фавборий. — Пусть этот человек уйдет, потому что он — вор. Будь твердым, Демокрит.
— Можно ли быть твердым в печали?
— Да, — сказал Фавборий. — И в радости, и в печали нужно быть твердым. Нельзя прощать врагов на радостях, нельзя прощать врагов, когда они в беде, потому что враги не заслуживают прощений никогда. Пусть этот человек уйдет. Или уйду я…
— Ты слышал, Диагор? — взглянул Демокрит на поэта. — Ты слышал, что сказал Фавборий? Его языком говорит твоя судьба, Диагор.
— Я не враг тебе, — заговорил торопливо Диагор. — Я так сильно полюбил Алкибию, что забыл обо всем… Я потерял Алкибию, я потерял все. Я очень любил ее, — сказал он, обращаясь к Фавборию. — Я любил ее больше жизни.
— Больше всего ты любишь себя, — прервал его Фавборий. — Тебе лучше уйти.
— Да, — согласился Диагор. — Я смог бы побороть одно горе вместе с тобой, учитель, — вечную разлуку с Алкибией, — повернулся он к Демокриту и встал, — но два горя: разлуку с Алкибией и с тобой мне не одолеть в одиночку. Прощай, учитель.
— Мы еще увидимся, — сказал Демокрит и посмотрел на Фавбория, надеясь, что тот в последний момент пожалеет Диагора.
— Ты все сказал, — произнес Фавборий сурово. — И уходи, Диагор!
Диагор молча перешагнул порог и скрылся в темноте.
— Странно устроены люди, — сказал Фавборий. — Побежденный враг стремится стать другом, зазнавшийся друг становится врагом…
— Ты мой настоящий и единственный друг, Фавборий, — Демокрит обнял морехода. — Ты всегда приходишь ко мне в тяжелую минуту.
— Спасибо тебе за эти слова, — ответил Фавборий, освобождаясь от объятий Демокрита. — Но давай поговорим о другом.
— Конечно, о другом. Впрочем, о чем же?
— О твоих знаниях, Демокрит. Твои знания бесконечны.
— Это лесть, Фавборий. Я знаю много, но не бесконечно.
— Ты достоин лучшей участи, Демокрит.
— О чем ты, Фавборий? Я не понял тебя.
— Я пришел не один, Демокрит. Спутники мои во дворе, — ответил Фавборий. — Они принесли деньги, которые по праву принадлежат тебе.
— Деньги?! — удивился Демокрит. — Какие?
— Я уже сказал: твои деньги. Теперь тебя никто не сможет обвинить в том, что ты растратил наследство отца… Только не горячись, Демокрит, — остановил Демокрита Фавборий, видя, что тот собирается что-то сказать. — Выслушай меня внимательно. И спокойно. И будь рассудительным. И помни о беде, которая нависла над тобой. Обещай.
— Хорошо, — неохотно согласился Демокрит. — Так откуда у тебя мои, как ты говоришь, деньги?
— Я воспользовался советом, который ты давал многим и который случайно достиг моих ушей. Я купил много оливкового масла, когда оно было дешево, и продал его теперь, когда оно стало дорогим. Купил в Абдерах, продал в Клазоменах. Обрати внимание на это обстоятельство: деньги, которые я добыл для тебя, не принадлежат абдеритянам. И еще: я произвел закупку крупной партии масла под самым носом у твоего брата Дамаста, который был уже готов раскошелиться, чтобы потом разбогатеть еще более. Разница между суммой, которую я потратил на скупку масла, и той, какую я получил от его продажи, — огромна. Она твоя, Демокрит. Что ты на это скажешь?
— Бедный, бедный Фавборий, — сказал Демокрит. — Ты поступил дурно. Я давал совет бедным людям, чтобы уменьшить их нужду. Ты же, богатый человек, воспользовался им без моего ведома, чтобы к деньгам прибавить деньги. Не столь важно то, Фавборий, что ты предлагаешь деньги мне, потому что богатый человек распоряжается своим богатством как хочет.
— Эти деньги могли бы достаться Дамасту. Он получил бы их от абдеритян. Теперь же они достанутся тебе. Я получил их от клазоменцев, — возразил приунывший Фавборий. — Разве это не оправдывает мой поступок, Демокрит?
— Нет, Фавборий. Ничто не оправдывает дурных поступков, как ничто не оправдывает ложь. Однако вели слугам принести деньги, — сказал Демокрит.
— Ты все-таки возьмешь их? — обрадовался Фавборий. — Я так хотел помочь тебе!
— Я верю, Фавборий. Вели принести деньги. Подумаем вместе, как поступить с ними. Впрочем, я уже подумал. Вел ли ты список абдеритян, у которых ты покупал масло, Фавборий?