Сложность поручения состояла в том, что Авиньон в тот момент был уже захвачен марсельцами. Поэтому Бонапарт, как республиканский офицер, не мог там появиться и до 25 июля — дня взятия Авиньона войсками Конвента под командованием генерала Карто — находился неизвестно где. Но зато буквально сразу же после этого оказался в городе и выполнил данное ему поручение (что вообще-то довольно красноречиво говорит о качестве марсельского военного командования, к слову сказать). Но зато по горячим следам событий, которым он оказался вынужденным бездеятельным свидетелем, Бонапарт накатал некий креатифф под названием «Ужин в Бокере». Бокер — это городок неподалеку от Авиньона. Где, видимо, и квартировал в тот момент командированный Наполеон. И где он — а под одним из персонажей в рассказе явно имеется в виду он сам — и общался с марсельскими купцами и проезжими из Нима и Монпелье, упомянутыми в тексте (информаторы не поленились и рассказ этот прислали, так что мне даже выпало сомнительное удовольствие выслушать его чтение с синхронным переводом). Ну, ничего так особенного рассказик. Тяжеловесный несколько. Даже дубоватый. Платоновские диалоги напоминает. Тезис, антитезис, анализ, синтез… Герой — понимай Бонапарт — убедительно доказывает марсельцам, что дело ихнее дрянь и что лучше бы им сдаться. Имел ли данный текст какое-то пропагандистское влияние на взбунтовавшихся марсельцев — неизвестно. Но издан он был огромным тиражом в виде двадцатистраничной брошюры и распространен по всему югу Франции. Как утверждают информаторы, стараниями Саличетти, состоявшего в тот момент при итальянской армии. Да, на этого мужика (Саличетти) явно стоит обратить внимание…
Еще, пожалуй, обратить внимание — особенно для нас, привыкших к несколько другим трактовкам революционных войн, — стоит вот на что…
Удравший с Корсики Наполеон преспокойно приплыл в Тулон. Где обстановка в то время была на грани мятежа (под влиянием восстаний в Лионе, Марселе, Бордо, том же Авиньоне… Да вообще в тот момент против Конвента выступил практически весь Юг). Устроил там семью на жительство, а затем преспокойно же отбыл в Ниццу.
И второе. Вот в той брошюре «Ужин в Бокере»: собеседниками «военного» (то есть Наполеона) являются два марсельских купца, нимский горожанин и фабрикант из Монпелье. А ведь все три города в этот момент если и не воюют с Конвентом — как Марсель, то, во всяком случае, не особо в восторге от событий 31 мая в Париже, когда были низвергнуты жирондисты и власть безраздельно перешла к монтаньярам (собственно, ведь и отложение Корсики произошло по тем же причинам — слишком уж «справедливые» порядки начали вводить комиссары «партии Горы»). И тем не менее на ярмарке в Бокере все они очень даже мирно (Наполеон так и пишет: «Возникшее вскоре доверие развязало нам языки, и мы начали беседу») общаются друг с другом. Не делая попыток умертвить собеседника или хотя бы просто заехать ему в рыло. Думаю, имеет смысл это учитывать при подготовке французской группы…
Запись вторая.
По возвращении из Авиньона Бонапарт так и остался на должности не то адъютанта, не то снабженца — продолжал мотаться по городам южной Франции и собирать обозы для снабжения армии. Занятие это ему не очень нравилось, и 28 августа он даже написал министру Бушотту с просьбой о назначении старшим лейтенантом в Рейнскую армию. Учитывая, что к тому моменту — как мы помним — Наполеон уже больше года как был произведен в капитаны, можно оценить, насколько его достала эта интендантская деятельность.
Бушотт в переводе отказал, рекомендовав применить свои силы на месте, и обратил внимание комиссаров Конвента на жаждущего настоящего дела офицера. Но пока это письмо шло в Ниццу, случилось, так сказать, два случая, которые и определили дальнейшую судьбу нашего фигуранта.
Во-первых, восстал, наконец, Тулон.
Во-вторых, в первой же стычке республиканских войск с мятежниками в армии Карто — а именно он направлен был на усмирение — был тяжело ранен начальник артиллерии. И 26 сентября капитан Бонапарт был назначен на его место.
С восстанием в Тулоне вышло вообще как-то наперекосяк. Тулонцы в этом смысле оказались большими тормозами в сравнении с остальными южными городами. Непонятно почему. Когда выступили Марсель, Ним, Экс и другие города — тулонцы отчего-то к ним не присоединились. Хотя недовольство там было не меньшее. Когда остальных мятежников в течение лета одного за другим помножили на ноль — Тулон тоже никак не реагировал. Правда, приехавших в город комиссаров Бейля и Бове, собиравшихся довести до народа только что принятую Конституцию (которой все так жаждали!), в тюрьму посадили без всяких лишних разговоров. А последовавшие туда с аналогичной миссией Баррас и Фрерон с трудом унесли ноги. Но восстания еще не было!
В июле на рейд тулонской гавани явились англичане. И вовсю принялись предлагать горожанам свою помощь в борьбе с Парижем. Но тулонцы от предложения отказались.
И только в августе, когда всех остальных уже передавили, ни с того ни с сего вдруг впустили гордых бриттов в город, заделавшись, по сути, роялистами. То есть — если раньше разборки имели все признаки внутрипарламентского конфликта (одна партия против другой), то тут действия тулонцев однозначно уже подпадали под определение «контрреволюция». Спрашивается — какая муха их укусила?
Наиболее, пожалуй, интересное заключается в том, что в Тулоне расположена самая крупная военно-морская база Франции на Средиземном море и бритты именно туда и лезли. И просто так взять этот город англичане в других обстоятельствах не могли — одни береговые укрепления чего стоят… Но… Из двух командующих тулонской эскадрой адмиралов какую-то активность проявил только младший — контр-адмирал Сен-Жюльен де Шамбон. Он вполне решительно приказал готовиться к сражению и даже вывел в море флагман тулонского флота — линкор «Торговля Марселя» (блин, что за название?), по многим оценкам, лучший линейный корабль мира. Однако из остальных восемнадцати боевых кораблей к флагману присоединились сначала пять, потом еще семь. Причем сделано это было после долгих митингов экипажей и совещаний офицеров и уговоров их всех со стороны адмирала… Знакомая картина, верно? А когда уж они увидели, что к англичанам присоединился еще и испанский флот и против них выдвигается эскадра в тридцать с лишним вымпелов, то растеряли и те остатки «патриотизма», что у них еще имелись. Экипажи отказались сражаться. Революционные моряки промитинговали свою базу… Тоже, в общем, знакомо… Де Шамбону с горсткой оставшихся верными Республике людей удалось высадиться на берег и отправиться на соединение с Карто, но даже уничтожить флагманский линкор ему не дали: жаждали передать англичанам матчасть в полной сохранности… Ну, передали.
Вся эта бодяга тянулась до конца августа. Когда уже и Карто подошел и с ходу попытался взять город штурмом, но был отбит. Как раз в этой-то стычке и получил рану его артиллерийский офицер, на замену которому и прислали Наполеона.
Самое смешное, что «армия» Карто имела численность порядка шести тысяч человек и смехотворную артиллерию калибра четыре и восемь фунтов — чисто полевые пушки. Что, кстати, весьма конкретно говорит о том, с каким сопротивлением ему пришлось сталкиваться до сих пор — при подавлении мятежа в других городах. Кроме того, сам Карто был довольно своеобразным командующим… Во-первых, он был художник. В генералы его произвел революционный Конвент совершенно неизвестно за какие заслуги. Во-вторых, он отличался исключительной личной храбростью. И в-третьих, абсолютно ничего не смыслил в военном деле. Что, в общем, тоже характеризует противостоявших ему до той поры мятежников. Но здесь-то он столкнулся не с вооруженной толпой. А с настоящей армией. Четыре тысячи испанского десанта, две тысячи английских морских пехотинцев и полторы тысячи из числа тулонского гарнизона. Не считая всяких национальных гвардейцев… Да и губернатором города был назначен англичанин — генерал Гудалль, знакомый с военными действиями не понаслышке. В общем, республиканцы уперлись в хорошо организованную оборону. С фортами, прикрывающими город со всех сторон, и с флотом, беспрепятственно подвозящим все необходимое с моря. Пришлось начинать осаду. К чему республиканская армия оказалась абсолютно не готова. Правда, вскорости на подмогу подошла дивизия генерала Лапойпа — тоже численностью в шесть тысяч, но Лапойп не вошел в подчинение к Карто, а предпочел действовать самостоятельно, осаждая город с другой от Карто стороны. Стратеги… В общем, как было сказано в более позднее время: разгул демократии…
Собственно, с этим и столкнулся Бонапарт, появившись под Тулоном в начале октября. Из своего артиллерийского хозяйства он обнаружил только тринадцать разношерстных орудий, из которых лишь два были пригодными для осады мортирами, плохо обученных канониров и практически никакого артиллерийского парка. И в дополнение — полное непонимание со стороны командующего: на кой черт нам эти пушки? Карто предполагал взять город, просто лично возглавив штурмовую колонну. Личным примером, так сказать, воодушевить. Правда, так и не взял почему-то…
К счастью для Наполеона, вместе с ним под Тулон прибыл и упоминавшийся уже неоднократно Саличетти — назначенный «смотрящим от Конвента». Поэтому у нашего героя имелась крыша для того, чтобы действовать вопреки воле командующего. Чем он и не замедлил воспользоваться. Развернув бешеную деятельность, уже к середине ноября он имел осадный парк из пятидесяти трех орудий.
«Я послал, — написал он 14 октября военному министру Бушотту, — в Лион, в Бриансон и в Гренобль интеллигентного офицера, которого выписал из итальянской армии, чтобы раздобыть из этих городов все, что может принести нам какую-либо пользу.
Я испросил у итальянской армии разрешения прислать орудия, ненужные для защиты Антиба и Монако… Я достал в Марселе сотню лошадей.
Я выписал от Мартига восемь бронзовых пушек…
Я устроил парк, в котором изготовляется порох, шанцевые корзины, плетеные заграждения и фашины.