Конечно, когда Германия напала на Советский Союз, уже не было ни польской, ни французской армий, а английский экспедиционный корпус потерпел поражение. К этому времени на Гитлера работала почти вся Европа. Мы оказались один на один с Германией, и нам оставалось одно: сражаться, сражаться и ждать открытия второго фронта. Западные страны не захотели открыть второй фронт в 1939 году. Не хватило терпения и Сталину, и антифашистскую коалицию, которая могла начать ’’работать” раньше, пришлось создавать в разгар войны.
Сталин хорошо запомнил долгую беседу с Риббентропом после обеда 23 августа. Высокий сухой немец давал понять, что Германия хочет развязать себе руки перед вероятной схваткой на Западе. Сталин, слушая министра иностранных дел Германии, думал о своем: нужно любой ценой выиграть время. Страна и армия не готовы к большой войне. Если удастся заключить этот пакт, то хотя бы объединенного альянса капиталистических государств против СССР не будет. Это главное.
Во время вечерней беседы, которая закончилась подписанием пакта, Сталин мог подумать, что 3–4 года передышки страна получила. Но здесь же Сталин почувствовал, что в этом сложном, бурном мире проводить политику нейтралитета будет исключительно непросто. Этот странный нейтралитет в глазах антифашистов, многих друзей Советского Союза будет выглядеть ущербным, возможно даже сепаратным. Сталин это предвидел, но другого выхода, как он полагал, не было. Сейчас мир ему был нужен, чтобы выстоять потом. Для этого Сталин и сделал шаг в духе времен ’’тайных договоров”. Речь идет все о тех же ’’секретных протоколах” — приложениях к советско-германскому пакту. К некоторым аспектам этого шага Сталина я хотел бы вернуться.
Вторая крупная акция, как бы о ней ни говорили и ни писали, связана с переносом границ СССР дальше на запад. Решение взять под защиту население Западной Белоруссии и Западной Украины перед лицом надвигающейся оккупации германских войск, думаю, было оправданным. Оно совпало с настроениями и желаниями трудящихся этих районов. Печально то, что эту акцию, денонсирующую Рижский договор 1921 года, Сталин обусловил секретным соглашением с Гитлером о будущих границах и территориальном ’’упорядочении”. Может быть, действительно это был компромисс, подобно Брестскому миру? Но Брестский мир Ленин заключал в открытой борьбе. Были сторонники и противники этого соглашения. Подписав тяжелый мир, мы, отмечал Ленин, не перешли ’’грани, подрывающей или порочащей социалистическую власть…”122. А здесь был сговор о будущих границах и сферах интересов. Мне хотелось бы процитировать документы, подтверждающие секретную договоренность Сталина и Гитлера (неважно в какой — письменной или устной форме). 10 сентября 1939 года Берия писал Молотову записку:
”В связи с предстоящим изменением дислокации пограничных войск НКВД Киевского и Белорусского округов, протяжение (так в тексте. — Прим. Д.В.) охраняемой войсками этих округов линии государственной границы Союза ССР увеличивается с 1412 до 2012 километров, или на 600 километров”. В связи с этим Берия предложил сформировать новый Западный пограничный округ в составе пяти пограничных отрядов123. Когда же советские войска вошли в Западную Украину и Западную Белоруссию, то граница соприкосновения между советскими и немецкими войсками устанавливалась в соответствии с секретной картой, которая, по-видимому, была согласована в августе на переговорах. Об этом свидетельствует следующий документ.
Немецкий военный атташе в Москве генерал Кестринг передает в Генеральный штаб РККА:
”1. Прошу передать начальнику Генерального штаба РККА Шапошникову, что я получил в 22.30 мин. от своего правительства ответ, что сегодня 24.9.39 г. в 18 часов г. Дрогобыч после переговоров передан частям Рабоче-Крестьянской Красной Армии без каких-либо осложнений.
2. Одновременно они договорились, что г. Самбор будет передан 26.9. утром. Еще раз повторяю — никаких трудностей при переговорах не выявилось. Очень рад, что все дело пошло хорошо.
3. Считаю долгом сообщить, что в Дрогобыч горят большие цистерны уже 10 дней, что нам было известно по докладам наших летчиков. На месте ходят злые слухи, что их зажгли немцы, прошу этому не верить, г.к. этот материал и нам был бы нужен.
4. В отношении вагонов, этот вопрос начальник Генштаба РККА знает, — мы здесь поступили как сказано в протоколе. Вот все, что я хотел столь быстро передать. Кестринг.
Принял: Адъютант начальника Генштаба РККА полковой комиссар Москвин”124.
Можно было бы привести еще и другие подобные документы. Но и так все ясно: Сталин счел нужным согласовать все эти ’’детали”. Видимо, были и другие ’’детали”, о которых, в частности, стало известно сегодня: о передаче, например, Гитлеру нескольких групп немецких и австрийских антифашистов, которые были репрессированы в 30-е годы и находились под следствием или в заключении. Во время августовских встреч Шулен-бурга с Молотовым посол Германии несколько раз поднимал вопрос ”об арестованных в СССР германских гражданах” и их выдаче рейху12". После заключения пакта и тем более договора о ’’дружбе и границе” Гитлеру не составляло труда добиться желаемого. В большинстве случаев это делалось вопреки воле арестованных126. Все это в чистом виде циничная ’’тайная дипломатия”, которую так осуждал Ленин.
Как я уже отмечал, народы Прибалтики восстановили Советскую власть в Эстонии, Латвии, Литве. Эти государства оказались между Германией и СССР. Правящие круги долго лавировали, выбирая наименьшее зло. Но решающим в этом выборе оказалась воля народов, простых людей, не забывших, кто задушил здесь Советскую власть двумя десятилетиями ранее. Становилось ясным, что прибалтийские страны могут оказаться в руках Гитлера.
Отказ Англии на трехсторонних переговорах дать расширенные гарантии безопасности прибалтийским государствам не оставлял сомнений в том, что в свете планов фашистской Германии они станут легкой добычей Гитлера. В результате переговоров 28 сентября 1939 года был заключен договор о взаимопомощи с Эстонией, 5 октября с Латвией, 10 октября с Литвой, к которой были присоединены Вильно и Виленский край. Очевидно, что, решая задачи укрепления СССР в преддверии войны, Сталин не особенно заботился о тонких национальных материях (да и не умел их учитывать). Многие его действия были грубы и даже оскорбительны.
В годы гражданской войны и интервенции силы международной реакции и внутренней контрреволюции насильственно оторвали Советскую Прибалтику от молодой Республики Советов, что было противоправным актом. Перед угрозой неизбежного германского нашествия помощь СССР и принятие в 1940 году прибалтийских государств в состав Союза, по мнению Сталина и не только его, полностью отвечало интересам как Литвы, Латвии и Эстонии, так и всего Советского Союза.
Сталин присутствовал на всех переговорах и церемониях подписания пактов о взаимопомощи между СССР и каждой из прибалтийских республик в отдельности. Сам факт его участия подчеркивал особую государственную важность этих шагов.
В ряду других важнейших внешнеполитических шагов сталинской дипломатии следует отметить и требование Советского правительства к Румынии, выраженное в ноте от 26 июня 1940 года, о возвращении Бессарабии, насильственного захвата которой Советский Союз никогда не признавал.
Но Сталин не был бы Сталиным, если бы, решая какие-либо задачи, не приносил вреда и даже горя. В воссоединенных районах Западной Украины и Западной Белоруссии, в республиках Прибалтики, Молдавии тут же стали ’’отсеивать враждебные элементы”: кулаков, буржуазию, торговцев, бывших белогвардейцев, петлюровцев, просто ’’подозрительных” людей. Многие из них прошли по печально известному маршруту — за Урал, в Сибирь. Таких набралось немало.
Я уже упоминал, что в сибирском селе, где мы с братом, сестрой и матерью жили до войны, находился большой лагерь НКВД. Построили его в 1937 году за несколько недель: огромная зона, обнесенная деревянным забором с колючей проволокой наверху, смотровые вышки с часовыми, колонны ’’зэков”, которые все прибывали и прибывали. Когда быт в лагере немного наладился, отдельных заключенных расконвоировали, более того, им разрешили ходить по селу (бежать было бесполезно: более ста километров тайги до железной дороги, повсюду охрана). Мать работала в семилетней школе директором. Учились в школе и дети лагерных охранников. Не знаю уж почему, но однажды в школу прислали двух заключенных для переплетения старых библиотечных книг. Одного из них звали пан Худерски, ’’из-под Варшавы”, как он говорил, фамилии другого я не помню. Худерски был добрый человек, который вместе со своим товарищем привел библиотеку в порядок.
Мать носила им картошку, молоко. Худерски, помню, рассказывал, что он попал сюда потому, что его посчитали богачом. Старик все порывался объяснить матери, что никакой он не богач, произошла ошибка… А теперь вот объявили — десять лет… Зимой его не стало. Старый человек не вынес лагерных тягот. А сколько было таких судеб!..
Сталин стремился закрепить советско-германские договоренности о нейтралитете экономическими, хозяйственными, пограничными соглашениями. И, удивительное дело, при исключительно подозрительном характере Сталина его не насторожили некоторые действия Берлина. Например, в январе 1941 года немцы отказались подписывать так называемое ’’Хозяйственное соглашение” на большой срок, ограничив его рамками лишь 1941 года. Сталину докладывали, что накануне заключения договора о советско-германской границе от реки Игорка до Балтийского моря немецкие официальные лица охотно шли на компромиссы, не спорили из-за каждого ’’бугра”, что обычно бывает в пограничных делах. Передовая ’’Правды” радостно отмечала (вместо того, чтобы насторожиться), что ’’договор о границе был разработан в чрезвычайно короткий срок, не встречающийся в мировой практике”.
У Сталина, других руководителей должна была возникнуть мысль, что немцы не придают серьезного значения границам, потому что они для них временны. Согласно сопутствующему ’’Барбароссе” плану ’’Ольденбург”, будущие гр