Я посетил Форт-Коллинс в середине мая, но с тем же успехом это мог быть и август. Термометр завис в районе 90 °F (32 °C), день за днем ставя новые рекорды: на 20 градусов выше обычного. Двумя неделями раньше был установлен еще один погодный рекорд — по количеству выпавшего снега. В связи с этим моя беседа с Крис Уолтерс свернула на климатические изменения. «Они уже влияют на то, как мы собираем семена и какие именно», — сказала она. Я попросил привести пример, и она тут же ответила: «Сорго. Оно должно вырасти гигантским». Потом объяснила, что этот высокий африканский злак естественно адаптирован к теплому климату: «Это зерновая культура для жарких и засушливых условий, и мы вскоре будем выращивать его все больше и больше». Учитывая такие планы на будущее, коллекция банка семян уже сейчас насчитывает 40 000 образцов разных видов и сортов сорго.
Если Крис права, то семенные банки будут играть важнейшую роль в эпоху климатических изменений, облегчая наш переход к альтернативным, более теплолюбивым культурам. Но они также защищают сельское хозяйство и от катастрофических событий: войн, стихийных бедствий или политических потрясений, которые могут нарушить работу сельскохозяйственных предприятий. В 2008 г. ученые представили новое международное хранилище семян в норвежском Заполярье. В этом хранилище, врезанном глубоко в склон горы на архипелаге Шпицберген, в темноте, в холодных и сухих условиях хранятся семена, практически не нуждаясь в дополнительном охлаждении или других внешних средствах для поддержания этих условий. «Если снаружи начнутся какие-либо большие проблемы, — заметил его директор-учредитель, — хранилище их переживет». Этот туннель прозвали «Хранилищем Судного дня», и его открытие попало в заголовки новостей по всему миру.
«Страх хорошо продается», — съязвила Крис, когда я упомянул о международном семенохранилище. Но тут же добавила, что все, кто занимается семенами, были благодарны за такую популяризацию их деятельности. Известность повысила значимость их работы и укрепила позиции в вечной борьбе за финансирование. А содержание семенного фонда никак нельзя назвать дешевым делом. Несмотря на то что такие слова, как «сейф» и «банк», предполагают, что достаточно лишь повернуть ключ в замке и уйти, содержание и хранение коллекции семян требует постоянных усилий и заботы. Даже в холодном хранилище образцы постепенно портятся, и их все время надо проверять на всхожесть. «Изначально планировалось делать это раз в семь лет, но на это у нас нет средств», — пожаловалась мне Крис, когда мы осматривали лабораторию проращивания. Мы остановились возле стола, где лаборант показал нам подносы с проросшими бобами — каждый проросток был аккуратно завернут во влажную бумажную салфетку. «Так что сейчас у нас десятилетний цикл… но и на это у нас не хватает денег!»
Без регулярных проверок на всхожесть семена из любого образца могут умереть, а никто и не заметит. «Они погибают от совокупности повреждающих факторов», — пояснила Крис. Небольшие проблемы все время накапливаются, как разнообразные болячки, которые у всех появляются с возрастом. По отдельности ни одна из них не серьезна, но когда семя переходит определенный порог, его всхожесть внезапно падает сразу до нуля. Вся штука в том, чтобы поймать момент до того, как это случится, чтобы семена из образца можно было высадить, дорастить до зрелости, собрать новые семена и пополнить ими коллекцию. Восстановление старых образцов может сохранять семена в коллекции всхожими неограниченно долго, но при таком количестве видов — от тропических кешью до зимостойких разновидностей капусты — ни одно учреждение не в состоянии справиться с такой нагрузкой.
«Здесь мы этой частью работы не занимаемся», — сказала Крис с некоторым облегчением. Зато она и ее команда сотрудничают более чем с 20 региональными семенными банками и научно-исследовательскими станциями в таких разных регионах (и климатических условиях), как Северная Дакота, Техас, Калифорния, Гавайи и Пуэрто-Рико. Также они взаимодействуют с семенохранилищем на Шпицбергене и с крупнейшим центром изучения диких видов, которым заведуют Королевские ботанические сады Кью (Royal Botanic Gardens, Kew) в Лондоне. На самом деле количество семенных банков по всему миру быстро растет, по мере того как правительства разных стран, университеты и даже группы частных лиц осознают опасность снижения разнообразия пищевых культур и вымирания диких аборигенных растений. «Сейчас нас больше тысячи, — сообщила Крис ближе к концу дня, проведенного в компании со мной. — Это уже превращается в общественное движение!» Как и в любом общественном движении, у этого, связанного с семенными банками, есть свои герои и злодеи. Злодеи чаще всего остаются безликими, к их числу, например, можно отнести масштабную деградацию биотопов или некоторые новомодные тенденции в сельском хозяйстве, наблюдающиеся сейчас во всем мире. Но в одном случае роль «врага семян» сыграла хорошо известная историческая личность — Иосиф Сталин. Когда Сталин ополчился против части научного сообщества и в тюрьмах оказались некоторые ученые и представители интеллигенции, в число его жертв, к сожалению, попал самый первый, настоящий герой этого движения — блестящий ботаник, чья деятельность повлияла на несколько поколений селекционеров культурных растений и подготовила почву для всех учрежденных впоследствии семенных фондов.
Николай Вавилов не очень известен за пределами ботанических кругов, но многие считают его одним из величайших ученых XX в. Сын богатого промышленника, он пережил Октябрьскую революцию благодаря своим научным заслугам. Несмотря на то что В. И. Ленин критически относился к части интеллигенции, он также верил и в научный подход к модернизации советского сельского хозяйства. Во время чудовищной нехватки зерна в 1920 г., несмотря на финансовые трудности, Ленин направил значительные средства на поддержку работы Института прикладной ботаники. Как однажды сказал Ленин одному из своих соратников, предотвращать нужно следующий голод — и делать это уже сейчас.
Будучи первым директором института, Вавилов получал щедрое финансирование и поддержку своих работ по селекции растений и, кстати, своей страсти к семенам. Он много путешествовал и собирал образцы тоннами, все глубже изучая то, как культурные растения, такие как пшеница, ячмень, кукуруза и бобы, различались в зависимости от места произрастания: созревали раньше или позже, переносили морозы или сопротивлялись вредителям и болезням. Лучше, чем кто-либо еще из его поколения ученых, Вавилов сознавал, что эти свойства могут сохраняться бесконечно в форме семян и использоваться для выведения новых улучшенных сортов. Он мечтал создать сорта, специально приспособленные к суровому климату России, — сорта, благодаря которым в его стране прекратятся регулярные и гибельные продовольственные кризисы. В течение нескольких лет он создал самый большой в мире банк семян, а великокняжескую усадьбу в пригороде Ленинграда превратил в исследовательский центр и опытную станцию. В исследованиях института принимали участие сотни сотрудников полевых станций по всей стране.
К сожалению, Сталин не разделял энтузиазм своего предшественника в отношении научных методов селекции, и его раздражали требующие большого количества времени и средств методы Вавилова. Вскоре после смерти Ленина и программа создания семенного банка, и менделевская генетика, на которой он основывался, впали в немилость. Когда новый голод поразил страну в 1932 г., Сталин перенес свою благосклонность на «босоногих ученых» — группу из неопытных в науке агрономов-практиков, которые обещали ничем не обоснованные быстрые результаты. Исследованиям Вавилова начали чинить все больше препятствий и в конце концов он был арестован по сфабрикованному обвинению в саботаже советского сельского хозяйства. Он продолжал писать о семенах и сельскохозяйственных культурах в тюрьме, пока силы его не покинули. По иронии судьбы человек, который мечтал накормить всех голодающих, умер в тюрьме от голода.
Но пока Вавилов томился в тюрьме, его идеи начали жить собственной жизнью. Очень скоро семенные банки, устроенные по российской системе, начали появляться по всему миру. В США заложили банк в Форт-Коллинсе на пике холодной войны, после того, как запуск спутника в СССР заставил американцев предпринять масштабные усилия, чтобы «догнать» советскую науку. Нацистская Германия действовала более прямолинейно. Во время блокады Ленинграда Гитлер отправил специальный штурмовой отряд с приказом любой ценой захватить семенной банк Вавилова и привезти коллекцию в Берлин. Город выстоял в блокаду, но для семенного банка оставалась опасность мародерства со стороны голодающего населения, и многие самоотверженные сотрудники (по разным данным, от 13 до 28 человек) умерли от голода, оставаясь на своих рабочих местах, но так и не притронулись к тысячам пакетиков с рисом, кукурузой, пшеницей и другими драгоценными зернами, находившимися под их опекой.
Поразительные истории героического спасения семян продолжаются и в наши дни. Когда войска США подошли к Багдаду в 2003 г., иракские ботаники спешно упаковали образцы самых важных семян и отправили их морем в сирийский центр в Алеппо. Все, что осталось неотправленным, было уничтожено. Десять лет спустя сирийцы сделали то же самое, эвакуировав всю свою коллекцию за считаные дни до того, как Алеппо стал ареной боевых действий после начала войны на территории Сирии. К сожалению, одной отваги не достаточно, чтобы спасти все коллекции. Так, в Сомали за 1990-е гг. пропало два семенных банка; революционеры-сандинисты разграбили национальную коллекцию Никарагуа; а бесценные разновидности пшеницы, ячменя и сорго исчезли из семенного банка Эфиопии во время войны 1974 г., когда был свергнут Хайле Селассие.
В свете этих печальных событий строгий режим безопасности и кадиллакоустойчивые стены в Форт-Коллинсе начинают казаться вполне оправданными мерами. И хотя едва ли кто-то станет утверждать, что семена не стоят защиты, мне ни разу не приходилось слышать, чтобы Крис Уолтерс или кто-либо другой упомянули о том, что за общественным движением, направленным на сохранение банков семян, кроется определенная глубинная ирония. До самого недавнего времени мир сельскохозяйственных культур вполне успешно сам заботился о своем разнообразии, в первую очередь при поддержке тех самых фермеров, садоводов и растениеводов-любителей, которые его и создавали. Где бы люди ни занимались земледелием, они выводили местные сорта и держали их «банк» в своих полях, снова и снова сажая и улучшая их сезон за сезоном. Спасение этого разнообразия стало важной задачей только после появления промышленного земледелия, сфокусированного на высоких урожаях нескольких сортов, выращиваемых в массовом порядке. Проекты семенных банков, поражающие своим размахом, приобрели столь большое значение именно потому, что во многом являются замысловатым решением проблемы, созданной самими людьми.