– Виктория успешно поправляется, – радостно сообщила она.
– Речь идет об этой малышке или о королеве Англии и императрице Индии? – пошутил Райдер.
– Что за глупый вопрос! – засмеялась Сэффрон. – Вы прекрасно знаете, о чем речь. Али говорит, что листья акации не подходят для нее. Мы приготовили ей лекарственное снадобье, а потом уложим спать. Этим лекарством он обычно лечит лошадей.
Райдер почувствовал, что его мрачное настроение немного улучшилось. Общение с Сэффрон всегда доставляло ему удовольствие, поскольку отвлекало от дурных мыслей.
– А почему ты не помогаешь Эмбер готовить зеленые лепешки? – спросил он, когда они подошли к последней клетке.
– Потому что моя сестра уже замучила меня своими придирками. Ее не было здесь почти две недели, а сегодня она появилась и сразу раскомандовалась, как какая-нибудь герцогиня.
Они шли между рядами суданских женщин, рубивших зеленые водоросли и складывавших их в большие деревянные емкости. Райдер ко всем обращался по имени, приветливо улыбался и задавал вопросы, свидетельствующие о неподдельном интересе к их жизни и работе. При этом женщины постарше хихикали в ответ и благодарно кивали, а молодые откровенно заигрывали с хозяином и не скрывали своих чувств. Он знал, что самый лучший способ завоевать расположение этих людей – показать им свою симпатию. Сэффрон принимала в этом непосредственное участие, поскольку испытывала к нему такие же чувства и готова была демонстрировать их в любую минуту. В этом городе, где люди одичали от голода и страха, хорошее настроение давно стало большой редкостью. Единственным спасением для них были эти лепешки из водорослей, без которых их ждала медленная мучительная смерть.
Райдер едва сдерживал желание поскорее добраться до внутреннего помещения, над которым поднимался сизый дым от костров с котлами. Когда наконец они вошли туда, он сразу увидел Ребекку, которая вместе с Эмбер и пятью другими суданскими женщинами взвешивала и упаковывала готовые брикеты в большие корзины. Позже эти продукты скрупулезно распределят между наиболее нуждающимися жителями города. А определить таковых было не так-то просто, поскольку голодали практически все. Когда Сэффрон позвала их, Ребекка следила за шкалой весов, а Эмбер аккуратно записывала показания в тетрадь.
– Райдер, это наш лучший день! – гордо заявила Эмбер. – Мы уже приготовили сто тридцать восемь фунтов еды.
– Прекрасно, вы проделали огромную работу, – ответил тот и повернулся к Ребекке. Она была в длинной юбке и соломенной шляпе с широкими полями, закрывавшими ее лицо от палящих лучей солнца. – Мисс Бенбрук, как вы себя чувствуете? – спросил он, отметив ее заметную худобу. Глядя на тонкую талию, он подумал, что мог бы обхватить ее пальцами, и вздрогнул при этой мысли, неуверенно переступив с ноги на ногу.
Она улыбнулась впервые за время, прошедшее с их свидания, но в этой улыбке уже не было прежнего тепла. Девушка показалась ему подавленной и удрученной.
– Благодарю вас, мистер Кортни, – с подчеркнутой вежливостью ответила Ребекка. – Мне немного нездоровилось, но сейчас я полностью поправилась.
Они обменялись приличествующими в таких случаях любезностями, но тут в разговор вмешалась Сэффрон, пытаясь завладеть вниманием Райдера.
– Если вы не против, мы вернемся к работе, – сдержанно произнесла Ребекка. – Эмбер, сейчас мы взвесим готовую продукцию, и можешь отнести ее под навес. А ты, Сэффрон, просто убиваешь Люси и малышку своей неуемной любовью. Посади ее обратно в клетку и приходи сюда. Нам потребуется твоя помощь.
Сэффрон недовольно насупилась, но все же пошла выполнять приказ старшей сестры, оставив Райдера и Ребекку наедине.
– Вы в арабской одежде, – заметила девушка. – Это странно, не правда ли?
– Ничего странного, – сухо ответил Райдер. – Я всегда надеваю ее, отправляясь в пустыню. В ней не так жарко и к тому же удобно ехать верхом. Кроме того, так одеваются мои люди и я похожу не на чужеземца, а на одного из них.
– Правда? – удивилась Ребекка. – А я думала, что вы с Башитом вырядились, чтобы уйти в пустыню за верблюдами для капитана Баллантайна и Якуба.
– Кто сказал вам об этом?
– Догадайтесь.
– Назира – страшная болтушка. Полагаю, вам не следует принимать на веру все, что она говорит.
– У вас сложилось о ней весьма превратное представление, мистер Кортни, – ответила Ребекка. – А я уже давно обнаружила, что ее информация в высшей степени достоверна и надежна.
«Если бы она только знала о последнем открытии Назиры», – подумал он, но Ребекка прервала его мысли:
– Скажите, пожалуйста, сэр, капитан Баллантайн благополучно выехал из города?
Это был прямой вопрос, ответ на который она, несомненно, уже знала. Райдер долго обдумывал, что сказать. Ему вдруг пришла в голову мысль, что отъезд Пенрода предоставил ему свободу действий, но, с другой стороны, хочет ли он подбирать брошенную этим красавцем-солдатом игрушку?
– Почему вы молчите? – удивилась Ребекка. – Меня это мало беспокоит, но Назира волнуется по поводу Якуба. Вы же знаете, что это ее лучший друг.
Райдер усмехнулся столь деликатному определению их отношений. Неужели Ребекка и о своем капитане думает как о лучшем друге?
– Сомневаюсь, что мы вправе обсуждать военные тайны, которые непосредственно касаются безопасности города, – уклончиво ответил он.
– Ах, оставьте, мистер Кортни, – улыбнулась Ребекка. – Я же не шпионка Махди. Если вы мне не скажете, я спрошу у отца. Просто надеялась, что вы избавите меня от такой необходимости.
– Ладно, не вижу причины, по которой должен скрывать от вас эту информацию, – согласился он. – Капитан Баллантайн вышел из города вскоре после полуночи. Они с Якубом отправились на север и, по всей вероятности, переправятся через Голубой Нил сегодня ночью. А потом присоединятся к армии махдистов, которая направляется по берегу на север до Абу-Хамеда.
Ребекка побледнела:
– Они собираются идти туда вместе с дервишами? Но это же безумие!
– У них это называется «спрятаться на виду у всех». Думаю, они попытаются скрыться под маской купцов, – успокоил он. – Вам не следует волноваться, капитан Баллантайн славится своим умением маскироваться под местных жителей. Он меняет обличье, как опытный хамелеон. – Райдер подумал, что она может счесть эти слова предупреждением, если, конечно, захочет.
– О нет, я вовсе не волнуюсь, капитан! – невольно оговорилась Ребекка, чем выдала себя с головой. Ложь была слишком очевидной. Райдер видел, что она готова разрыдаться в любую минуту.
Теперь он больше не сомневался, что Назира права и Баллантайн действительно навещал ее той ночью. Ну и что из этого? Ребекка никогда не принадлежала ему, и он, в свою очередь, никогда по-настоящему не любил ее. Особенно сейчас, когда она уподобилась испорченному плоду. Эти мысли не напугали его. Нужно быть предельно искренним и не тешиться пустыми надеждами. Любит ли он ее? Впрочем, не стоит решать этот важный вопрос в неподходящем месте и в неподходящее время.
– Не буду мешать вашей работе, мисс Бенбрук, – пробормотал Райдер и повернулся, чтобы уйти. – Эмбер! – удивленно воскликнул он, увидев перед собой девочку.
Они так увлеклись беседой, что не заметили ее возвращения.
– И давно ты нас подслушиваешь? – строго спросила Ребекка.
– А что, дервиши действительно могут поймать Пенрода? – вместо ответа осведомилась озадаченная Эмбер.
– Конечно же нет, – успокоила сестра. – Что за глупый вопрос! – Однако обе они едва сдерживались, чтобы не зарыдать от отчаяния. – В любом случае ты не должна подслушивать чужие разговоры и уж тем более называть капитана Баллантайна Пенродом. А сейчас иди сюда и помоги мне наполнить этот чан.
Но Эмбер выбежала из помещения и помчалась к консульскому дворцу.
«Бедный ребенок», – подумал Райдер, вдруг осознав, что в будущем их ожидают нелегкие дни.
По утрам, когда колокола на старой католической миссии извещали об окончании комендантского часа, женщины со всех концов города покидали свои руины, хижины и халупы и устремлялись к воротам арсенала за ежедневной порцией зерна. К тому моменту, когда отворялись ворота, там собиралась многотысячная очередь, хвост которой тянулся до самого порта. Это было живое олицетворение нищеты. Почти все они страдали от голода и болезней, а многие с трудом держались на ногах. Женщины стояли босиком, измученные и истощенные, а их маленькие дети плакали и дергали матерей за подолы юбок. И все сжимали в руках зерновые карточки, выданные секретариатом генерала Гордона.
У ворот арсенала дежурил египетский капитан с двадцатью вооруженными солдатами. Мешки с дуррой вытаскивали из склада по одному, и горожанам не разрешали входить на территорию арсенала. Генерал Гордон не хотел, чтобы жители видели, сколь ничтожно количество продовольственных запасов.
Когда к воротам подходила очередная женщина, сержант внимательно проверял карточку и, убедившись в ее подлинности, ставил дату и подпись. Дневной рацион для каждой семьи отмерялся деревянным ковшом и ссыпался в принесенную емкость. А неподалеку стояли два вооруженных дубинами солдата, которые прекращали часто возникающие споры и беспорядки.
Этим утром к воротам арсенала выстроились шеренгой еще двадцать вооруженных солдат. Женщины по горькому опыту знали, что это значит, и зашумели, размахивая руками и показывая в сторону склада. Дети тоже заволновались, чувствуя нарастающее возбуждение.
Когда генерал Гордон шел по улице в сторону арсенала, люди выкрикивали в его адрес проклятия и поднимали на руки детей, демонстрируя ему их исхудавшие тела и посиневшие лица – живые скелеты с растрепанными и грязными волосами.
Гордон игнорировал оскорбительные выкрики в свой адрес и проклятия несчастных матерей. Спокойно приблизившись к воротам, он встал во главе вооруженного отряда и приказал капитану начинать раздачу зерна. Молодой офицер развернул лист бумаги, отпечатанный в консульском дворце, и громко прочел: «Я, генерал Чарльз Джордж Гордон, властью, наделенной мне хедивом Египта и правительством провинции Кордофан и города Хартум, настоящим извещаю, что отныне ежедневный рацион продовольствия, предназначенный для жителей города Хартум, сокращен до тридцати децилитров на человека».