Токсичные. Безответственные. Сломленные.
Это я, мои мальчики и эта вот не-беременность.
Я выдохнула.
— Не скажу, — пообещал Аарон, в его голосе прорезался гнев, который он так старательно пытался скрыть. — Обещаю, не стану, — он наконец отпустил мое лицо и отступил назад. — Не спеши. Когда выйдешь, мы снова начнем искать Кэла. Тогда сможешь рассказать им всем вместе.
Он повернулся, чтобы уйти, замер, а затем развернулся так быстро, что из меня вышел звук удивления. Аарон ладонями хлопнул по стене душа по обе стороны от меня и завладел моим ртом, словно он честно верил, что все проблемы мира могли быть решены правильным поцелуем.
Когда мои пальцы поднялись, чтобы коснуться его мускулистой груди, а его язык завладел моим ртом, я подумала, что есть хотя бы маленький шанс, что он прав.
— Держите меня на привязи и не спускайте с поводка, ваше величество. Потому что, когда я в следующий раз увижу кого-то с этой отвратительной, гребанной татуировкой клоуна, то я пойду во все тяжкие в стиле папочки Аарона и надеру их задницы, — он схватил меня за внешнюю сторону шеи, целовал достаточно сильно, до синяков, а затем отпустил, уставившись на меня сверху-вниз с паром и росой, собравшимися на его волнистых волосах. — Блять, ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал, — выдохнул он, наконец повернувшись и выйдя из ванной таким вихрем, что пар заклубился вокруг, как облака на летнем ветерке.
Улыбке удалось почти появиться на моих губах, но затем я вспомнила, что вообще-то должна взять свою чашечку, как снова потекла кровь. Есть несколько сгустков, но ничего необычного. Если бы из больницы мне не сказали, что мои анализы крови показали, что я была беременна, я могла вообще и не понять, что это был выкидыш.
Аарон скоро вернулся, положив таблетку мне на язык и убирая немного влажных волос с моего лица. Он оставил многоразовую чашечку и новую одежду на столешнице, чтобы, когда я неохотно выйду через несколько минут, у меня было что надеть — чистое и без крови.
С поставленной новой чашечкой — на этот раз плотнее — и плотную прокладку на трусиках, я вытерла воду на полу ногой, опираясь на скомканное полотенце, распушивала пальцами свои светлые волосы с красными кончиками и приготовилась к очередным, надеюсь, не бесплодным поискам по городу.
Не успела даже пройти и два шага, как кто-то провел рукой по моим губам, воняя кровью и пахнув как влажная медь.

6
Крик, завладевший мной, царапает мое горло, но мои инстинкты еще острее, быстрее. Я собиралась заехать локтем в живот тому, кто бы это ни был, но удивилась, когда он заблокировал мое движение. Под металлическим запахом боли был знакомый шелест свежих хлопковых простыней, повешенных на сушилку в легкий летний день. Тальк. Средство после бритья. Каллум.
— Пожалуйста, не кричи, — он прижался к моему уху, облизывая его ракушку горячим языком. — Сначала помоги мне спуститься вниз.
Он убрал руку с моего рта, когда я повернулась, чтобы стоять к нему лицом, переполненная странной смесью облегчения и гнева, что ужас сильно пах страхом.
Он стоял в тени на верхней лестничной площадки, с накинутым капюшоном и покрытый кровью. В бледной лини на его горле было что-то необычное. Тот гнев внутри меня очень быстро показал истинное обличие: ужас.
Кэл посмотрел на свою правую руку и разжал окровавленные пальцы, словно был удивлен, что он все еще жив.
— Где, блять, ты был?! — выдавила я, мои руки дрожали по бокам. — Мы повсюду тебя искали!
— Я отключился, — сказал он, замолкая, чтобы минуту подумать. — Да, я отключился. Когда проснулся, то не мог вспомнить, где был, — он рукой прикоснулся к горлу, а затем слегка сморщился, убирая руку и уставившись на меня, словно не знал откуда взялась вся эта дополнительная кровь. — Город кишит полицейскими. Я едва смог вернуться.
— Я, блять, с ума сходила, — прошептала я, гадая, сколько времени может потребоваться остальным парням, чтобы понять, что в доме «взломщик».
Звук отбойного молотка предшествует включению света. Видимо, вот и ответ.
Виктор стоял наверху лестницы. Он понял, что нашим таинственным новоприбывшем был Каллум, а потом опустил пистолет, не извиняясь.
— Рад видеть, что ты все еще жив, — сказал Вик, и, хоть его слова сами по себе были спокойные и нейтральные, в его тоне был тепло, которое точно сказало мне, что Виктор Ченнинг любит своих мальчиков так же сильно, как и я. Может, он не хочет их трахнуть — бросьте, этому парню не могу нравится члены, он слишком натурал — но он любит их точно так же. — Хочешь рассказать мне об этом?
— Мне нужно идти, — сказал Каллум, и в его тоне было что-то растянутое и ужасающее.
Мое тело ответило на это холодность неподобающим уровнем жара. Он заполнил меня с головы до ног, заставляя мое дыхание сбиться, а бедра сжаться. Я сжала руки в кулаки, ногти на моих ладонях были стерты и больно впивались в ладони.
Прямо как раньше делала Памела, оставляя кровавые полумесяцы.
Я сморгнула ее образ, пока мой взгляд метался между двумя мужчинами. Оба были моими родственными душами. Недавно я поняла, что душа во всей ее вечной красоте не могла быть настолько ограниченной, чтобы иметь только одну идеальную пару. У меня их было пять. Пять букв, одно слово, одна отчаянная семья, ради которой я сделаю что угодно, чтобы ее сохранить.
Даже отдам собственную жизнь.
По мне прошлась дрожь, и я закрыла глаза.
Во всем этом, во всех шутках, и предчувствии, и страхе…тот, кто всегда был наиболее склонен к смерти…это я.
В конце концов, никому не везло так часто. Аарон жив. Каллум жив. Кто-то должен заплатить за эту гребанную карму.
Я открыла глаза и сделала шаг вперед, положив руку Каллуму на грудь. Его толстовка была мокрой от крови, почти сырой. Мне не понравилось какой она была на ощупь, когда я коснулась ее. Когда вглянула назад, Виктор наблюдал за нами с непроницаемым выражением лица. Каждый раз, когда мы встречались, и каждый раз порознь, вселенная немного сдвигалась. Я это знала, потому что чувствовала. Мы все были центрами нашей собственной реальности, вот только…Хавок — центр моей.
Вик засунул пистолет за пояс и достал пачку сигарет. Прекрасно предсказуемый. Чтобы обуздать его собственнические порывы по отношению ко мне, нужен никотин. Мне нравилось знать, что в мире ничего, кроме табака и моего непоколебимого взгляда, что может заставить его отвернуться.
— Ты не ранишь ее? — спросил он, что было интересным вопросом.
Это потому, что Вик видел раньше эту сторону Каллума, что он даже подумал поинтересоваться, а я не совсем уверена, что я видела. Когда я посмотрела обратно на Кэла, он снова смотрел вниз на свои руки, и с моих губ сорвался вдох.
Видимо кто-то пытался рассечь его горло.
— Тебе на самом деле нужно спрашивать меня об этом? — спросил Кэл, поднимая взгляд со своих окровавленных рук, а затем наклоняя голову на бок. Как собака. Как волк.
Его голубые глаза были пусты и бесконечны, ужасающими, когда они остановились на мне, и я увидела, как каждая унция сосредоточенности, которой он обладал, вонзалась в меня, словно нож.
Чтобы избавиться от Каллума, я должна убить его. Он бы сидел смирно и позволил бы мне это сделать, рассекая его горло лезвием. Но это был бы единственный способ поместить его в раннюю могилу.
— Нет, — наконец произнес Кэл, его тело обмякло. Он выставил руку и удержал себя с помощью стены, когда я прижалась к нему и изо всех сил постаралась оказать поддержку. — Я бы никогда не ранил Бенрнадетт. Ты это знаешь.
Виктор закурил, его глаза нашли мои. И как мое тело реагировало на весь этот стресс? Самым неподобающим и нелепым способом из возможных. Я резко выдохнула и повернулась к Каллуму, прислушиваясь, когда тяжелые шаги Вика снова спустились по лестнице.
— Нам нужно доставить тебя к врачу, — сказала я, но Каллум уже качал головой.
— Никаких врачей. Я не хочу сейчас быть в дали от тебя, — он взял мою руку в свою, так сильно дрожа, что я подумала, не отключится ли он прямо здесь на мне в коридоре. Его голубые глаза пылали от отчаянной потребности оставаться в сознании. — Иди принеси аптечку Оскара, немного апельсинового соку и остатки от пакетов с физраствором, когда Аарона подстрелили.
Кэл смотрел так глубоко в мои глаза, что, клянусь, я чувствовала, как его душа касалась моей, словно кошка, помечающая щиколотки своего хозяина. Мои пальцы сжались вокруг его рук, и я поднялась на носочки, на короткое мгновение прижимая наши лбы вместе, а потом повернулась и побежала вниз по лестнице, как могла, быстро.
— Каллуму нужен врач, — сказала я парням, когда спустилась и обнаруживала расхаживающего Хаэля, курящего косяк Вика, и Аарона, смотрящего на меня с нежностью, в которой так сильно и до боли нуждалась моя жаждущая душа. — Или Медсестра-Да-Скотт.
— Медсестра-Да-Скотт мертва, — сказал Оскар, его голос — лукулловский пир для ушей. Уитни подстрелили? гадала я, вспоминая, заляпанный кровью, и металлические шкафчики, украшенные багровым цветом. Где она была, когда «Банда грандиозных убийств» штурмовали здание? Она страдала? Я покачала головой, чтобы прогнать ненужные мысли. — Насколько все плохо?
— Повсюду кровь, — сказала я с грубым смехом, вспоминая запах из подвала. Как много крови можно потерять и все еще остаться живым? Сорок процентов или что-то такое, правда? Четыре пинты, полгаллона… — Кажется, кто-то пытался вспороть ему горло. Он сказал, что не хочет к врачу. Он хочет получить аптечку Оскара, — я кивнула в его сторону, и он встал, проносясь мимо меня с запахом корицы, чтобы достать ее из шкафа. Было что-то в том, как он протянул ее мне, что заставило меня задрожать. — И дополнительный физраствор после огнестрельного ранения Аарона.