В конце октября необычная пара обвенчалась, и Клементина вошла в дом своего мужа. Ребенок был усыновлен ими и своим щебетаньем наполнял радостью весь дом.
Однажды, ранней весной, Квистус вошел с письмом в руке в студию. Он был избран почетным членом Французской Академии, — высшая честь, которая может только пасть на ученого всего цивилизованного мира. Он пришел к ней поделиться радостью.
Он увидел задрапированный торс женщины без головы, держащей в руках с одной стороны Шейлу, с другой — одно из тех очаровательных кудрявых созданий, которыми прославился Мурильо. Увидев его, она сейчас сняла лист с мольберта и немного вызывающе посмотрела на него. Он подошел и, заметно тронутый, обнял ее.
— Дорогая, — сказал он, — я видел. Вы единственная женщина в мире, которая могла это сделать. Покажите мне. Я хочу также принять в этом участие, дорогая.
Она сдалась. Ей было бесконечно дорого его ласковое, деликатное отношение. Она снова поставила рисунок на мольберт. Он пододвинул стул, сел рядом с ней и забыл свое торжество ученого.
— Шейла ничего вышла?
Она поцеловала его.
— А другой?
— Точный портрет… Будет такой…
Она рассмеялась и сказала:
— Я думала недавно о Св. Павле. Он много говорил про славу. Помните? О славе небесных и земных творений. Ина слава солнцу, ина слава луне, ина слава звездам. Но есть одна слава, о которой он не упомянул.
— Какая, дорогая? — осведомился Квистус.
— Слава быть женщиной, — ответила Клементина.