А мой темперамент…он накололся с каждой секундой напряжения, которые мне приходилось тут проводить.
— Ne le provoque pas, — сказала мне Мари. Не провоцируй его.
Я посмотрел на нее, это старая, знакомая злость сжимала мою руку одновременно с ее нежной заботой. Иногда, я становился настолько чертовски злым на Мари, что не мог дышать. Почему она просто не могла уйти от моего отца? Он бил ее. Он убил молодых, беременных девушек после того, как нанял их для секса. Он…именно такой человек, который бы закончил в списке мести в стиле Бернадетт.
Если только…Время его выхода из тюрьмы было таким прискорбным. Вместе со списком Бернадетт, подъемом команды Картера, разгибанием мышц «Банды грандиозных убийств». Убить его должно быть легко, но это стало самой сложной вещью в мире.
— Иди, увидься со своей девушкой, — сказала Мари на английском с акцентом, ее взгляд был сочувствующим. Когда я рассказал ей про выкидыш, она ударила меня дюжину раз в порыве злости. А затем, конечно же, заплакала, потому что она — католичка и у нее были другие представления о том, что такое ребенок, чем у меня. Черт, она была подавлена из-за меня и Берни. — Но больше никакого обмана про секс, Хаэль.
Я вытер остатки своей крови с лица и криво улыбнулся.
— Oui16, больше никакого обмана, — солгал я, потому что иногда белая ложь предпочтительнее, чем сказать своей maman, что ты мечтаешь об окрашенных губах этой девушки, когда она берет твой член глубоко в рот. — Ты тоже, — продолжил я, следуя за ней по коридору в ее комнату.
Ненавижу оставлять ее с ним, но еще я не мог сейчас рисковать быть в дали от остальных Хавок. Однажды, он убьет ее, подумал я, сжав руки в кулаки.
Часть меня гадала, не стоит ли мне просто сделать это сейчас, схватить Мартина за затылок и ударить его лицом в фарфоровую раковину Мари, пока она не окрасится в красный цвет. Я мог выйти и сдаться двум офицерам в форме, которые бездельничали в своей машине на другой стороне улицы.
Мари была бы в безопасности.
Но Хавок бы лишился человека. Я бы потерял Бернадетт. Оно просто того не стоило.
— Je t'aime Maman17, — прошептал я, поцеловав ее в лоб, когда она раздвинула шторы, выискивая врага, которого здесь не было.
Ее видения всегда становились хуже, когда Мартин был поблизости, словно у нас в доме был настоящий монстр и она в два раза усерднее старалась найти такого где-нибудь. Что угодно, только не принятие правды.
И эта часть причины, почему наследство Виктора так важно. Я мог бы купить Мари красивый дом, поселить ее в нем и нанять охрану, чтобы держать Мартина подальше. Это всего, чего я хотел, чтобы моя девочка и моя мама были в безопасности.
— Блять, — я провел рукой по лицу и вышел, останавливаясь рядом с Камаро с нахмуренным лицом. Мои ребята последнее несколько недель были в гараже и работали над этим дерьмом. Должен сказать, что всегда есть что-то приятное в том, чтобы опробовать разные модели автомобилей. Файербер хорош. Мне нравился Бронко. Но мое сердце лежало к Камаро 67-ого года. В определенном смысле, она была моей Блэкберд в виде машине. — Ладно, девочка, давай посмотрим, что у тебя.
Я провел рукой по свежему рисунку краской, направляясь к водительскому сиденью, а затем залез внутрь. Файербер я оставил на подъездной дорожке, чтобы один из членов нашей банды забрал ее и вывезти обратно на улицу с моими любимыми полицейскими на моей заднице.
— Как все прошло? — спросил Оскар уже на пассажирском сидении.
Мои руки сжались на руле. Я почти позабыл, что привез его с собой. Я повернулся и обнаружил, что он наблюдал за мной из-за оправы своих очков.
— Мартин заслуживает ямы в земле и надгробную плиту, чтобы я точно знал, где стоить отлить, когда посещу кладбище, — я достал пачку сигарет из своего кармана, пытаясь закурить одну, пока вел машину. И черт подери, должен сказать, я скучал по тому, чтобы подвозить этого ублюдка. — Король сексуальности, — выдохнул я, и Оскар бросил на меня взгляд словно я оторвал один из его модных, маленьких пирсингов на сосках. — Ну же, дружище, если бы у тебя мог быть стояк из-за машины, то эта была бы той самой, я прав?
— Я с трудом представляю, что становлюсь твердым из-за автомобиля, — пошутил он, но еще капался своем iPad.
— Считаю, это бред, — фыркнул я, сигарета свисала из моего рта, когда я завернул в буржуазное блаженство среднего класса в районе Фуллера. Вместо того чтобы вернуться к Берни и в заросшее плесенью дерьмовое убежище, мы поехали увидеться с моей бывшей. С гребанной Бриттани. — Ты бы смазал этот iPad и вдавил его в матрас, если бы твой член помещался в любое из его отверстий.
— А ты знаешь все об этом, не так ли? — ответил Оскар, его голос был склизкой змеей, извивающейся из этого его плоского, злого рта. Хотя это лишь снаружи. Фасад. Раньше я видел, как этот ублюдок плакал. Это было давно, но я видел. Он чертовски сломлен. Больше сломлен, чем я. Я чувствую, что не имел права жаловаться на что-либо. Мы все такие в Прескотте: всегда сравниваем наши трагедии и обнаруживаем себя с нехваткой чего-то. — Если это машина — король сексуального, тогда ты король засовывания своего члена в любую дырку, куда он поместится.
Я фыркнул, но это не было неправдой. Я был гребанной шлюхой. Удивлен, что Берни вообще хотела, чтобы я был здесь с Сеньором Девственный Член. Он мог надеть для нее белое свадебное платье, учитывая, что сохранил себя для нее и все такое.
— По крайней мере, я знаю, как развлечь даму, — возразил я, потому что мой опыт мне пригодился. Блэкбер оценила это, я знаю. — Не то, чтобы я толкался пять раз, как это делаешь ты.
Оскар рассмеялся надо мной, и этот звук напомнил стук гвоздей по шероховатой поверхности надгробия. Как бы я не находил тему девственности забавной, я бы никогда не стал связываться с этим ублюдком. С Кэлом тоже. Черт, бедный Аарон и я определенно наименее пугающие члены Хавок.
— Заверяю: у меня нет проблем с предоставлением в сексе. Тебе ли не знать, ты видел, — нахмурился Оскар, когда мы свернули на извилистую дорогу, которая вгрызалась в холм, отрезая от него красоту леса. Эти холмы раньше были лесами и были дикими. Теперь, дома прорезали красивый вечнозеленый лес, словно пятна, шрамы, которые невозможно залечить. Все эти ублюдки из Южной Калифорнии переезжали сюда и превращали Орегон в пустыню, усеянную торговыми центрами, которую они оставили после себя. Чертовски меня раздражало.
Не должно быть удивлением, что семья Бриттани переехала сюда из Лас-Вегаса.
Мы припарковались на подъездной дорожке, но вылез только я. Британни не нужно видеть Оскара или не хотела его видеть. По крайней мере, дверь гаража была открыта, так что я смогу увидеть, что Хаммер ее отца не был припаркован внутри. От общения с этим человеком меня просто колотит. Он так отчаянно желает уничтожить меня, что мне нужно быть здесь аккуратным. Если Бриттани обернется против меня, то Форрест Бер приплетет меня в это расследование VGTF и закопает меня.
— Привет, малыш, — всхлипывая, сказала она, когда открыла дверь. Я изо всех сил старался не вздохнуть. Я просто не мог справиться со всей этой драмой другой женщины. Никогда не был поклонником такого. Я либо трахаю девчонку, либо нет. И я определенно покончил с маленькой, хорошенькой Бриттани Берр. — Заходи, — она отвернулась и пошла по коридору, устланному ковром, в направлении обновленной кухни.
Сегодня на Бритт был розовый свитер с длинными рукавами, чтобы скрыть все шрамы на спине и руках. Наша команда хорошо ее поимела в хижине. Они на этом не остановились. После того, как поменял план, чтобы бросить вину на «Банду грандиозных убийств», Кэл решил, что ее лицо было не так уж и неприкосновенно.
Прежде чем открыть холодильник, она повернулась ко мне, ее глаза были слегка покрыты синяками и немного прикрыты, чем в прошлый раз, когда я видел ее. Даже если я испытывал к ней такую неприязнь и обиду, мне было противно видеть ее в таком состоянии. Противно думать о том, что с ней случилось. Смотря, как мой отец постоянно избивал мою мать, читая полицейский отчет о том, что он сделал с проституткой…я просто, не мог выносить вида женской боли.
Это моя великая слабость. Бернадетт говорила, что это еще и сила. Полагаю, что может быть и тем, и другим. Жизнь существует в двойственности и противоречиях, не так ли?
Во время Резни в школе Прескотт — как называли это СМИ — я приставил свой пистолет ко лбу мужчины, нажал на курок и обнаружил себя запятнанным его мозгами. Меня это не волновало так, как, когда я увидел порезы Бриттани и ее лицо, покрытое синяками, ее обожженные запястья, ее беременный живот был скрыт под свитером.
Черт.
Я протер лицо.
— Хочешь соду или чего-то? — спросила она, но я покачал головой.
Было странно играть парня и отца ребенка, особенно, когда меня ждала Бернадетт. Особенно после выкидыша. Забавно, не так ли, как напуган я был, когда узнал о том, что Бриттани беременна, и как я был чертовски рад, когда Берни сказала мне, черт подери, то же самое. Конечно, радость длилась лишь долю секунды, а потом разбилась об молот реальности.
Выкидыш.
Вызванный «Бандой грандиозных убийств».
На территории моей гребанной школы.
Мои руки сжались в кулаки так сильно, что костяшки пальцев выступали сквозь мою татуированную кожу. Бриттани заметила и отвернулась к холодильнику.
— Не важно, — пробормотала она, но я все равно выхватил красную банку колы, вскрывая крышку и выпивая шипучие пузырьки, пока я обеспокоенно глядел ее. Прошло три недели с момента ее посещения хижины, и она была слишком напугана, чтобы просить секса со мной. Но он приближался. Я это чувствовал. Еще немного напомнил я себе, изучая ее, когда она налила себе стакан молока. В конце концов, я расскажу ей, что ее пребывание в хижине было наказанием за предательство Хавок.