Кэти слегка покраснела, и Габриэла глубокомысленно кивнула.
– Вот почему Эдуардо не должен обнаружить, что ты не подчинилась Рамону. Он решит, что ты делаешь это потому, что Рамон не может купить все то, что тебе необходимо. Когда-нибудь, если захочешь, ты мне все объяснишь, но сейчас Эдуардо ни в коем случае не должен узнать об этом. Он сразу же расскажет обо всем Рамону.
– Никто ничего не обнаружит, если только ты им не расскажешь, – успокоила ее с улыбкой Кэти.
– Ты же знаешь, что я не расскажу, – взглянула на солнце Габриэла. – Ты не хочешь зайти на аукцион, в тот дом в Маягуэсе? Мы совсем близко от него.
Кэти с готовностью согласилась и три часа спустя была горда своими покупками: обеденным сервизом, диваном и двумя креслами. Этим домом раньше владел богатый холостяк, который, очевидно, высоко ценил изящество и комфорт. Кресла были с высокой спинкой, обитые кремовой с рыжеватыми прожилками стеганой тканью. Диван – с широкими овальными подлокотниками и мягкими подушками. Расплатившись и договорившись о доставке мебели, Кэти сказала:
– Рамону понравится.
– Кэти, а тебе они нравятся? – озабоченно спросила Габриэла. – Ты тоже собираешься жить здесь. Но ты не купила ни одной вещи, которая понравилась бы тебе.
– Конечно, нравятся.
Без десяти четыре Габриэла остановила машину перед маленьким домом падре Грегорио. Он располагался на восточной стороне деревенской площади, прямо напротив церкви.
Кэти взяла сумочку с сиденья, нервно улыбнулась Габриэле и выскользнула из машины.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я подождала тебя? – спросила ее Габриэла.
– Конечно, – сказала Кэти. – Отсюда недалеко до вашего дома, я вернусь пешком. У меня будет еще уйма времени переодеться и проведать Рамона.
Кэти неохотно поднялась к двери. Она задержалась, чтобы разгладить юбку. Она была одета в спортивного покроя платье пастельно-зеленого цвета. Затем провела дрожащей рукой по светло-золотистым волосам, которые собрала в мягкий узел. Она надеялась, что выглядит очень строго и вместе с тем красиво, но чувствовала себя нервозно.
Пожилая экономка открыла дверь и пригласила войти в дом. Следуя за ней в темный холл, Кэти ощущала себя осужденной, поднимающейся на гильотину. А чего она, собственно, психует? Подумаешь, деревенский диктатор!
Падре Грегорио встал при ее появлении. Он был худее и ниже ростом, чем ей показалось вчера вечером. Как ни абсурдно, но это ее утешило, хотя было понятно, что они не собираются вступать в кулачный бой. Священник указал на кресло напротив себя и сел сам.
Какое-то время они разглядывали друг друга с вежливой осторожностью, затем он предложил:
– Может быть, вы хотите кофе?
– Спасибо, нет, – ответила Кэти с твердой учтивостью. – У меня мало свободного времени.
Что не нужно было этого говорить, Кэти поняла, когда его густые брови сошлись на переносице.
– Не сомневаюсь, что вам необходимо переделать много дел, – кратко заметил священник.
– Не для себя, – торопливо объяснила Кэти, чтобы достичь перемирия, – для Рамона.
К ее безмерному облегчению, падре Грегорио принял ее предложение о перемирии. Его твердые губы расслабились в каком-то подобии улыбки, когда он кивнул своей седой головой:
– Рамон торопится все завершить. Он, должно быть, очень загружает вас.
Открыв стол, он достал какие-то бланки и взял ручку.
– Давайте начнем с формальностей. Ваше полное имя и возраст, пожалуйста.
Кэти назвала.
– Семейное положение? – Прежде чем Кэти успела ответить, он взглянул на нее и печально произнес: – Рамон упоминал, что ваш первый муж умер. Как трагично было для вас оказаться вдовой в расцвете вашего брака.
Кэти никогда не лицемерила. Вежливо, но твердо она сказала:
– Я оказалась «вдовой» в расцвете нашего развода, и если была какая-нибудь трагедия, так это та, что мы вообще были женаты.
Стало заметно, как под очками сузились его голубые глаза.
– Прошу прощения?
– Я развелась с ним до того, как он умер.
– По какой причине?
– Несовместимость характеров.
– Я не спрашиваю вас о формальном основании. Я спросил о причине.
Кэти вспыхнула от возмущения. Она медленно и тихо перевела дыхание:
– Я развелась с ним, потому что презирала его.
– За что?
– Я предпочла бы не обсуждать это.
– Понятно, – сказал падре Грегорио. Он отложил бумаги в сторону, положил ручку, и Кэти почувствовала, что хрупкое перемирие начало разрушаться. – В таком случае, может быть, вы не будете против того, чтобы поговорить о вас и о Рамоне. Как давно вы знакомы?
– Всего две недели.
– Очень необычный ответ, – заметил он. – Где вы познакомились?
– В Штатах.
– Senorita Конелли, – сказал он холодным тоном, – вы не сочтете за вторжение в вашу личную жизнь, если я попрошу вас быть немного более конкретной?
Глаза Кэти воинственно вспыхнули.
– Ну что вы, падре. Я познакомилась с Рамоном в баре, cantina, как вы здесь это называете.
Он остолбенел:
– Рамон познакомился с вами в cantina?
– Точнее, это было снаружи.
– Простите?
– Это было снаружи, на стоянке, у меня были неприятности, и Рамон помог мне.
Падре Грегорио расслабился и одобрительно кивнул:
– Конечно, у вас была поломка в машине, и Рамон помог вам.
Кэти ни с того ни с сего обуяло стремление говорить правду и только правду:
– Точнее, у меня были проблемы с мужчиной, который… целовал меня на стоянке, а Рамон избил его. Он был слегка возбужден, полагаю.
За золотой оправой очков глаза священника превратились в сосульки.
– Senorita, – сказал он с презрением, – вы пытаетесь меня убедить, что Рамон Гальварра участвовал в пьяном уличном скандале на стоянке cantina из-за какой-то женщины, которую он не знал, то есть из-за вас?
– Конечно же, нет! Рамон не был пьян, и я вряд ли смогу назвать это уличным скандалом. Он только ударил Роба один раз, но так, что тот упал без сознания.
– И что же было после этого? – нетерпеливо спросил священник.
К несчастью, капризное чувство юмора Кэти выбрало именно этот момент, чтобы проявить себя:
– Потом мы засунули Роба в его машину и уехали с Рамоном на моей.
– Просто очаровательно.
Искренняя улыбка пронеслась по лицу Кэти.
– Вообще-то на самом деле это было не настолько ужасно, как, наверное, прозвучало.
– В это очень трудно поверить.
Улыбка Кэти увяла. Ее глаза стали темными и мятежными.
– Верьте во что хотите, падре.
– То, во что вы хотите заставить меня поверить, изумляет меня, senorita, – огрызнулся он, поднимаясь из-за стола.
Кэти встала. Ее чувства были так запутанны, что она сама не понимала, было ли столь резкое завершение их беседы ее победой или поражением.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила она, поставленная в тупик.
– Вы подумаете об этом, и мы встретимся с вами в понедельник в девять утра.
Час спустя Кэти переоделась в белый трикотажный костюм. Она чувствовала себя разгневанной, смущенной и виноватой, когда начала взбираться по крутому склону к дому, в котором работал Рамон. Она остановилась взглянуть на холмы, покрытые полевыми цветами. Она различила крыши домов Габриэлы и Рафаэля, полюбовалась деревней. Дом Рамона был далеко в стороне от остальных. Кэти решила присесть и отдохнуть. Потом легла на траву.
«То, во что вы хотите заставить меня поверить, изумляет меня, senorita», – сказал старый священник. «Ему действительно показалось, что я пыталась произвести на него плохое впечатление», – раздраженно подумала Кэти, когда на самом деле она целый день подбирала платье и туфли, чтобы быть одетой почтительно и скромно во время их встречи.
Она просто рассказала ему правду о том, как они с Рамоном познакомились. Если это оскорбило его старомодные представления, то в этом, естественно, не ее вина. Если он хотел, чтобы на его вопросы отвечали, он не стал бы задавать их в таком тоне.
Чем больше Кэти размышляла, тем меньше ей было стыдно за вспышку гнева во время первой встречи с падре Грегорио. Но слова Рамона всплыли у нее в памяти: «Как ты могла забыть о встрече с падре Грегорио через несколько часов после того, как я напомнил об этом? Падре Грегорио – единственное возможное препятствие для нашей свадьбы через десять дней… Ты хочешь чтобы он решил, что мы не подходим друг другу, Кэти?»
Эти мысли сразу охладили Кэти. Как она могла забыть о встрече? К ее первой свадьбе готовились месяцы, были бесчисленные встречи с портнихами, торговцами цветами, поставщиками провизии, фотографами и множеством других людей. Но ни разу она не забыла ни об одной встрече.
Может быть, она подсознательно хотела избежать вчерашней встречи с падре Грегорио, подумала Кэти с легким чувством вины. Может быть, она умышленно пыталась произвести на него сегодня плохое впечатление? Эти вопросы заставили Кэти поежиться.
Нет, она не пыталась произвести на него никакого впечатления – ни плохого, ни хорошего, она хотела быть честной. Но она позволила ему создать себе искаженное представление о ее знакомстве с Рамоном. Когда он спросил о причинах развода, она фактически заявила ему, что это не его дело. Хотя, призналась себе Кэти, в действительности это было его дело. С другой стороны, она чувствовала, что вправе обижаться на всякого, кто попытается заставить ее говорить о Дэвиде. Она могла бы просто сказать падре Грегорио, что причины, по которым она развелась с Дэвидом, – это прелюбодеяние и телесное оскорбление, которое он нанес ей. Затем, если бы он попытался копнуть поглубже, она могла объяснить ему, что не может обсуждать детали, так как хотела бы забыть об этом.
Вот что она должна была сделать. Вместо этого она пререкалась, вела себя дерзко и вызывающе. В результате она настроила против себя единственного человека, который стоял на пути к их свадьбе с Рамоном через десять дней. Как глупо все вышло!
Кэти сорвала тюльпан и начала лениво обрывать алые лепестки. Ей вспомнились непрошеные слова Габриэлы: «Ты не купила ни одной вещи, руководствуясь только своим вкусом. Всегда думаешь о Рамоне». Тогда Кэти не согласилась с тем, что это правда. Но теперь, когда она задумалась об этом, она поняла, что бессознательно избегала выбирать что-то, что