Триумф и трагедия, Политический портрет И В Сталина. Книга 2 — страница 32 из 84

-я и 1-я армии так и не смогли перерезать встречными ударами. Войска действовали шаблонно, без выдумки. Дежурные советы Сталина "активнее использовать авиацию", создавать "ударные кулаки" носили весьма общий характер и помочь фронту не могли. В это же время истекала кровью полуокруженная 2-я ударная армия генерал-лейтенанта Власова. Сталин обвинил командующего Ленинградским фронтом Хозина в "безынициативности и безответственности". Чем это грозило ясно. Как раз тут, в разговоре со Сталиным, Жданов сообщил о сигналах заместителей комфронта Запорожца и Мельникова о "недостойном поведении Хозина". Сталин бросил в трубку:

- Разберись и доложи...

Жданов запросил у Хозина объяснения по поводу обвинений, предъявляемых ему политработниками. 3 июня 1942 года Хозин написал письмо на имя Жданова, в котором указывал: "Запорожец обвинил меня в бытовом разложении. Да, два-три раза у меня были на квартире телеграфистки, смотрели кино... Меня обвиняют в том, что я много расходую водки. Я не говорю, что я непьющий. Выпиваю перед обедом и ужином иногда две, иногда три рюмки... С Запорожцем после всех этих кляуз работать не могу..." Жданов позвонил через два дня. После очередного доклада, в конце, добавил:

- А Хозина лучше освободить... Нейдете ним дело. Приказом Ставки от 9 июня генерал-лейтенант М. С. Хозин был отстранен от командования Ленинградским фронтом. Правда, вскоре Сталин назначил его командующим армией, а немного позже, присвоив звание генерал-полковника,- командующим Особой группой. Затем Хозин стал командующим 33-й и 20-й армиями, далее заместителем командующего Западным фронтом. Порой трудно понять смысл бесконечных перебрасываний тех или иных генералов с места на место. Однако за передвижениями Сталин пристально следил. Промахов не прощал. Тот же Хозин 8 декабря 1943 года опять попал в приказ Ставки:

"Генерал-полковника Хозина Михаила Семеновича за бездеятельность и несерьезное отношение к делу снять с должности заместителя командующего Западным фронтом и направить в распоряжение начальника Главного управления кадров НКО.

И. Сталин Жуков".

Сталин однажды, уже после Сталинграда, когда ветер победы стал все сильнее надувать паруса его славы, заслушав А. И. Антонова, нового начальника Оперативного управления и первого заместителя начальника Генерального штаба, неожиданно "разоткровенничался".

"Откровения" Сталина были вызваны, возможно, накопившимся недоумением, а с другой стороны. Верховный хотел поглубже "пощупать" Антонова. Когда тот спросил разрешения идти, Сталин неожиданно ответил длинным вопросом-размышлением.

- Товарищ Антонов! Вы никогда не задумывались, почему многие наши наступательные операции в сорок втором году оказались незавершенными? Посмотрите, Ржевско-Вяземская операция двух фронтов, операция по деблокаде Ленинграда, зимнее наступление войск Южного и Юго-Западного фронтов. Кстати, ведь Вы были начальником штаба у Малиновского?

- Да, товарищ Сталин...

- В Крыму имели две армии и потерпели поражение, а затем Харьков... Чем Вы объясните эти провалы? Только не говорите мне сейчас: соотношение сил было не то, распылили средства, авиацию и танки плохо использовали...

Антонов, преподававший до войны общую тактику, не растерялся и довольно четко изложил свое видение причин неудач:

- В прошлом году, да еще и сейчас нередко мы действовали шаблонно, без выдумки. Мы не научились прорывать оборону сразу на нескольких участках, слабо использовали танковые соединения для развития успеха...

. - Начали Вы правильно, а затем стали детализировать... Главное заключается в том,- взглянул Верховный на Антонова,- что, научившись обороняться, мы плохо могли, да и сейчас не многим лучше,- наступать. Короче говоря, плохо еще умеем воевать...

Сталин опять посмотрел на Антонова, неожиданно улыбнулся, что бывало с ним крайне редко, и негромко сказал:

- Идите...

После Сталинграда у Сталина окрепла уверенность, что разгром фашистских войск не за горами. Слушая в конце декабря 1942 года доклад начальника Главного политуправления А. С. Щербакова о политической работе в армии, Сталин в конце беседы с нажимом сказал: "Надо настраивать бойцов на конкретную задачу: 1943 год должен стать концом фашистских мерзавцев! Дайте указания в политорганы об усилении работы по укреплению морального духа. Будем много и широко наступать. Да, именно наступать! Без наступления одной обороной фашистов не разгромить". Сталин понимал, что кроме умения наступать, которого не хватало бойцам и командирам, но особенно высшему руководящему составу, нужен высокий моральный дух, способность и готовность людей проявить твердую волю к борьбе и победе. Этой воли, как и умения наступать, часто не хватало. По указанию Щербакова в политуправлениях фронтов, политотделах армий, корпусов, дивизий проходили специальные занятия с политработниками и партийным активом о формах и методах поддержания высокого наступательного порыва. В партийном архиве сохранился доклад Мехлиса, с которым он выступил 9 января 1943 года перед политработниками 2-й ударной и 8-й армий Волховского фронта. Тема доклада -"О политической работе в наступательной операции".

Мехлис, пониженный в должности и звании Сталиным за крымскую катастрофу, тем не менее каждый абзац начинает со славословия Верховного: "Год СТАЛИНГРАДСКОЕ ОЗАРЕНИЕ

О Сталинградской битве написаны десятки книг. Я совсем не намерен заново рисовать картину этой выдающейся операции второй мировой войны. Она хорошо известна. Передо мной стоит более скромная задача: показать роль Верховного Главнокомандующего в этой переломной схватке.

Я уже говорил, что Сталин все время держал основные силы в центре советско-германского фронта. Обжегшись на неверной оценке в определении направления главного удара противника перед войной и испытав самые тревожные минуты в своей жизни, когда немецкие войска приблизились к Москве фактически на расстояние полета снаряда дальнобойного орудия, Сталин сосредоточил основные стратегические резервы на западном направлении. Однако, когда во второй половине июня 1942 года противник, сконцентрировав крупные силы, начал наступление на юго-западном и южном направлениях, выяснилось, что резервы нужны именно здесь. К началу июля оборона наших войск на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов оказалась прорванной на большую глубину. В результате мощного удара и маневров наступающих группировок немецких войск 21-я и 40-я советские армии оказались в окружении.

Сталин срочно направил на юг Василевского. Но сообщения от него шли крайне неутешительные. В течение следующей недели немецкие войска расширили Прорыв до 300 километров. Ударная группировка за несколько дней продвинулась на 150-1,70 километров, охватывая с севера основные силы Юго-Западного фронта, К этому времени последовал новый удар немцев в направлении Кантемировки. Сталин, рассматривая во время очередного доклада карту с грозной обстановкой, отчетливо видел призрак второго (как в 1941 г.) катастрофического окружения Юго-Западного фронта. Но теперь он уже кое-чему научился и, сориентировавшись в конкретных военно-стратегических вопросах, фактически не противился предложению об отводе войск 28, 38 и 9-й армий Юго-Западного фронта, как и 37-й армий Южного фронта. Ставка дала указание срочно готовить Сталинградский оборонительней рубеж.

Сталин имел возможность оценить свою непредусмотрительность. Еще в мае, после харьковской катастрофы, Василевский предлагал усилить стратегические резервы на юго-западном No южном направлениях. Сталин не согласился. Он боялся за Москву. Теперь пришлось срочно перебрасывать огромные массы войск в условиях острого стратегического кризиса. Обстановка усугублялась тем, что отход многих соединений проходил беспорядочно. Немало дивизий и частей по нескольку дней не имели связи с вышестоящими штабами. Знойная пыль сопровождала нестройные группы тысяч отступавших бойцов. В воздухе вновь хозяйничали "юнкерсы" и "мессершмитты". Порой создавалось впечатление хаоса, полной неразберихи и повторения самых худших ситуаций 1941 года. В военных архивах сохранился целый ряд грозных телеграмм Сталина командующим фронтами: привести в порядок отступающие соединения, стоять насмерть, не отходить без приказа с указанных рубежей. Вот некоторые из них:

"Сталинград Василевскому, Еременко, Маленкову

Противник прорвал ваш фронт небольшими силами. У вас имеется достаточно возможностей, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами, чтобы запутать врага. Деритесь с прорвавшимся противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эресовские силы.

Лопатин во второй раз подводит Сталинградский фронт своей неумелостью и нераспорядительностью. Установите над ним надежный, контроль и организуйте за спиной армии Лопатина второй эшелон.

Самое главное - не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе.

И. Сталин

23 августа 1942 г. 16 ч. 35 мин.

Продиктовано тов. Сталиным по телефону. Боков". Сталин вновь почувствовал себя в Царицыне. Тогда он тоже особые надежды возлагал на бронепоезда, так же призывал "навалиться", "драться не только днем, но и ночью", использовать "вовсю" артиллерию. Ситуация явно выходила из-под контроля Верховного. Десятки его телеграмм - это не стратегические или оперативные указания, решения, а обращение к сознанию, воле и чувствам людей, обращение к долгу с угрозой применения репрессий.

После войны Сталин вспоминал: август 41-гои август 42-го были для. него страшно тяжелыми. А ведь раньше он так любил август: Сочи, Ливадия, Муха-латка... Магнолии, цикады, ласковый шепот моря, волшебство южной ночи...Как давно все это было! Все отодвинулось куда-то в эфемерную даль невозвратного... Кто знает, о чем мог еще думать диктатор, привыкший олицетворять собой волю миллионов? Диктаторы в глубине души одиноки, как бы много людей их ни окружало. Они всегда боятся даже приоткрыть створки своей души. Люди сразу увидят их абсолютную моральную уязвимость: груз в