Она так сильно затолкнула меня в ванную, что я пошатнулась, ударилась подбородком об ванну, пока слезы, словно реки, текли по моему лицу. В ванной что-то пахло отбеливателем.
— Мам, прости меня! — рыдала я, поднимаясь на ноги и стараясь добраться до двери, пока она не хлопнула ее перед моим лицом и не заперла ее снаружи. Я не осознавала, пока не стала старше, как странно иметь замок на двери ванной снаружи. — Мам, прошу!
Я не хотела проливать апельсиновый сок. Пен засунула картошку фри в нос, и я так сильно рассмеялась, что ударила его ногой. Я не хотела. Не хотела…
Я покачала головой и потянулась пальцами к виску. Оскар ждал у края дороги, его глаза были острыми, как кинжалы. Наши взгляды встретились, но лишь на секунду. Затем Памела ударила меня по лицу, когда горячая кровь потекла по моим ногам. Я до краев заполнила свою чашечку. Опять.
Забудьте о том, что я говорила о замедлении кровотечения. Полагаю, это было слишком оптимистично и очень скоро.
Я почувствовала головокружение.
Я приложила руку к щеке, но не ответила. Мне и не нужно было.
— Знаю, ты была расстроена, когда увидела то видео, на котором Найл насиловал Пенелопу. Любая бы мать была. Вообще-то, я не виню тебя за то, что ты сделала…
Памела буквально не отходила от меня ни на шаг. Это белое отребье, южное дерьмо для вас. Однажды ее лучшая подруга пошла на вечеринку по случаю Хэллоуина без нее. Надо было видеть, как взорвалась моя мать. «Я уничтожу эту пизду! Я. Ее. Уничтожу!» Она вырвала у женщины серьги и так сильно ударила ее по лицу, что у нее случился перелом.
Найл и его семья спасли мою маму от всяких обвинений. Не удивительно.
Пэм схватила меня за волосы и потащила к траве, и я позволила ей. Я могла бы отбиваться и надрать ей задницу. Если бы хотела.
— Не трогайте ее! — крикнула я мальчикам, потому что прямо сейчас я нуждалась в их сдержанности. — Она не навредит мне, не на самом деле, — Памела бросила меня на траву, истекающую кровью и дрожащую. Но не из-за нее. Блять. Мой инстинкт бороться или бороться сильнее так горячо пылал, я бы не удивилась, если бы встала и увидела в траве под собой обгоревший участок. — Мам, прошу!
Черт.
А теперь я сама провоцировал свой ПТСР.
Мам, прошу. Пожалуйста, не запирай меня в ванной комнате с ванной, полной отбеливателя. Пожалуйста, не бей меня, когда я слишком громко чихаю или слишком сильно кашляю. Пожалуйста, не смейся надо мной, когда меня вырвало на ковер на глазах у всех ужасных друзей Нила. Прошу, прошу, прошу.
Будь мамой.
Только…она не была. На самом деле никогда не была. Потому что быть матерью не значит просто вытолкнуть человека из себя. Это состояние гребанного ума. Это означает, забоится о ком-то больше, чем о себе. Аарон был лучшей матерью для своей сестры и кузины, чем Памела когда-либо была для меня.
Она залезла на меня, и, не стану врать, было больно. Она оседлала меня, одна рука схватила меня за волосы и потянула так сильно, что белый огонь взорвался за моими веками. Полагаю, я научилась драться, наблюдая за ней. Думаю, в каком-том смысле мы с Памелой были схожи.
Пока я лежала под ней, раненная, изнывающая от боли и истекающая кровью, то поняла, что, вероятно, она тоже была жертвой системы. Мой отец был почти на пятнадцать лет ее старше. Он был женат. Она залетела от него в шестнадцать. Какими бы приятными ни были мои воспоминания о нем, разве он не был неправ?
Проблема в том, что, как только вы переступаете черту и переходите из жертвы становитесь преступником, отпущения грехов не существует. Вы должны знать, как сильно ранят те зверства, которые вы пережили. Как вы посмели сохранить этот цикл. Как вы посмели.
Но я позволила Пэм надрать мне задницу, пока мои мальчики ждали, скрежеща зубами и с пеной изо рта.
Я видела их боковым зрением. Черт, я чувствовала их. Должно быть, их убивало видеть меня вот так на земле, под номером семь из своего списка. Если бы я сейчас была одним из парней, то, вероятно, ослушалась бы приказа своей королевы и вышла бы на бой.
Виктор стоял на месте, как статуя, не шевелясь, его контроль был абсолютен. То, что я увидела в его глазах, напугало меня: все эти ужасные вещи, которые он сделал бы с Пэм, если бы ему представился шанс. Аарон сжал левую руку в кулак, прислонившись к двери, словно у него не было сил стоять. Хаэль расхаживал, задумчиво теребя пальцами свои кровавые волосы, в то время как Каллум присел на тропинке прямо перед Аароном.
А вот Оскар, стоический, неподвижный Оскар выглядел так, будто действительно мог прийти за моей матерью. Единственное, что его останавливало, — это стремительный взгляд Виктора, который требовал идеального подчинения.
— Памела Пенс! — прокричал голос, а затем моя мать начала слезать с меня.
Она кричала на меня, но я не слышала ни единого слова. Думаю, за годы я научилась, как фильтровать ее токсичность. Я перекатилась на траве и встала на колени.
Вот, как я выиграю эту войну.
Испытывая спазмы от выкидыша и дрожа от старых ран и гнева.
Я посмотрела на Сару Янг, детектива Константина и на полицейских в униформе из машины отряда, стоящей через дорогу.
Бинго, сучка.
— Ты в порядке? — спросила Сара, когда Оскар встал рядом с ней, его лицо было так перекошено, что можно было подумать, будто он только что проглотил гребанныйлимон. Девушка-полицейский присела рядом со мной, одна ее рука лежала на моем плече, но ее глаза были прикованы к крови между моими ногами. — Тебе нужно в больницу.
— «Банда грандиозных убийств» сделала это со мной, — прошептала я в ответ, и мне не нужно было подделывать дрожь в голосе. Я была в ярости. На Памелу. На Офелию. На эту войну банд. На весь мир. Правосудие никогда не вершилось так, как должно. Я не верила в карму или потусторонние наказания. Только я могу отвоевать свой фунт плоти. — Они отняли у меня выбор.
Потому что это было то, во что я верила: в выбор. Мое тело — мой выбор. А они, блять, отняли его у меня. Я встала на ноги и наткнулась на Оскара, спотыкаясь об него. Он с легкостью поймал меня, а затем прижал куда ближе, чем я ожидал.
— Просто плохие месячные, она будет в порядке, — гладко сказал Оскар, когда я закрыла глаза и прильнула к нему. — Что вы собираетесь делать с Памелой?
— Ну, сначала, я собиралась добавить к ее списку обвинений нападение и побои, — Сара замолчала, и я взглянула на нее и обнаружила, что выражение ее лица было растерянным. Мне снова удалось смутить ее. Опять. Она понятия не имела, что обо мне думать.
Видите, мои мальчики не среагировали на жестокость. Они — стабильны. Они не вредят людям просто, чтобы причинить мне боль.
— Она убила Найла, не так ли? — спросила я, мой голос был мрачным, когда я попыталась встать.
Оскар не отпустил меня. Он, наоборот, продолжал крепко держать меня в своих татуированных руках, словно я потону, если он не будет держать меня на плаву.
— Я не могу обсуждать действующее расследование, — сказала Сара, но в ее голосе была странная мелодичность, которая сказала мне все, что нужно знать. — Бернадетт, я бы хотела снова поговорить с тобой. Боюсь, здесь тебе не безопасно. «Банда грандиозных убийств» не очередная школьная банда, с которой можно обмениваться оскорблениями. Они полностью уничтожили свою команду здесь, в Спрингфилде.
Мои глаза слегка расширились. В этот раз даже не пришлось притворяться. Черт, это объясняет стрельбу. Убийство Стейси и ее девочек за ограбление. Избавление от остальных членов команды Картера, чтобы никто не стучал. Уничтожение Хавок.
Вот только…как-то раз я описала Хавок как пятиглавую гидру. Нельзя уничтожить что-то столь легендарное.
— Мы собираемся переехать в безопасный дом, — сказала я, отстраняясь от Оскара и обнимая детектива. Это рискованный шаг. Копы в Южном Прескотте могли пристрелить и за меньшее. Но я рискнула и прошептала ей на ухо. — Я отправлю вам адрес. Сара, мне страшно.
Я отпустила ее и фыркнула, опустив взгляд и осознав, насколько сильно у меня шла кровь. Мне нужно вернуться в дом, помыться, опустошить свою чашечку. Это уже раздражало.
— Тебе нужно показать врачу, Бернадетт — переживала Сара, переместив взгляд на Оскара, а потом мимо него и в сторону дома. Все мальчики ждали снаружи, даже Каллум. Как только она увидела его, ее лицо напряглось. — Вижу, вы нашли мистера Парка.
— Они пытались убить его, — сказала я, и на этот раз мне не нужно было оборачиваться на Вика или Оскара, чтобы понять, что я должна была сказать. Тут я — королева. Я живу и дышу Южным Прескоттом. Хавок — мой. Я знала, что делала. — Он сбежал и спрятался. У одного парня была гаррота.
Ноздри Сары раздулись, когда она заметила зарубцевавшуюся рану на шее Кэла.
— Это мог быть Расс Баауэр, — сказала она, и я не знала, почему она говорила мне об этом, или она должна была сказать. — Он — головорез «Банды грандиозных убийств». Бернадетт, если они отправляют его за тобой, тогда ты на самом деле в опасности. Ты должна находиться под охраной.
— Здесь, в южной части мы сами разбираемся со своими делами, девчонка-полицейский, — сказал Оскар, его тон был пренебрежительным и холодным. — Почему бы вам не делать свою работу, а мы займемся своей?
— Какой? Играть в гангстеров? Не думаю, что вы понимаете, чему противостоите, — сказала Сара, ее спокойный внешний вид трещал по краям.
На ней был черные брюки и очень знакомый синий пиджак. Готова поспорить, что у него на спине желтым написано «ФБР».
— Вы видели резню в школе Прескотт? — спросила я, качая головой. — Это не преступление — защищаться, что мы и сделаем, если нас вынудят.
Сара лишь уставилась на меня, словно я была пазлом, который она так отчаянно пыталась сложить. Она хотела понять меня, но не могла. Мы были из разных миров. Но это не означало, что мы должны были быть врагами. Мы хотели одного и того же: чтобы плохие парни были наказаны.