Пыль от гипсокартона наполнила воздух, затуманивая немногие освещенные места в бесконечной темноте здания. Так много подобных этому зданий в Прескотте. Хавок знал их всех. Еще до того, как я дошел до первого тела, я знал, что мы сегодня потеряли нескольких членов.
Я никак не мог помочь мертвым, так что не стал останавливаться. Вместо этого я продолжил подниматься по лестницам, пока не достиг металлической двери, которая вела на крышу, вытолкнул ее обеими ладонями и исследовал местность вокруг меня.
Около десяти лет назад в городе начали менять законы о зонировании, чтобы разрешить строить здания все ближе и ближе друг к другу. Соседняя квартира была практически на расстоянии вытянутой руки. Ни одно из зданий не было высоким — около пяти этажей — но падение отсюда могло бы убить меня.
Я наклонил голову набок, пытаясь просчитать вероятность.
Звук погони, раздающийся позади меня, сделал решение относительно легким. Я скорее бы рискнул упасть насмерть, чем оказаться в хватке Мейсона. Повезет, если бы я просто умер в его руках. Высоки шансы, что, если бы он мог, то схватил бы меня живым и попытался выпытать из меня.
На мгновение закрыв глаза, я глубоко вдохнул, вспоминая тот день в балетной студии, когда я танцевал для Бернадетт, словно зверь, исполняющий какой-то первобытный брачный ритуал. Я снова открыл глаза, губы изогнулись в улыбке. Это ведь то, что я делал, не так ли? Танцевал. Умолял. Просил ее позволить мне прикоснуться к ней так, как я всегда мечтал.
Вот, что завело меня, когда я отступил на несколько шагов назад, подготовился к прыжку и взлетел до края крыши.
Хоть это и убивало мои колени и заставило меня пожалеть, что я не сидел на обезболивающих, я напряг свои мышцы и прыгнул, приземляясь на гравийную поверхность соседней крыши.
Агония криком пронеслась по мне, пульсируя в моих аккуратно восстановленных коленях, но я проигнорировал ее. К боли мне не привыкать. На самом деле настолько к ней привык, что, когда вижу ее проявление у других — например, на лице Бернадетт — я находил ее прекрасной.
Захватывающей дух, правда.
Я не потрудился встать на ноги и пополз к ближайшей дыре и спустился в разрушенное пространство, пока не встал на гнездо из хвои и мокрого гипсокартона. Здесь пахло затхлостью и мочой — типичный запах Прескотта — но было и что-то еще, странный запах гвоздики и дыма, который достаточно предупреждал меня, что надо избегать возможности лишиться головы.
Прошмыгнув в открытую дверь, я расположился за кирпичной стеной, мой разум оценивал, что я только что увидел.
Мейсон был там, в темноте, в противоположном здании. С моей и его стороны было разбитое окно. Скорее всего, прямо сейчас, он карабкался между двумя пространствами. В конце концов это было то, что сделал бы я. Если он предугадал мои движения до мелочей, значит, и наши дальнейшие действия мы просчитываем примерно так же.
Я достал пистолет из кармана своей толстовки, глаза ходили по параметру комнаты, скользя по потолку. Меня не смогут застать врасплох сверху, не так, как я удивил этих мужчин в коридоре. Я потянулся и поправил маску скелета на лице. Как и все остальное, связанное с Хавок, мы создали собственные традиции. Маски скелетов, волчий вой и девушка, которая была слишком дикой, чтобы один парень мог обладать ею в одиночку.
Ползая по полу, я позволил себе заглянуть за угол.
Мейсона нигде не было видно.
Достав телефон из кармана, я попытался отправить сообщение, но замер, когда услышал движение в соседней комнате. Расс появился на лестнице и, откуда-то из глубины здания, я услышал движения нескольких людей. Возможно даже дюжины.
Я стиснул зубы и решил дописать сообщение.
Бред сивой кобылы.
Идеальное продолжение на предыдущее сообщение Бери. Остальная часть нашего группового чата была полна сообщений из разряда «где ты?» и «двое мужчин в спортзале, будь осторожен». Мне удалось отправить его, но на этом все. Мейсон вылез из люка в двух шагах от меня. Тогда-то я и поняла, что находились в месте, похожим на чердак. Он использовал точку доступа, чтобы удивить меня.
Я пнул ботинком и ударил его прямо по лицу, но это совсем не смутило мужчину. Вместо этого, он схватил меня за щиколотку, дернул и использовал вес своего тела, чтобы повалить нас обоих. Мы упали на старый, деревянный пол, и затем провались сквозь них на следующий этаж.
Я задыхался и пытался вдохнуть воздуха, пальцы сжались на моем боку, когда я почувствовал тот прилив раскаленного жара и боли. Черт, черт, черт. Что-то пронзило меня, когда я упал. Не нож Мейсона, а деревянная щепка пронзила мне плечо, как можно было бы пронзить чертова вампира.
— Так-то, значит, в конце концов, ты — человек, — пробормотал Мейсон, выбивая мой пистолет из руки.
Я уже не знал, где мой телефон. Не важно. Мне лишь нужно встать и действовать. Мне нужно бежать. Мне не стоило преследовать Расса, как я сделал. Слишком самонадеянно, Кэл. Не становись слишком самодовольным.
— Когда-то я был человеком, — согласился я, а потом отломил деревянную щепку из пола и всадил ее в бедро Мейсона.
Он едва ли зашипел, а потом ударил меня по лицу и повалил на спину. Я приземлился в лужу мокрой крови, которая разбрызгалась на близстоящие стены, как очередная вола граффити. Поверх нее черным было нацарапано Х.А.В.О.К. Тем самым помещая нашу территорию. Заявляем о своих правах.
— Все еще человек, детеныш, — сказал мне Мейсон, а потом потянулся внутрь своей куртки за пистолетом.
Звук еще одного взрыва снаружи выиграл мне около одной десятой секунды. Но этого было достаточно, чтобы развернуться, перекатившись на спину, достать свой пистолет и выстрелить, но не в Мейсона, а в Расса, который выбежал из-за угла с винтовкой наготове.
Мне удалась попасть ему между глаз, когда Мейсон повернулся ко мне, так сильно хмурясь в темном, сыром месте, что я чувствовал, как от него веяло этим. Удивлением. Он выстрелил мне в руку, и вздох слетел с моих губ, тот, что раскрыл ложь, в которой отказывался себе признаться: ты не неуязвим, Каллум Парк.
И я не был. Но я так чертовски отчаянно желал им быть, что почти иногда верил в это.
Пол подо мной опасно зашевелился, когда Мейсон сделал несколько шагов в мою сторону.
— Думаю, я заберу тебя с собой домой, — сказал он, его голос абсолютно не выражал эмоций.
Но его рот, то немногое, что я мог разглядеть при свете, который прорывался сквозь открытое окно, был жесток. Беспощадный. Проницательным. Мейсон поднял пистолет, чтобы выстрелить мне в ногу, но я ударил ногой по полу, и он провалился.
Как и пол под ним.
В итоге я задыхался от пыли и обломок, пока выбирался из кучи и спускался по лестнице, спотыкаясь и истекая кровью. По пути к парадной двери я поднял отвалившуюся доску, завернул с ней за угол и ударил ею по лицу одного из безымянных лакеев с такой силой, что мне стало интересно, не сломал ли я ему шею.
К сожалению, он упал на пол, и я пошел дальше.
Когда следующий мужчина встал у меня на пути, я наклонился и бросился ему на живот, не давая ему выстрелить в меня, когда он со вздохом приземлился на спину. Конец доски в моей руке оборван, на одном конце щепки и зазубренные осколки дерева. Это то, что я вбивал в мягкую белую кожу его горла. Один раз, два, три. От него исходило бульканье, но у меня не было времени проверить, мертв ли он.
Вместо этого, я вышел за дверь и моргнул из-за слабого, утреннего солнца, даже когда я заметил вдалеке красно-синий наплыв полицейских машин. Копы в школе. От этой мысли мне стало в определенном плане легче. Приедет спецназ. Там будет специальный отряд по борьбе с бандами. Журналисты.
Бернадетт будет в безопасности.
Я немного попятился, зная, что во мне не было сил вернуться в школу. Так, что мне делать? Куда идти? Во-первых, используя адреналин, я снял толстовку через голову, игнорируя кричащую боль в моих руке и плече. Я прижал ткань к ножевому ранению и прижал окровавленную руку к животу, просто чтобы убедиться, что с меня не текла кровь.
Последнее, что мне сейчас было нужно, — оставить следы, чтобы Мейсон последовал за мной.
Используя кирпичную стену здания для поддержания, я прошел так далеко, как мог, прежде чем мне пришлось присесть на заднем дворе ближайшего дома.
Мир вращался вокруг, когда я упал на колени. Но я не перестал ползти. До тех пор, поя не провалился через окно нулевого этажа, которое вело в пустой подвал. Сначала я ударился плечом об пол, и кровь брызнула по всюду.
Бернадетт, я иду.
Я дал это обещание даже с закрытыми глазами и провалился в бесконечную темноту.

2. Бернадетт Блэкберд
Блять, клянусь, я изображала своего любовника Каллума Парка, когда меня выводили из здания в наручниках, кровь стекала по моему лицу, а я смеялась, как демон, вырвавшийся прямо из врат ада. Ты истеришь, Берни, успокойся. Но всего, чего я хотела, — это моих мальчиков, только лишь моих мальчиков.
— Бернадетт, — выдохнула Сара, когда мы выпроводили через главный вход и вниз по ступеням.
Я только что проломила голову Джеймса Баррассо долбаным дверным порогом. Конец всегда был таким, трахальщик сестры, подумала я. Убит пустяком из Национального Парка. Этого он заслуживал. От этого ублюдка у меня мурашки по коже.
Я издала пронзительной вой, когда копы грубо потащили меня к задней двери скорой помощи, один из них залез в машину со мной и суетливыми фельдшерами. Виктор завыл в ответ, и серия воя эхом разнеслась по школе. Я увидела своего мужа, но лишь на миг, когда его с жестокостью швырнули в заднюю часть скорой помощи таким образом, что я уверена такого не было в учебнике.
Не мы здесь плохие ребята.