«лобби». В основном это просто квадратная коробка с несколькими дверями и лестницей в обоих концах, переполненным мусорным баком в одном углу и столом, за которым когда-то мог сидеть охранник.
— Ни со Стейси, ни с одной из ее девочек,— пообещал Хаэль, изобразив крестик в видео буквы Х на своем сердце. — Знаешь, как говорится, не гадь там, где ешь? Я перетрахал многих девочек Фуллера, нескольких отпрысков из Оак-Вэлли. Все знают, что девчонки Прескотта бедовые, — он погладил меня по волосам, а я отдернула руку, но мне стало легче, услышав это. — Блэкберд…, — предупредил он, хватая меня за плечи, прежде чем я вышла на улицу.
Мы оба замерли, когда сверху эхом доносились ноты незнакомой песни, проистекающие из открытой двери квартиры.
— За Стейси! — услышала я, а затем был слышан звук, открывающейся бутылки шампанского.
Спустя мгновение я узнала песню и фыркнула. Pussy Riot — Straight Outta Vagina. Если честно, она подходила.
— Что? — спросила я, когда поняла, что Хаэль все еще смотрел на меня, словно я запуталась в этом гребанном заговоре.
— Ты не встретишься с Мейсоном, — сказал он мне, в его голове был намек на предупреждение, который говорил, что он пойдет на компромисс в каких-то вопросах, но не в этом. — Блэкберд, ты только что потеряла нашего ребенка…
— Это было ничем, — пробормотала я, но Хаэль сильнее сжал мои плечи, наклоняясь, чтобы посмотреть в мои глаза.
Его карие глаза потемнели серьезности ситуации.
— Ты не подвергнешь свою жизнь риску в тупой войне. Я бы с таким же успехом собрал вещи и уехал. При всем моем уважении к Прескотту, как бы ни были удивительны эти деньги, они того не стоят, если тебя нет рядом. Ты меня поняла?
Я уставилась на него, но шестеренки в моей голове все еще крутились.
Было бы даже лучше, если я вошла в комнату с Мейсоном. Потому что тогда я была бы уверена, что лишь один из нас выйдет из комнаты живым.
— Блять, — выругался Хаэль, стиснув зубы, когда отпустил меня и выпрямился. — Подожди, когда об этом услышит Вик, — он резко отвернулся и направился к входной двери, открывая нараспашку стеклянную дверь и позвав Виктора.
К моменту, когда я присоединилась к нему, то уже поняла, что Вика посвятили в ситуацию.
— Этого не будет, — сказал мне Виктор, но я лишь ответила на его темный взгляд своим собственным.
Злые дела, совершаемые в темноте, — наш конек.
Я уж представляла все способы, которыми могла добраться до Мейсона даже до того, как он поймет, что я иду.
* * *
Вокруг меня были гробы и маленькие могилы, море атласа и красного дерева, будто злобное напоминание о том, что смерть поджидала за каждым углом. В частности, в том, который я рассматривала, интерьер выкрашен в красный цвет, как в том, в который мы заживо похоронили Тинга. Смотря на него сейчас, я пережила весь момент в своей голове. Земля, выкопанная и зияющая, я в платье, мальчики в костюмах. Маски, маски, маски. Ухмыляющиеся пасти лиц скелета.
— Ты витаешь в облаках, — прошептал Оскар из-за моего плеча, гладя мои волосы и заставляя меня дрожать.
Было что-то в его голосе…какая-то поистине лукулловская роскошь, которая пробрала меня до глубины души. Словно он разработал этот голос, чтобы мир не увидел его испорченность и темноту, обитающие внутри него. «Знаешь, как он это сделал? Он попытался задушить меня. А теперь это стало моим фетишем. Насколько это извращенно?»
Я снова задрожала, отходя от гроба, стоящего передо мной, когда признание Оскара о его отце застряло в моей голове. Он не сдвинулся с места, мое тело ударялось о его. Длинные, татуированные пальцы обвились вокруг розового рукава моей кожаной куртки Хавок.
— Давай просто выберем один для бедной Стейси и смоемся отсюда, — промурлыкал он, внезапно отпуская меня и отходя в сторону, пока директор похоронного бюро стоял в углу, потный и нервный, ему явно было не по себе от присутствия двух членов Хавок в его заведении. — Какая вообще разница? — Оскар замер и провел одной рукой по боковой части черного гроба, закрыв глаза, словно он тоже был пойман в определенной ловушке кошмарных воспоминаний.
— Нет, — я посмотрела толстого мужчину в темном костюме и мрачно обеспокоенного. — Вон.
Мужчина колебался около доли секунды, а потом потащил свою жалкую задницу к двери.
Я повернулась к Оскару и обнаружила, что он наблюдал за мной через новую пару очков. Эти были черные, прямоугольные, настолько заостренные и строгие, что с таким же успехом они могли оказаться колючей проволокой, защищающей его глаза от душевного поиска, в котором они так нуждаются.
— Вы, ребята, используете это место…, — я замолчала на случай, если здесь были камеры.
Мне не нужно было заканчивать фразу — Оскар сразу понял, о чем я: Вы, ребята, используете это место для... избавления от тел? Мы стояли в единственном похоронном бюро во всем Прескотте, которое сотрудничало с нашей бандой — потому двери нам открыли даже в нерабочее время.
— Нет, слишком легко отследить, — объяснил Оскар, его галстук цвета драгоценных камней, фиолетовый, хорошо сочетался с угольно-черным цветом пиджака и брюк.
Он постучал пальцами по очередной маленькой могилке, смотря на меня большими глазами, похожими на две полные луны, просто два серебристых диска на благородном лице. Настолько благородным, что вы бы никогда не узнали скрывающуюся под ним темноту.
Когда он остановился у следующей могилки, белой с розовой обивкой внутри, то снова постучал пальцами по сияющей поверхности. Она открытой лежала на полу. Я знала, что в некоторых местах в похоронных бюро есть причудливые прилавки, где можно увидеть цвет гроба, его форму, внутреннюю обивку и все такое прочее. Но это Прескотт. Конечно, у нас были гробы, но они просто бессистемно разбросаны. Большинство из них имели вмятины или царапины и, с юридической точки зрения, не подлежали продаже. Повторюсь, Южный Прескотт. Это настоящая привилегия полагать, что все живут, существуют и живут вот так. Иногда, бывали экономические, культурные или законные барьеры.
Я залезла в могилу и села, а Оскар хмуро на меня посмотрел.
— Что, блять, ты делаешь? — спросил он, когда я легла и скрестила руки на груди, уставившись на протекающий потолок, мое сердце колотилось, глаза закрылись.
Так вот какого этого быть мертвым: неактуальность в мире, который никогда не останавливается.
— Ты такой милый, знаешь? — сказала я, и он еще больше нахмурился. Но я не забыла, что он сказал мне несколько дней назад: я влюблен в тебя. Так отчаянно. Эти слова не были сказаны с легкостью. Они были пропитаны правдой и обвились вокруг меня, как лассо, утаскивая меня на самое дно, откуда не было надежды сбежать. — Если бы ты хотел уехать из Прескотта, то мог бы быть моделью или…что-то в этом роде.
— Или что-то в этом роде, — сказал Оскар, его голос был мрачным, пока он смотрел на меня. — А теперь вылезай из гроба, — он протянул руку, которая буквально была пропитана чернилами.
На ней были черные кресты и вороны, люди без глаз, надгробия и полумесяц. Я посмотрела на его руку, но не приняла ее.
— Стейси заслуживает лучшего, — ответила я, когда, наконец, смогла и должна была сказать что-то глубокое. — Я хочу, чтобы у нее было хорошее место, где бы она покоилась с миром.
Обычно я была фанатом традиционных захоронений или кремации, но…это чего хотела ее банда, то она и получит.
— Это не значит, что ты должна это опробовать, — прошипел Оскар, присаживаясь на корточки рядом с гробом и сжав пальцы у его краев.
Его взгляд пылал яростью, которую было трудно понять, поэтому…я решила поступить по-взрослому и, блять, спросить его.
— Что не так? — села я, убирая занавес свои волос, чтобы могла смотреть прямо на него. — Это ведь не вызывают у тебя раздражения, не так ли? Потому что если так, то я вылезу.
Оскар смотрел на меня целую минуту, прежде чем ответить. Это нормально. Лучше, когда кто-то на самом деле обдумывает свои слова, прежде чем выдать их… не то, чтобы я не делал свою долю глупостей.
— Мне нравится мысль о тебе мертвой, — сказал он.
Мы уставились друг на друга, и мое сердцебиение, которое до этого билось так быстро, набирало обороты, пока я не чувствую, что у меня могла закружиться голова. С таким же успехом он мог сказать мне, что мы родственные души или что-то в этом роде. В его странном, высокопарном заявлении было так много романтики. Иногда, со сломленными людьми вы работаете с тем, что получаете, вы обнимаете это и любите их за то, что они могут сделать.
Я опустила взгляд на свои колени, на джинсы с дырками на них, те самые, которые я протерла насквозь сама — никаких заранее рваных джинсов для этой стервы. Не осуждаю, просто говорю. Если у вас недостаточно много травм или дерьма, чтобы из дня в день рвать свои джинсы, вы можете купить их, но вы никогда не будете принадлежать Южному Прескотту.
— Я перевариваю, — сказала я, проводя руками по розовой обивке из сатина.
Почему она такая красивая и комфортная для трупа? Мое горло сжалось, когда я подумала о сестре, о ее прекрасном трупе, завернутом в одеяла, о бутылочке таблеток Пэм на тумбочке…Мое зрение побелело, и я провела руками по лицу.
Сказать, что я еще не вполне осознала, что моя мать убила мою сестру, — это ничего не сказать.
Найл изнасиловал ее.
Пэм убила.
Рука Оскара нежно потянулась, но не дрогнула, и опустилась на мои руки, пока они лежали на моих коленях.
— Не торопись. Иногда на это уходят годы.
Я посмотрела на него, вспоминая все, что он рассказал про своего отца, как он пытался задушить его, как убил его мать и братьев. Это много, чтобы переварить. И, очевидно, у нас много общего.
— Твои волосы…, — начала я, убирая одну руку из под его и потянулась к шелковистым черным прядям. Он вздрогнул, но лишь едва, снова положив татуированную руку на мою и прижимая ее черепу так, как никогда раньше не делал. — Ты снова их покрасил.