Мы очень любили дождь! Мы играли и гонялись друг за другом, промокая до нитки. Однако, когда случалась гроза, мы закрывали уши и скрывались под ближайшей крышей, потому что боялись, что в нас попадёт молния. Если лило как из ведра, то мы предпочитали играть в одном из наших любимых укрытий. Это было похоже на то, как если бы мы спрятались под водопадом, – струи тропического ливня мощными потоками стекали с оцинкованной крыши. Мы выпрыгивали наружу и запрыгивали обратно сквозь стену воды, от души веселясь. В такие моменты мы были опьянены блаженством. Дупсенг Ринпоче хмурился, видя, как мы играем под дождём. Он переживал, что мы простудимся или тяжело заболеем. Однако Акху Тендар всегда поддерживал нас, заявляя, что нам нужно позволить играть в воде, чтобы оставаться чистыми!
Пока я взрослел и немножко проказничал, мои знания Дхармы и самодисциплина возрастали. Дупсенг Ринпоче учил нас Дхарме, рассказывая истории о великих мастерах. Я восхищался этими мастерами и очень вдохновлялся историями о них. Со временем я стал относиться к практике Дхармы намного серьёзнее. Каждый вечер после ужина мы все должны были собраться перед Дупсенгом Ринпоче, чтобы прочитать несколько молитв. Я сидел рядом с ним, и он руководил пением садханы Авалокитешвары [27] и начитыванием мани-мантры в течение часа. Мы также читали молитву раскаяния под названием «Чишаг». В итоге мы стали называть эту ночную молитву «Лама Дордже». Хотя поначалу мы считали эти ночные собрания скучными, вскоре они вошли в привычку. Поскольку мы обладали склонностью к Дхарме, она стала неотделима от нашей повседневной жизни.
Постепенно мы привыкли посещать сессии Дупсенга Ринпоче, где он рассказывал истории и пел с нами молитвы, а также его регулярные учения. Ринпоче в основном рассказывал нам волнующие истории с толикой юмора или вдохновляющие биографии великих мастеров. Иногда во мне возникало глубокое чувство отречения [от сансары] и сострадания к другим. Иногда подобные мысли были столь интенсивными, что я мог бодрствовать всю ночь, просто думая о том, чтó я мог бы сделать в качестве помощи или служения другим. Несколько раз за ночь я думал о том, чтобы убежать из монастыря и отправиться в одну из пещер, где медитировал Миларепа, чтобы подражать ему. И всё же я не осмеливался так поступить. При свете дня я уже не мог поддерживать такую чистую мотивацию, потому что меня отвлекали друзья и я начинал играть с ними. Таким образом, мои устремления, связанные с Дхармой, были не очень стабильными, хотя, несомненно, семя Дхармы во мне начало давать побеги и разрастаться. Сегодня я осознаю, что если мы постоянно прикладываем усилия, подобно тому, как река непрерывно проходит по своему руслу, то однажды мы определённо сможем ослабить последствия всех своих проступков и развить больше просветлённых качеств.
Все, включая моих друзей, называли меня тулку. Признавая меня в качестве ламы-воплощенца, они либо уважали меня, либо ожидали от меня чего-то. Очень часто, когда я развлекался с друзьями, кто-то мог отозвать меня в сторону и через секунду вывалить на меня ворох всех своих проблем. Они надеялись, что я могу подсказать им, как их решить. Они верили, что я не был обычным человеком. Они хотели, чтобы я как следует изучил их вопрос и дал им действенный совет, хотя я не был взрослым мастером, опытным в предсказаниях. На самом деле мне тогда было всего девять или десять лет, и я пытался наслаждаться детством. Как же я должен был узнать, каким советом им можно помочь? Они спрашивали о своей семье, или о делах, или о том, как найти какую-то потерявшуюся вещь. От таких людей было трудно отделаться.
Когда я оказывал помощь, я не особо углублялся в описанную проблему и не позволял каким-либо своим эмоциям воздействовать на этот процесс. Я просто не интерпретировал проблему с помощью своего ума. Вместо этого я давал им совет в соответствии с моей первой мыслью. Я также начитывал простые молитвы и делал пожелания, чтобы у меня получилось оказать помощь этому человеку. Никто не учил меня такому методу предсказания – он сформировался у меня, когда люди начали искать у меня решения своих проблем. В таком нежном возрасте я чувствовал груз своей ответственности. Большинство моих предсказаний были всего лишь удачными догадками, но другие так не считали. Слухи разносились подобно лесному пожару, и ко мне обращалось всё больше людей.
Однажды мой школьный товарищ Сонам Чопел, который теперь является переводчиком с тибетского на английский, потерял свою дорогую китайскую ручку. Он разыскал меня и умолял помочь ему найти её. Он был уверен, что, раз я тулку, то должен знать, кто взял его ручку. Я ушёл на холм за школой, чтобы избежать его назойливых просьб. Однако он догнал меня и продолжил донимать меня на протяжении часа, пока наконец я не повернулся к нему и не сказал: «Посмотри на деревню под нами. Там есть дом с множеством зелёных листьев на крыше. Внутри этого дома находится девочка, у которой твоя ручка». Сонам незамедлительно отправился на поиски девочки; ручка и в самом деле была у неё. В благодарность он дал мне несколько монет.
Откровенно говоря, я чувствовал себя некомфортно, делая такие предсказания. Я предпочитал задействовать логику и объективное исследование, а не гадать о вещах, основываясь на интуиции. Тем не менее всё, что я говорил, оказывалось правдой и происходило именно так, как это являлось мне. Я просто говорил правду, когда меня спрашивали, и результаты оказывались такими, как я говорил. Хотя я чувствовал себя некомфортно, выполняя подобные гадания, иногда я зарабатывал немного денег, чтобы купить сладости, – и это было полезно!
В дальнейшем, когда Дупсенг Ринпоче скончался, досточтимый Тенга Ринпоче сказал, что мне следует прекратить эти предсказания. Вместо этого мне нужно научиться правильно выполнять мо – традиционное тибетское гадание на костях. Он дал мне кости и указание пройти десятидневный ретрит по практике Манджушри, чтобы обрести более глубокую мудрость, необходимую для гадания и изучения Дхармы. Я почему-то утратил способность делать гадание без использования мо. Оглядываясь назад, я удивляюсь, как у меня получалось делать прорицания в столь юном возрасте. Я не могу объяснить это, но, возможно, я каким-то образом помог другим с помощью тех небольших знаний, которыми обладал.
В течение года, пока я находился в монастыре, Дупсенг Ринпоче получил ответ от Его Святейшества с рекомендациями относительно моего будущего. Ринпоче позвал мать и показал ей письмо. «Как следует позаботься о мальчике и обучи его. Очень скоро я приеду в Непал; тогда я увижу его и решу, что делать дальше», – таков был ответ Кармапы. Тогда мне было одиннадцать лет. Итак, теперь решение окончательно. Мать должна была позволить мне оставаться с Дупсенгом Ринпоче, пока не прибудет Кармапа.
Дупсенг Ринпоче отправился в Катманду, чтобы формально пригласить Его Святейшество посетить монастырь Чангчуб Чолинг, освятить храм и провести посвящение в монахи. Насыщенное расписание Кармапы не позволяло ему принять просьбу сразу же. Несомненно, Дупсенгу Ринпоче пришлось со слезами на глазах неоднократно умолять Его Святейшество, пока тот не согласился и не организовал двухдневный визит в Покхару. Когда Дупсенг Ринпоче получил подтверждение прибытия Его Святейшества, он сразу отправился за покупками там же, в Катманду. Он закупился парчой, едой и приобрёл небольшой столик, затем вернулся, чтобы поделиться добрыми новостями с тибетским сообществом и непальскими учениками. Дорога из Катманду в Покхару тогда ещё не была построена, и нужно было добираться на небольшом самолёте. До визита оставался ещё месяц, однако все были переполнены радостью и активно занимались приготовлениями. Я с нетерпением ожидал встречи с Его Святейшеством.
Когда мы жили в Долпо, мать рассказывала мне, что чёрная корона Кармапы была сделана из волос ста тысяч дакини [28] и что, если её не будут крепко держать, она улетит прочь. Я также узнал, что тот, кто увидит корону, уже не попадёт в низшие миры. Мне действительно не терпелось увидеть все эти великие вещи. В ночь перед прибытием Кармапы я не мог уснуть.
На следующий день воздух был наполнен ощущением предвкушения и волнения. Я не видел свежие фотографии Его Святейшества, поэтому он представлялся мне богоподобным существом с сияющей аурой и лучами яркого света, исходящего из каждой поры его кожи. Хотя я очень стремился увидеть его, я также боялся, что Кармапа прочтёт мои мысли и узнает обо всех моих шалостях, которые я совершил под кровом Дупсенга Ринпоче! Тогда мне точно придёт конец!
Когда наступил этот важный день, монастырь гудел от возбуждения: все ожидали прибытия Его Святейшества. Я поехал в аэропорт с Дупсенгом Ринпоче. Чтобы поприветствовать Его Святейшество, собралась целая толпа – возможно, они заодно хотели взглянуть хоть одним глазком на самолёт, поскольку тогда их нечасто можно было увидеть. Когда самолёт приземлился, я простодушно недоумевал, почему нет никакого гало или облака света вокруг него, подобно тому как будд и бодхисаттв на тханках изображали с яркими аурами. Я не мигая смотрел на самолёт: Кармапа был внутри, и уж его-то аура точно должна была просвечивать сквозь борта. Я не хотел пропустить момент, когда появится Его Святейшество! Из самолёта появился величественного вида лама со светлой кожей, и я подумал, что это, должно быть, Кармапа. Однако он отошёл в сторону и стал ждать. Потом я узнал, что это был Лопён Цечу Ринпоче. Затем вышел ещё один человек с ещё более сияющим выражением лица. Он помахал нам, стоя у двери самолёта, и начал грациозно спускаться по трапу. Это был Кармапа! Он забрался в ожидавший его джип и поехал в Покхару.
Пока мы возвращались из аэропорта в тибетский лагерь, Дупсенг Ринпоче ехал верхом. Когда мы добрались до лагеря, джип Кармапы всё ещё не прибыл. Дупсенг Ринпоче был единственным, кто знал, как нужно приветствовать Кармапу, и он был так занят, что не успел рассказать молодым монахам, как нужно действовать. На каждом из нас были специальные одеяния для особых случаев; мы выстроились вдоль дороги, чтобы встретить Кармапу. Когда Его Святейшество наконец прибыл, ему пришлось, не выходя из джипа, давать ламам указания, где нужно стоять. Мы с энтузиазмом бросились выполнять их.