С другой стороны, эти люди всегда отличались стойкостью духа и физической силой. Они с невероятным равнодушием переносят боль и прочие трудности. В их поведении есть какая-то особая храбрость, которой мы, представители воинственных народов, просто не можем не восхищаться. Они послушные и честные, быстро учатся, а самое главное – физически крепкие. И если им недостает хладнокровия, то они вполне компенсируют его мышечной силой.
– Пен, дорогой, ты очень хорошо отзываешься о египтянах, но лучше расскажи нам про арабов, – вмешалась в разговор Эмбер.
– Ну, моя дорогая, ты и сама прекрасно знаешь этих людей, – улыбнулся Пенрод. – Если сравнить египетских феллахов с мастифами, то арабов можно назвать джек-рассел-терьерами. Они отличаются умом и невероятной ловкостью, но при этом продажны, коварны и легковозбудимы. Кроме того, они весьма неохотно подчиняются дисциплине. В битве под Абу-Клеа они отчаянно рвались на каре, словно желая погибнуть в славном бою. Если они вам послушны, что случается довольно часто, то это скреплено силой стали. Война является их естественным образом жизни. Они воины по рождению, и я уважаю их за это, а некоторых даже люблю – как, например, Якуба.
– И Назира относится к их числу, – добавила Эмбер.
– Интересно, как она поживает? – сокрушенно покачала головой Сэффрон. – И наша любимая Ребекка. Она мне часто снится. Неужели военная разведка не может разузнать, что там происходит?
– Поверь мне, дорогая, я неоднократно пытался выяснить это, но пока безуспешно. Судан сейчас полностью отрезан от внешнего мира и находится под стальным колпаком. Он просто погружен в собственный кошмар, и если в конце концов наступит день, когда у нас появится достаточно воли и силы, чтобы покончить с этим кошмаром, Ребекка будет первой, кого мы освободим.
Ребекка сидела во внутреннем дворике дворца Османа Аталана вместе с другими женами и наслаждалась вечерней прохладой. В тот вечер халиф Аталан демонстрировал аггагирам врожденную храбрость своего голубоглазого сына. Ребекка давно знала, что рано или поздно ему предстоит пройти это испытание. Она закрыла лицо накидкой, чтобы окружающие не видели страха в ее глазах.
Три месяца назад Ахмед Хабиб абд-Аталан прошел обряд обрезания, и Ребекка долго плакала, бинтуя его изуродованный пенис, а Назира укоряла ее:
– Ахмед стал мужчиной, аль-Джамаль, и ты должна гордиться этим. А твои слезы ослабляют его мужские качества.
И вот теперь Ахмед стоял перед отцом, всеми силами стараясь казаться смелым и храбрым. Его голова была обнажена, а кулаки крепко сжаты.
– Открой глаза, сын мой! – приказал Осман хриплым голосом и подбросил в воздух меч, ловко ухватив его за рукоятку, когда тот уже падал на землю. – Открой глаза. Я хочу, чтобы Аллах и весь мир знали, что ты стал настоящим мужчиной. Покажи свою храбрость не только мне, твоему отцу, но и всем остальным воинам.
Ахмед открыл глаза, темно-голубые, как африканское небо после песчаной бури. Его нижняя губа заметно дрожала, а верхняя покрылась мелкими каплями пота. Осман размахнулся и с такой силой рассек воздух клинком прямо над головой мальчика, что сталь зазвенела и поднялись волосы. Такой удар мог бы отрубить голову взрослому человеку. Стоявшие вокруг аггагиры восторженно зашумели, а Ахмед покачнулся.
– Ты мой сын, – прошептал Осман. – Держись крепче на ногах. – Он прикоснулся плоской стороной меча к уху мальчика, и тот испуганно отпрянул. – Не двигайся, – предупредил отец, – а то я отрежу тебе ухо.
Ахмед согнулся и изверг на землю содержимое желудка.
Осман поморщился от презрения, быстро сменившегося стыдом перед воинами.
– Иди к матери, – сказал он.
Ахмед пытался подавить в себе очередной приступ тошноты.
– Я плохо себя чувствую, – беспомощно пролепетал он и вытер губы тыльной стороной ладони.
Осман шагнул назад и снова презрительно посмотрел на него.
– Иди к женщинам и сиди там.
Ахмед побежал к матери и зарылся лицом в ее юбку.
Во дворе повисла угрожающая тишина. Все замерли и, казалось, даже не дышали. Осман уже повернулся, чтобы уйти, когда из толпы женщин вырвалась крохотная девочка и бросилась к нему. Ребекка пыталась ухватить ее за руку, но Кахруба оттолкнула ее и побежала к отцу. Осман воткнул острие меча в землю, с удивлением глядя на дочь.
– Что за неуважение к старшим? Почему ты пристаешь ко мне? – грозно нахмурился он.
– Мой отец, – пропела малышка тонким голоском, – я хочу показать тебе и Аллаху свою храбрость. – И распустила волосы.
– Иди к матери и не отвлекай меня. Эти игры не для маленьких девочек.
– Всемогущий отец, – продолжала настаивать Кахруба, глядя ему в глаза, – мне не нужны игры!
Осман поднял меч и подошел к ней, как леопард, крадущийся к беззащитной газели. Она не шевельнулась. Он сделал резкий выпад с вытянутым во всю длину руки мечом. Острие клинка остановилось в нескольких дюймах от ее глаз. Кахруба моргнула, но не отдернула голову.
Осман новым ударом клинка отрезал локон с ее головы, и тот как пушинка медленно опустился на землю.
– О боже мой! – послышался дрогнувший голос Ребекки.
Кахруба стояла неподвижно, проигнорировав возглас матери, и упрямо смотрела в глаза отца.
– Ты провоцируешь меня, – засмеялся Осман и чиркнул лезвием вдоль крохотного тела дочери. Острое как скальпель, оно прошло на расстоянии меньше пальца, но девочка не дрогнула. Осман рубил воздух вокруг нее, но Кахруба по-прежнему не двигалась. Ее глаза закрылись, только когда он прикоснулся к ней острием меча, да и то лишь на мгновение.
Осман прищурился от удовольствия и проделал несколько других упражнений, пытаясь испугать девочку. Острый клинок рассекал воздух, свистел на ветру, но Кахруба сохраняла удивительное спокойствие и не закрыла глаза даже когда он махал мечом у нее перед глазами, рискуя ослепить нечаянным ударом. Ребекка тихо плакала в дальнем конце двора, а Назира крепко сжимала ее руку, сама уже готовая разрыдаться.
– Не испугай ее, – шепотом предупредила она. – Если Кахруба двинется хоть на дюйм, она погибнет.
Смертельная пляска меча Османа Аталана держала девочку как в клетке. Затем она неожиданно прекратилась, и острие, застывшее на расстоянии дюйма от правого глаза ребенка, стало медленно приближаться, пока не задело нижние ресницы. Девочка моргнула, но не отвела головы.
– Довольно! – гордо произнес Осман и, отступив, бросил меч аль-Нуру. Тот поймал его на лету и улыбнулся. Осман подхватил дочку на руки и прижал к груди, гордо оглядываясь по сторонам. – Ну что ж, по крайней мере это крохотное существо унаследовало мою кровь, – сказал он, высоко подбросил ее и, поймав, понес к Ребекке. – Роди мне еще одного храброго ребенка, жена! Только на сей раз постарайся, чтобы это был мальчик.
Поздно ночью Ребекка лежала на его ангаребе, утомленная событиями прошедшего дня, а еще больше – его яростной ненасытной жаждой любви, закончившейся несколько минут назад. И все это время ей мерещился острый клинок мужа перед крохотным личиком дочери.
Она лежала, обнаженная, переполненная его спермой, зная, что занятие любовью делает ее нечистой и греховной в глазах Господа Бога и нужно прикрыть голое тело или смыть с себя грешную грязь, но не двинулась с места, наслаждаясь затопившим ее удовлетворением. Открыв глаза, Ребекка увидела, что Осман отошел от окна и теперь стоял над ней, не скрывая полувозбужденного члена, головка которого все еще блестела от животворного сока его тела. Безотрывно глядя на мужа, она вдруг ощутила новый прилив страсти. В эту ночь она поняла, что снова зачала ребенка, а значит, на многие месяцы лишится плотских утех. Но Осман, насытивший свою плоть, думал уже совсем о другом.
– Тебя что-то беспокоит, мой дорогой муж? – спросила она, прикрываясь тонкой простыней.
– Однажды мы говорили с тобой о пароходе, который передвигается по земле по металлическим лентам, – задумчиво сказал он.
– Железнодорожный поезд, мой господин, но это было много лет назад.
– Я хочу снова поговорить с тобой об этом. Как вы его называете?
– Паровоз, – отчетливо произнесла она.
Осман попытался воспроизвести слово, но получилось что-то нечленораздельное, и он понял это по ее глазам.
– Трудное название, – виновато улыбнулся он. – Ваш язык очень сложный. – И сердито покачал головой, ненавидя не удавшиеся с первого раза попытки. – Я буду называть его «земной пароход».
– Хорошо, я запомню, – согласилась она. – Это название лучше, чем мое, оно более сильное и точное. – Она уже давно поняла, что в сложных вопросах он ощущает беспомощность и ведет себя как ребенок.
– Сколько человек может перевезти этот земной пароход за один раз? Десять? Двадцать? Только не говори мне, что пятьдесят, – спросил он с надеждой в голосе.
– Если земной пароход едет по ровной поверхности, то может перевезти тысячу человек, а то и две тысячи.
Осман посмотрел на нее с откровенной тревогой.
– А на какое расстояние он может перевозить их?
– До конца железной дороги.
– Но он же не пересечет такую широкую реку, как, например, Атбара? Он должен остановиться перед ней, разве не так?
– Может, мой господин.
– Я не верю тебе. Атбара – очень глубокая и широкая река. Как он может преодолеть ее?
– Есть специальные люди, инженеры, которые строят мосты через реки.
– Через Атбару? – еще больше удивился Осман. – Нельзя построить мост через широкую реку, – упрямо пытался убедить он себя. – Где они возьмут такие длинные стволы деревьев, чтобы перекинуть их на другой берег?
– Они строят мосты не из дерева, а из стали, как и рельсы, по которым идет паровоз. Это такая же прочная сталь, как и та, из которой сделан твой меч, – пояснила Ребекка. – Но почему ты спрашиваешь меня об этом, мой господин?
– Мои разведчики на севере донесли, что Богом проклятые англичане уже начали прокладывать эти чертовы металлические ленты от Вади-Хальфы на юг через большую реку и намерены добраться до Метеммы и Атбары. – Он помолчал и вдруг взорвался от бессильной ярости: – Твои проклятые соплеменники – самые настоящие дьяволы!