Дупсенг Ринпоче вызвал меня и тихо спросил: «Так значит, ты решил поехать в Варанаси?». Затем он поделился со мной содержимым письма и мягко отчитал меня, хотя было похоже, что он также отчитывал самого себя. По его словам, того, чему он учил меня, было более чем достаточно для моего развития и моего будущего, однако я хотел уехать, чтобы продолжить обучение. Он завершил этот небольшой «выговор», озвучив своё окончательное решение. Раз уж того, что он давал мне, оказалось недостаточно, он организует всё для моего путешествия. Я знал, что он заботился обо мне и, сколь бы ненавистной ни была для него перспектива моего отъезда, уже планировал мой следующий шаг. Я был вне себя от радости! Когда мать услышала эти чудесные новости, она широко улыбнулась, и её лицо засияло любовью и состраданием с оттенком гордости. Я был готов для нового приключения, и все приготовления были сделаны моментально.
Возбуждённый, я в предвкушении своего очередного приключения начал укладывать вещи, чтобы в назначенный день покинуть Покхару. Все в тибетском лагере уже знали хорошие новости, и каждый дарил мне на память монетку достоинством от одной до пяти рупий. В сумме, включая щедрый подарок от Дупсенга Ринпоче – пятьдесят рупий, я набрал больше ста рупий! Я был перегружен всяческими одеялами, подушками, одеждой – я собирал всё, что мог унести. Я попрощался с Дупсенгом Ринпоче и отбыл на автобусе с несколькими другими ламами. Моё возбуждение вскоре уступило место отчаянию, когда с неба начало лить. Это был сезон муссонов, и наше путешествие быстро превратилось в кошмарную поездку по мокрым, ухабистым, извилистым дорогам. Дожди вызвали наводнение, но хуже всего был оползень, который смыл дорогу! Мы были вынуждены выйти из автобуса и идти пешком. Четыре ужасных часа под холодным дождём мы тащили багаж, с которым, к счастью, мне помогли другие ламы. Это было совсем не то путешествие, которое рисовало мне моё воображение. Однако я ни на мгновение не пожалел о принятом решении и не отказался от своей мечты.
На ненадёжной дороге мы то смотрели вверх, чтобы вовремя уворачиваться от падающих камней, то не отводили взгляда от земли, боясь, что она начнёт сползать у нас под ногами. Наконец нам удалось сделать перерыв в нашем нелёгком путешествии. Разрушенные дороги не подлежали ремонту, но нам повезло найти чайную лавку, где мы смогли немного передохнуть. Единственный автобус, который в итоге проехал рядом с магазинчиком, был набит до отказа. Однако нам отчаянно было нужно двигаться дальше, поэтому мы взобрались на крышу автобуса. Всякий раз, когда автобус трясся от того, что его подбрасывало на ухабе или он делал резкий поворот, мы держались изо всех сил, чтобы не свалиться вниз. Когда мы в конце концов прибыли на непальско-индийскую границу, наш стыковочный поезд уже ушёл.
Такой оборот событий был для нас шоком, и мы вынуждены были жить в настоящем, отбросив всякие мечты. Нам не оставалось ничего делать, кроме как ждать. Ожидание может быть изматывающим, особенно если мы склонны к нетерпеливости. Порой мы хотим наполнить эти моменты какими-то отвлекающими вещами, если это поможет скоротать время ожидания. Но когда ум беспокоен, он может успокоиться сам собой, если мы с уважением относимся к времени и учимся делать паузу, когда это неизбежно. Поэтому мы ждали и позволяли всему происходить так, как оно шло. В полночь прибыл последний поезд, тоже забитый до отказа, как и автобус, на котором мы сюда добрались. Мы ухитрились втиснуться, к тому моменту уже вполне вкусившие «прелести» нашего путешествия. И когда мы прибыли в Горакхпур, многих из нас тошнило. Несмотря на это, мы сели на поезд в Варанаси, мучаясь от диареи и озноба, вызванного утомлением.
Добравшись до пункта назначения, Варанаси, мы были разочарованы! Никакой пейзаж не радовал взгляд, и определённо ничто не соответствовало тому, что рассказывали студенты-монахи. Тот Варанаси, который я воображал, был более красивым и намного более величественным. Ожидания действительно уменьшают нашу радость от жизни. Я ожидал многого и, естественно, был разочарован. Но моё внимание переключилось на заселение и многочисленные дела, которыми я вынужден был заняться в своей новой жизни. К счастью, у меня не было возможности сидеть и печалиться. Оглядываясь назад, я понимаю, что болезнь, опоздание на поезд и приезд на место вкупе с ужасной погодой в итоге сделали моё прибытие по-настоящему сладостным, несмотря на разочарование. За нами постоянно присматривали во время всех этих испытаний. Если мы в состоянии видеть мир как место нашего обитания, наш дом, в котором всё взаимосвязано, то мы не согнёмся под грузом проблем, особенно если у нас благодарное сердце. Я очень признателен за заботу, которую получил, несмотря на ухабистый путь.
Я прибыл. Я был здесь, в Варанаси, чтобы учиться в Центральном институте высшего тибетского образования. Меня ожидали новое место и новая жизнь. Я потратил целый день, покупая всё необходимое с одним из старших лам – ламой Кхенрабом. Мы передвигались на велорикше, причём намного медленнее обычного, потому что нам попался старый рикша, который двигался совсем не быстро.
Тем не менее я находился в городе, и меня переполняло волнение. В этом турне по магазинам я купил ручку, тростниковую полку для книг, керосиновую плитку, посудину для заваривания чая, немного листового чая, сахар, соль, книги и, главное, будильник, чтобы не опаздывать на занятия. Из моих накоплений осталось двадцать индийских рупий. У меня был китайский термос, который я вёз всю дорогу из Катманду. Оказалось, в Варанаси такие пользовались большим спросом, и мне удалось выгодно его продать.
Массивный бирманский храм с тремя зданиями был общежитием для многих студентов из школы Карма Кагью. В каждой комнате жили от трёх до шести человек. За стенами храма был общий туалет и колодец с ведром, которое заменяло нам душ. Это было непритязательное жилое пространство. Глава Института Кагью имел звание кхенпо [34], и он выделил мне особую комнату, в которой со мной жил другой лама – Таманг Тулку. Мой сосед был спокойным человеком и обычно был погружён в чтение англоязычных книг. Моё владение английским по-прежнему оставляло желать лучшего, поэтому у нас было не так много общего. Мы не стали близкими друзьями, хотя делили комнату на протяжении года. Даже когда он не возвращался домой после какого-нибудь праздника, я не чувствовал себя одиноким, потому что всегда мог выйти и найти себе компанию других лам, которые жили в соседнем общежитии.
Никто из лам не мог помочь мне с вступительным тестом, который я должен был сдавать, прежде чем меня формально зачислят в Центральный институт высшего тибетского образования. Я нервничал. Как ужасно будет, если я завалю тест после стольких трудностей в пути! Больше всего я переживал из-за проверки моего владения хинди. Но моё беспокойство оказалось напрасным. Тест в основном включал вопросы по общим темам. А поскольку хинди очень похож на непальский, тест я сдал успешно.
Вскоре я стал полноправным студентом, изучающим множество предметов, таких как санскрит, история буддизма, а также индийскую и тибетскую версии буддийской философии. Согласно тибетской версии буддийской философии, мы должны сами выбирать свою школу – философские учения Кагьюпа. Также были доступны Ньингма, Сакья, Гелуг и религия бон – для тех, кто принадлежал именно к этим школам. Большинство предметов давались мне без особого труда, но с санскритом у меня было всё плохо. К счастью, санскрит похож на хинди, один из моих любимых языков. Я предпочитал его английскому, поскольку он помог мне освоить санскрит.
Я обожал историю! А именно историю индийского буддизма. Мой учитель был геше [35]. Он преподавал, используя великолепные высказывания Сакья Пандиты и разные истории. Когда он рассказывал их и разъяснял упомянутые факты, я воображал эти истории как фильмы с персонажами, игравшими для меня одного. Обычно на экзаменах по истории я получал отличные оценки. Я заучивал факты и улучшал свои навыки письма, используя множество ярких выражений. Экзаменатор ценил мою креативность и награждал меня высоким баллом.
Но с санскритом всё было иначе. Мы должны были заучивать наизусть примерно двадцать рассказов. Я читал рассказ вслух, выписывал и несколько раз повторно писал две строки, затем закрывал книгу и пытался воспроизвести текст по памяти. Когда мы пишем что-то несколько раз, это определённо помогает запоминанию. Одногруппники считали мою технику утомительной, но мы все испытывали трудности в освоении санскрита.
Индийское правительство ежемесячно выплачивало стипендию в семьдесят пять рупий каждому студенту, сдавшему экзамены, и я был одним из них. Сорок пять рупий у меня уходило на еду и ещё пять – на оплату электричества. Приходилось дополнительно раскошеливаться, если в комнате в общежитии имелся старый британский вентилятор колониальных времён. Все соседи по комнате должны были вскладчину заплатить пятнадцать рупий. Поскольку я был один в своей комнате и в ней был вентилятор, я должен был сам выплачивать все эти пятнадцать рупий, а это было немало. Через двадцать дней я уже был на мели! К счастью для меня, среди студентов было обычным делом внести плату за друга, которому не хватало средств. Иногда у меня оставалось немного денег после покупки книг и оплаты фиксированных месячных расходов. Тогда я баловал себя индийским чаем масала. Я стал одержим этой дорогостоящей привычкой. Всё началось, когда я начал делать обход-кору вокруг ступы, располагавшейся рядом с институтом. В прохладные вечера мы, завершив кору, по традиции заходили в чайную лавку, чтобы потягивать чай из пурвы [36]. В те дни, когда мои карманы пустовали, я всё равно совершал кору вокруг ступы, но лишь с любовью поглядывал на чайную лавку и брёл обратно в свою комнату – один, так и не выпив порцию чая.