– Довольно! – остановил его Осман, и охранник послушно шагнул назад. – Добро пожаловать в мой дом, Абадан Риджи, – сказал Осман, прикоснувшись кончиками пальцев к губам, а потом к сердцу. – С нашей первой встречи на поле Эль-Обейда нас связали такие прочные нити, оборвать которые не так просто.
– Да, это может сделать только смерть одного из нас, – согласился Пенрод.
– Не покончить ли с этим прямо сейчас? – ядовито осведомился Осман и кивнул человеку, сидевшему справа: – Как ты думаешь, аль-Нур?
Тот выдержал недолгую паузу.
– Всемогущий господин, в высшей степени благоразумно вырвать кобре зубы до того, как она снова укусит.
– Сделаешь мне такое одолжение? – усмехнулся Осман.
Аль-Нур мгновенно вскочил на ноги, выхватил из ножен меч и навис над поверженным Пенродом, примеривая клинок к его шее.
– Вам стоит только пальцем шевельнуть, мой господин, и я отрублю его безбожную голову, как перезревший гнилой плод.
Осман пристально смотрел на Пенрода, надеясь увидеть признаки страха, но встретил лишь его спокойный холодный взгляд.
– Что скажешь, Абадан Риджи? Может, покончим с этим раз и навсегда?
Пенрод попытался пожать плечами, но боль не позволила этого сделать.
– Мне все равно, эмир беджа. Все мы смертны перед Богом. Сейчас или чуть позже, какая разница? – Он слабо улыбнулся. – Давай закончим эту детскую игру. Мы оба знаем, что эмир племени беджа никогда не позволит пролить кровь беззащитного врага, скованного цепями и безоружного.
Осман расхохотался с нескрываемым удовольствием.
– Нас с тобой отчеканили из одного металла, не так ли, Абадан Риджи? – Он махнул рукой аль-Нуру, чтобы тот сел на место. – Прежде всего следует подыскать тебе более подходящее имя, чем Абадан Риджи. Я буду называть тебя просто Абд, поскольку отныне ты становишься моим рабом.
– Вряд ли это надолго, – ухмыльнулся Пенрод.
– Возможно, – согласился Осман. – Посмотрим, время покажет, но пока ты мой покорный раб. Ты будешь сидеть у моих ног или бежать за моей лошадью во время военного похода. А хочешь узнать, кто помог мне превратить тебя в раба? Назвать тебе имя предателя, выдавшего тебя с головой? – Пенрод, застигнутый врасплох этим неожиданным вопросом, молча кивнул. Эмир повернулся к охранникам, сторожившим вход на площадь: – Введите доносчика, чтобы он мог получить обещанное ему вознаграждение.
Те расступились, пропуская вперед знакомую фигуру согбенного старика. Вад Хагма торопливо протиснулся между охранниками, узнал Османа Аталана, плюхнулся на землю и пополз к нему, поднимая пыль и славя своего господина именем Аллаха и его верного пророка. Путь занял много времени, поскольку старик то и дело останавливался и бился лбом в пыльную землю. Аггагиры громко орали, подгоняя его:
– Хватит возить своим толстым брюхом по пыли!
– Имей совесть, сколько можно плестись?!
Наконец Вад Хагма дополз до возвышения и распростерся перед всемогущим эмиром, раскинув руки и ноги, как выброшенная на берег морская звезда.
– Ты оказал мне большую услугу, – сказал Осман.
– Мое сердце переполняется радостью от этих слов, всемогущий эмир. Я безумно счастлив, что помог поймать вашего злейшего врага.
– Как мы договорились оплатить твои труды?
– Милостивый господин, вы были так добры, что предложили пятьсот талеров Марии Терезии.
– Ты заработал их. – Осман швырнул ему толстый мешочек с деньгами, и тот тяжело упал на землю, подняв в воздух облако пыли.
Вад Хагма судорожно прижал его к груди и скорчил безумную мину:
– Да прославится имя твое, непобедимый эмир! Пусть всегда тебе светит улыбка Аллаха! – Он склонился в низком поклоне, выражая свое глубочайшее почтение. – Могу ли я быть свободен, чтобы не утомлять эмира своим присутствием? Твое сияние ослепляет меня, как яркие лучи солнца.
– Нет, ты не покинешь нас так скоро. – Тон Османа внезапно изменился. – Я хочу знать, что ты чувствовал, заковывая в цепи этого храброго воина? Скажи мне, жалкий толстяк, что ощущает трусливая и вероломная обезьяна, ведущая в темницу огромного и храброго слона?
На перекошенном лице Вада Хагмы мелькнул панический страх.
– Это не слон, всемогущий эмир, – пролепетал он, показывая на Пенрода, – это трусливый кролик, перепуганный насмерть, дрожащий от страха неверный, заслуживающий самой страшной казни. Его стоит разорвать на куски.
– Ради святого имени Аллаха, – засмеялся Осман, – я вижу, что ты, Вад Хагма, прекрасный оратор и велеречивый поэт. Сейчас я попрошу тебя оказать мне еще одну услугу. Убей для меня этого трусливого кролика. Разорви его на куски для торжества ислама, чтобы мир стал чище! – Вад Хагма уставился на эмира немигающими глазами, не в силах понять, чего от него хотят. – Аль-Нур, одолжи этому храбрецу свой славный меч.
Аль-Нур подошел к ошарашенному трактирщику и сунул в его руку меч. Тот долго смотрел на него, потом медленно повернулся к Пенроду, все еще не понимая, что происходит. Наконец он положил на землю мешочек с талерами Марии Терезии и шагнул к коленопреклоненному противнику. Пенрод с трудом поднялся, и Вад Хагма в ужасе попятился назад.
– Ну, давай же! – прикрикнул Осман. – Он закован в цепи, а его правая рука сломана. Этот кролик без зубов, он беззащитен, убей его!
Вад Хагма растерянно огляделся, словно ища помощи со стороны, но аггагиры поддержали своего господина:
– Ты слышал слова эмира или ты глухой?
– Ты понимаешь приказ эмира или ты тупой?
– Давай, смельчак, докажи нам, что твои слова не расходятся с делом!
– Убей неверного пса!
Вад Хагма опустил меч и посмотрел на землю, потом вдруг издал истошный вопль и бросился на врага, неловко сжимая клинок обеими руками. Пенрод даже не шевельнулся, когда тот неожиданно напал на него, явно целясь в голову, лишь в самый последний момент отстранился, подставив под меч сковывавшую руки цепь. Удар по цепи оказался таким неожиданным, что трактирщик охнул от боли и, выронив клинок, попятился, потирая ушибленную кисть.
– Какой сокрушительный удар! – зааплодировал Осман. – Похоже, мы недооценили тебя! В душе ты настоящий воин! Ну-ка подними меч и попробуй еще раз.
– Всемогущий эмир! – взмолился перепуганный насмерть Вад Хагма. – Великий и благородный Аталан! Пощади меня! Смилостивись надо мной! Я верну тебе свое вознаграждение. – Он поднял с земли мешочек с монетами и засеменил к Осману, чтобы положить деньги к его ногам. – Вот! Это твое! Отпусти меня, ради всего святого! О всемогущий и милосердный эмир, сжалься надо мной!
– Подними меч и выполняй приказ! – сурово потребовал Осман, и в его тихом голосе было больше угрозы, чем если бы он закричал на весь двор.
– Выполняй приказ эмира! – хором скандировали аггагиры.
Вад Хагма бросился к лежавшему на земле мечу. Но как только наклонился к рукоятке, Пенрод наступил на лезвие.
Вад Хагма, тщетно пытаясь вырвать его, завопил сорвавшимся голосом:
– Прочь! Отпустите меня! Я никому не хотел причинить вреда!
Он понуро опустил плечи и вдруг всей своей массой бросился на Пенрода, пытаясь оттолкнуть его и завладеть оружием. Но тот был начеку и ловко ударил концом цепи по челюсти старика. Трактирщик взвыл и отпрянул, потирая лицо. Пенрод рванулся следом, размахивая цепью. Вад Хагма побежал через двор к выходу, но путь ему преградили два дюжих аггагира. Старик повернул назад и снова столкнулся с Пенродом, который наступал на него, размахивая тяжелой цепью.
– Нет! – отчаянно закричал трактирщик. Его лицо перекосилось от страха, а глаза бегали в поисках спасения. – Я не хотел вам зла! Мне нужны были деньги! У меня много жен и много детей… – Спасаясь от цепи, он ринулся вдоль стены, но сидевшие там аггагиры кололи его острыми концами клинков и громко хохотали, когда он подпрыгивал от каждого укола. Поняв, что другого выхода нет, он снова бросился в центр площадки, где в пыли лежал его меч. Но лишь только коснулся рукоятки, как Пенрод набросил цепь на его толстую шею. Через мгновение Вад Хагма висел, едва касаясь земли, и пищал, словно прихваченный за шкирку котенок.
– Молись! – прошептал ему на ухо Пенрод. – Молись Аллаху и проси у него прощения, потому что это твоя последняя возможность!
Он медленно сжимал цепь на его шее, и вскоре тот не мог уже ни визжать, ни стонать.
– Прощай, Вад Хагма. И пусть успокоится твоя душа. Ты уже ничего не можешь изменить, потому что не принадлежишь этому миру.
Наблюдавшие за этой сценой аггагиры ударяли рукоятками мечей по кожаным щитам, подчеркивая трагичность момента все нарастающим темпом. Вад Хагма забился в конвульсиях, дергая ногами и пытаясь ухватиться за посиневшее от удушья лицо. Затем послышался легкий треск, будто надломилась сухая ветка, и он застыл. Аггагиры восторженно закричали. Пенрод опустил бездыханное тело на землю и медленно двинулся к Осману Аталану. Аггагиры продолжали неистовствовать, громко смеясь, хлопая в ладоши и передразнивая предсмертные судороги Вада Хагмы. Осман тоже весело смеялся, явно наслаждаясь замечательным зрелищем.
Пенрод, проходя мимо лежащего на земле меча, внезапно схватил его и бросился к эмиру, нацелив клинок прямо в сердце. Аггагиры, крича во весь голос, ринулись на помощь своему господину. Пенроду требовалось преодолеть не менее двадцати шагов до возвышения, на котором восседал эмир, но многие аггагиры находились гораздо ближе и заслонили его своими мечами и щитами. Первым успел аль-Нур. Бросившись наперерез, он ухватил цепь на ногах Пенрода и так сильно дернул ее назад, что тот рухнул на землю, поднимая столб пыли. На поверженного Пенрода тут же навалились другие аггагиры, злобно размахивая клинками.
– Нет! – закричал им Осман. – Не убивайте его! Держите крепче, но не убивайте!
Аль-Нур рванул цепь со стороны сломанной руки, и Пенрод стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, но все-таки выпустил меч. Аль-Нур тут же отбросил его ногой.
– Клянусь святым именем Аллаха, – засмеялся Осман Аталан, – ты доставил мне несколько приятных минут, раб! Теперь я знаю, что ты можешь сражаться, а завтра посмотрю, умеешь ли так же проворно бегать. Думаю, к вечеру ты вряд ли будешь готов к продолжению таких игр, а через неделю станешь молить меня о смерти.