Учителя вытягивали меня каждый год, хотя я очень отставал по английскому. Наконец в пятом классе я остался на второй год из-за неуспехов в этом предмете. Я был расстроен, но в итоге завершил обучение!
В школе было весело. Занятия начинались в восемь утра и продолжались до половины четвёртого. Мальчики были примерно моего возраста, мы делились друг с другом историями и шутками и даже хулиганили, когда учителя не было в классе. Когда учитель возвращался, воцарялась такая тишина, что можно было услышать, как падает на пол булавка! У меня было несколько друзей, и мы обменивались небольшими подарками, чтобы скрепить нашу дружбу. Порой, когда мы дрались или у нас возникали небольшие конфликты, мы возвращали эти подарки, что означало нарушение нашей связи. Если мы не могли сделать такой же подарок, какой получили до этого, то мы заменяли его чем-то другим, чтобы объявить, что мы больше не друзья. Даже тогда у нас были нами же изобретённые правила общения и уважения к друзьям.
Моя деревенская школа в Покхаре
В монастыре мой день начинался очень рано: я умывался холодной водой, а затем, в половине седьмого, проходила утренняя молитва. Мы пели молитвы Манджушри и Зелёной Таре. Завтрак был простым: мы ели хлеб с маслом и пили тибетский чай перед короткой прогулкой до школы. Я возвращался в монастырь на обед, шёл обратно в школу и продолжал занятия до половины четвёртого. Однако летом мы с другими мальчиками ненадолго заглядывали на реку, чтобы быстро искупаться и потом уже бежать на обед и обратно в школу.
Летом река раздувалась от воды, стекавшей с гор, где таяли снега. В ней мы с друзьями купались. Я не умел плавать и думал, что это легко. Однажды я прыгнул в воду вместе с остальными, но не смог удержаться на поверхности. Я начал барахтаться и тонуть. Я думал, что погибну в водах реки. Затем я увидел ногу кого-то из ребят, проплывавшего рядом со мной. Я быстро схватился за ногу, и тот мальчик спас мне жизнь. Я наглотался столько воды, пока барахтался, что мне пришлось долго её выкашливать, пока я не смог опять дышать нормально. После этого я ужасно боялся заходить на глубину. Однако как-то раз я случайно зашёл в глубокое место и ухитрился выплыть к берегу без барахтанья. Я был рад, что в итоге научился плавать наравне с остальными.
Вечерняя пуджа в монастыре начиналась в четыре, а после неё происходил дружеский ужин, состоявший из питательной тхукпы (густой суп с лапшой или клёцками). После ужина мы снова собирались, чтобы петь молитвы и начитывать мани-мантру перед отходом ко сну.
У других молодых монахов была возможность после окончания пуджи играть до темноты. Дупсенг Ринпоче велел мне каждый вечер вслух заучивать тексты. Я без энтузиазма подчинялся и сидел отдельно от других, хотя мог слышать, как мои друзья радостно играли и перекрикивались. Мой ум отвлекался на эти звуки веселья, и я жаждал присоединиться к ним. Дупсенг Ринпоче отчитывал меня, когда я замолкал и терял сосредоточение. Я должен был продолжать начитывать тексты. Каким-то образом, мечась между желанием и неохотой, я выучил бóльшую часть текстов пудж, которые мы выполняли в монастыре каждый день и каждый месяц. Когда я собирался запомнить какой-то текст, мне уже не нужно было так сильно сосредоточиваться на нём – я просто повторял его и через какое-то время заучивал.
Как-то раз после школы я пошёл обратно в монастырь, чтобы принять участие в ежедневной пудже Махакалы. Я был голоден и пошёл прямо на кухню в поисках еды. Я увидел развешанные кусочки сушёного мяса и потихоньку откусил большой кусок. Внезапно зазвучал барабан, оповещавший о начале Махакала-пуджи. В панике я рассовал оставшееся мясо в складки моего монашеского одеяния и помчался в зал, чтобы присоединиться к ламам. У нас в монастыре жила кошка, которая свободно бродила по всем помещениям. Она учуяла мясо и направилась прямо ко мне, громко мяукая и отказываясь уходить, когда я пытался прогнать её. Дупсенг Ринпоче увидел это и что-то заподозрил. Я не решался произнести ни слова, поскольку взял это мясо без спроса. В конце концов у меня как-то получилось отогнать кошку. В тот раз мне чудом удалось избежать больших неприятностей! Я больше никогда не осмеливался брать еду на кухне без разрешения, как бы голоден я ни был!
Каждые несколько дней, когда у меня было свободное время, я ходил домой навестить мать. Она с любовью готовила для меня еду и сладости. Мы очень любили это время, проведённое вместе. Иногда она проверяла, что я выучил в школе и в монастыре. Она гордилась моим продвижением, моей решительностью и сосредоточенностью на школьной и религиозной жизни.
Когда наступало полнолуние, монастырь проводил ночное начитывание «Двадцати одного восхваления Таре». Мы ели вкусную, наваристую тхукпу. Два или три монаха собирали цампу у деревенских жителей, другие набирали крапивы и овощей. Всё, что им удавалось найти в лесу, шло в котёл, в котором варился бульон для блюда. В начале сессии пуджи мы пели громко и чётко. Но, поев тхукпы, мы начинали клевать носом и наши голоса ослабевали, а кое-кто даже засыпал! Вдруг из ниоткуда появлялся Дупсенг Ринпоче и быстро подбадривал нас подзатыльниками. После такого ужасного пробуждения мы громко и мелодично пели всю оставшуюся ночь. Если мы видели, что кого-то из нас начинало клонить ко сну, мы бросали в него скомканные кусочки бумаги или ещё что-нибудь, чтобы нарушить его дремоту. Естественно, все сразу начинали смеяться.
В монастыре не было электричества. Ночью мы зажигали свечи, а также простые керосиновые лампы, которые мастерили сами: мы наполняли стеклянные бутылки керосином, прокалывали дырки в пробках и вставляли в них скатанные вручную хлопковые фитили. Мы были довольно изобретательны в таких делах, потому что у нас было мало денег. Мы не знали, что дышать дымом от горящих ламп было вредно для здоровья. Мы просто радовались тому, что у нас есть свет.
Лама Шераб высекает на камне мани-мантру, пока Дупсенг Ринпоче и я наблюдаем за его работой
Жизнь была простой, беззаботной и наполненной духовной дисциплиной. Моё расписание позволяло мне совмещать молитвы со светским образованием – оба эти элемента были важны для обучения буддийского монаха. В то время у Дупсенга Ринпоче было около двадцати посвящённых монахов. Монастырь был беден – у нас не было настоящих монашеских одеяний, и мы носили жёлтую одежду или использовали кусочек красной ткани, чтобы символически изобразить необходимый вид одежды. Большинство монахов носили обычные рубашки и штаны и переодевались в традиционные монашеские одежды на время проведения Махакала-пуджи. А отправляясь домой, чтобы поесть, мы переодевались в повседневную одежду.
Со временем Дупсенг Ринпоче нанял кого-то, чтобы сшить мне комплект простой монашеской одежды, только с меньшим количеством складок. Такое одеяние называется дранг чу, и, чтобы носить его, мне всего лишь нужно было повязать бордовую полосу ткани вокруг талии. Сначала я отказывался носить его, потому что оно выглядело как юбка. Однако Дупсенг Ринпоче настоял, чтобы я носил его всё время, вместо того чтобы постоянно переодеваться в обычную одежду перед походом в школу. Ученики в деревенской школе были удивлены. Некоторые смеялись и дразнили меня из-за этой «юбки». Я так стеснялся, что спрятался в каком-то углу. Акху Кхедруб похвалил меня и сказал, что в этих одеяниях я выгляжу красиво. Постепенно все привыкли к моему новому облику, и я с гордостью носил это одеяние в школу.
У меня не было каких-то особых амбиций относительно учёбы. Я был больше озабочен тем, какими играми себя занять и как сделать игрушку из всего, что попадало мне в руки. Даже ножницы в доме матери были для меня игрушкой. Я воображал, что это велосипед: два кольца – это колёса; я мог «катать» их по земле и тащить по грязи, чтобы сымитировать след от велосипеда.
Я обожал делать бумажные самолётики и запускать их в воздух. Бумагу найти было трудно, поэтому я тайно вырывал страницы из своих тетрадей, чтобы складывать самолётики. Иногда я мог перестараться и выдернуть для этих целей почти всю тетрадку. Когда учителя обнаружили, что страниц не хватает, я получил хорошую взбучку. Дупсенг Ринпоче каждый месяц давал нам деньги на покупку тетрадей для домашней работы. Мы должны были отчитаться, что деньги истрачены так, как предполагалось. У нас было много домашних заданий, поэтому лишних страниц для изготовления самолётиков уж точно не имелось!
Мы с друзьями играли во всевозможные игры. Одна из них заключалась в том, что мы гоняли металлические обручи при помощи железного прутика. Шагая, я катил рядом свой обруч и называл его «мой велосипед». Мы старались перещеголять друг друга, пытаясь сбить «велосипед» товарища. Однажды Дупсенг Ринпоче отшлёпал меня, потому что я стал прямо-таки одержим этой игрой. Другая забава заключалась в том, чтобы использовать фантики от сладостей в качестве денег и ставить их на кон, играя в «камень, ножницы, бумага». У некоторых из нас были коллекции фантиков гораздо богаче, чем у других. Мы представляли, что это наши призы, и использовали их в играх на удачу. Мы изобретали такие простые игры и проводили друг с другом многие часы, наслаждаясь ими.
Раз в две или три недели монахи будили нас в предрассветный час, чтобы мы помогли им заготовить дрова для очагов. До леса надо было добираться около двух часов. Нам нужно было попасть туда очень рано, чтобы избежать встречи с лесничим, который бы конфисковал все дрова, если бы увидел нас с ними. Такая заготовка дров позволяла монастырю сэкономить на закупке топлива. Это была весёлая полевая вылазка для монахов, хотя иногда они получали травмы во время рубки или переноски дров. Дупсенг Ринпоче бережно дул им на раны, начитывая мантру с пожеланием скорейшего исцеления. У меня не было возможности поучаствовать в рубке деревьев или переноске дров, поскольку я был тулку и к тому же самым младшим мальчиком в монастыре. Я просто присоединялся к этой опасной прогулке, и они любезно позволяли мне идти с ними за компанию.