Прокричи Хавок, детка.
* * *
В «У Уэсли» было людно, как всегда в пятницу вечером. Винтажные машины заполняли скошенные парковочные места, у которых останавливались сотрудники на роликах, цепляя металлические подносы к наполовину опущенным окнам. Всюду скрипели и раскачивались машины, пока приезжие подростки трахались в танце, старом как мир.
Я сидела на капоте бело-розового Кадиллака, который собрал для меня мой парень, и облизывала рожок клубничного мороженого так, что все пятеро опасных мужчин, которых я называю своими мальчиками, смотрели на меня, как волки на овечку.
Дело в том, что я предупреждала их раньше: вы думали, что заперли в клетке котенка? Вам досталась гребанная пума. Берегитесь моих когтей, когда ложитесь со мной в постель.
Так что, если мы продолжаем отсылку к псам войны или волчьей стае, тогда, полагаю, я — рычащий пес, с чьей пасти вытекала пена, простите, слюна. Вдруг кто-то не знал, что пена — это та же слюна. Как-то мистер Дарквуд попытался изменить это слово в моей поэме, поэтому написала определение мелом на заднем стекле его машины и получила наказание на неделю.
Бедный мистер Дарквуд.
Согласно слухам Прескотта, циркулирующим в социальных сетях, он жив, но в критичном состоянии. Как бы мы не соглашались в выборе определенного слова, я правда надеялась, что он выкарабкается. Не его вина, что он — бумер, который не знает, как пользоваться Google.
Из колонок играла песня Конни Фрэнсис — «Stupid Cupid», и, клянусь, я заметила, как взрослые владельцы танцевали внутри ресторана. Там стоял старомодный музыкальный автомат, пол был в черно-белую клетку, а будки обтянуты потрескавшейся красной кожей. Почему-то увиденное напомнило мне картину «Полуночники» Эдварда Хоппера, написанную в 1942 году.
— Команда Картера и впрямь изрядно потрепали это место, да? — спросил Хаэль, насвистывая, когда она наклонился назад и посмотрел вверх на испорченный знак рядом с въездом на парковку.
Он был примерно тринадцать метров высотой и в большинстве ночей горел огнями, чтобы зазывать посетителей на стоянку с едой на вынос. Сейчас, может, и темно, но с почти полной луной, мерцающей над нами, я видела треснутую и испорченную поверхность, исписанную граффити.
Сейчас там красовалось силуэтное лицо клоуна, но это не страшно. Мы взяли с собой немного баллончиков краски.
На другом конце парковки Сара и Константин сидели в своей машине, наблюдая за нами. Саре не понравилось то, что мы сделали сегодня вечером, потому что она знала, что это было как-то связано с «Бандой грандиозных убийств». Дело в том, что, как бы сильно она не старалась узнать, у нее никогда не получится. Я сомневаюсь, что она вообще, даже в самых смелых местах, думала, что я выстрелила Мейсону в голову.
А еще, тот пропущенный звонок в клубе? Это была Сара. Я позвонила ей на обратном пути, но мое объяснение нашей короткой поездки в Портленд, казалось, ее не устроило.
— А можно просто не есть мороженое? — спросил Аарон, смотря на меня, словно он был очень заинтересован в том, чтобы воссоздать наше посещение стоянки с едой на вынос, когда мы трахались на заднем сидении Бронко и он шлепал меня по заднице. — Точнее, не облизывать его вот так?
Я хорошо и широко открыла рот, проводя языком вверх до розового кончика мороженного. Аарон застонал, ссутулившись на одном из столов, его ноги были выпрямлены, его ортопедический ботинок по-прежнему отсутствовал. Он говорил, что ему нормально ходить, но я заметила, как он поморщился, когда вылезал из Эльдорадо.
— Я буду, есть свое мороженое, так, как, блять, захочу, — заявила я, откидывая назад в толстовке со скелетом, и скрещенных ботинках, которые доходили до щиколоток.
Моя мини-юбка задралась немного выше, чем положено, черные пряжки моих подвязок блестели в свете из окна закусочной.
— Оставь ее, — промурлыкал Хаэль, запрыгивая и садясь рядом со мной на капоте Эльдорадо. — Лично я наслаждаюсь шоу.
— Не то, чтобы я не наслаждался этим, — сказал Аарон, с легкимстоном обхватив свой обтянутый джинсами пах. — Просто я слишком этим наслаждаюсь.
— Почему бы вам двоим просто не потрахаться на заднем сидении, как в последний раз, когда вы были здесь? — предложил Вик, и я ухмыльнулась ноте ревности, пропитавшей его голос.
Он наблюдал за мной со скамейки за столом, на которой откинулся Аарон, его темные глаза, были направлены на улицу, а затем скользнули по лесу на другой стороне парковки.
— Не ссорьтесь, — предупредил Кэл, встряхнув одну из баллончиков с краской, когда бросил взгляд через плечо. — Сегодня у нас хорошая ночь. Не порти ее ревностью, Вик.
Он встал и пошел в сторону переносных туалетов, которые стояли на одной стороне парковки. Место стало достаточно людным, что одного туалета внутри было недостаточно, особенно, когда девушки Прескотта всегда занимали его, чтобы подправить свой макияж. Или чтобы потрахаться. Большинство детишек шли туда именно за этим.
В общем, Кэл мог слиться с тенями и исчезнуть из поля зрения Сары и Константина. Я незаметно бросила взгляд в сторону металлического столба ныне не действующей вывески, когда он начал взбираться наверх. Как только он долез, то быстро обработал лицо клоуна, заменив его одним простым словом.
Одно слово, которое точно не произносили в школе Прескотт.
Только если вы не хотели, чтобы они обладали вами. Уничтожили вас. Поглотили вас.
Только если не хотели, чтобы их любовь уничтожила вас, подожгла ваши запреты, как мотылька, подлетающего слишком близко к опасному изгибу оранжево-красного пламени.
Этим слово было Хавок.
— Ты хорошо сегодня справилась, Бернадетт, — Оскар игрался со своим подносом с едой рядом с ним, подносом, который он, к моему большому удивлению заказал.
Затем он сел прямо, развернул бургер, уставившись на него интенсивный взглядом, который до чертиков бы меня напугал, если бы я была этим самым гамбургером.
— Не притворяйся таким удивленным, — сказала я, полностью сев и свесив ноги, мои пятки ударялись об боковую сторону Кадиллака. Он хорошо сюда вписывался со всеми этими бедными детьми, классическими машинами и ностальгией. — Знаешь ли, во мне есть больше, что просто скользкая киска.
— Как будто бы я когда-либо относился к тебе подобным образом, — возразил Оскар, а затем, после очередного мучительного взгляда на еду, он откусил от своего бургера.
Хороший мальчик. В конце концов, он на самом деле был человеком.
— Ты прав, прав, — сказала я, проведя языком вокруг рожка мороженного, что было не совсем честно по отношению к бедному Аарону. — Ты никогда не относился ко мне, как к куску задницы — просто как к занозе в твоем боку, — подмигнула я ему, чтобы смягчить удар, но сложно злиться на парня, когда в уголке его резкого рта было немного кетчупа. Он убрал его быстрым щелчком языка, и я задрожала. — Но сейчас у нас лучше обстоят дела, не так ли?
— Как я могу теперь плохо обращаться с тобой? — спросил он в ответ, еще раз откусив от своей еды, и на мгновение закрыл глаза, пока жевал. Он снова открыл их, обращая внимание на меня. — После всего, что случилось с…, — на мгновение Оскар замолчал, опуская остатки еды в обертку и тщательно вытирая пальцы салфеткой. Меня всегда выбивало из колеи, когда он был одет во что-либо, кроме костюма. Прямо сейчас, конечно же, он был в такой же черной толстовке и черных джинсах, как и остальные, но он — единственный из парней Хавок, у которого видно лишь немного кожи поверх забитого рукава. — Выкидышем.
— А, это, — сказала я, наконец, перестав сексуально исследовать мороженое и с хрустом откусив край рожка.
Мои глаза метнулись обратно к Кэлу, когда он слеза вниз по столбу знака, и Сара Янг как раз во время посмотрела в его сторону. Клянусь, я видела, как она вздохнула в своем Субару. После того, что выглядело как спор с Константином, она завела машину, и они оба уехали.
Должно быть, они насмотрелись на то, как мы трахаемся, едим и общаемся, как нормальные подростки. Здесь ни на что смотреть, господа. Мы точно не убивали грязного, ебанутого извращенца по имени Мейсон Миллер. Должна сказать, что мне определенно не будет видеться его призрак или призрак Джеймса Баррассо ни сейчас, ни потом. Я ни чувствую, ни грамма вины за метафорическую кровь, окрашивающую мои пальцы.
— Это, — повторил Виктор, испустив долгий вздох и наконец, повернувшись ко мне. Эта суровая одержимость в его взгляде заставила меня дрожать, и я знала, что, когда мы вернемся в наше отвратительное убежище, я, скорее всего, раздвину перед ним ноги и подчинюсь диким, первобытным толчкам его бедер. — Хочешь поговорить об этом?
— Это даже не был выкидыш в привычном смысле, — начала я, но это как бы отговорка. — Это была биохимическая беременность, это означает, что яйцеклетка оплодотворяется, но так и не имплантируется в матку. Если бы у меня в больнице не взяли кровь, то я могла бы никогда и не узнать…
— Не преуменьшай это дерьмо, не со мной, — сказал Виктор, его слова были грубыми и очень близки к каденции его обычных приказов. Но еще в них была боль, и я должна помнить, что не была единственным человеком, испытывающим ее. Это причиняло боль ему, а если больно ему, то больно и мне тоже. Я посмотрела на него извиняющимся взглядом, и он вздохнул. — Но я рад, что ты в порядке.
— Я не в порядке, — сказал Аарон, когда Каллум снова присоединился к нам, бросив баллончик в ближайшую мусорку, а потом залез на капот Каморо и сел в приседе.
Мгновение Хаэль смотрел на него, а затем вернул свое внимание ко мне. Я вспомнила тот день у дерьмового трейлера Билли Картера, когда Вик предупредил меня не прикасаться к машине Хаэля. Полагаю, его сладенький броманс с Каллумом позволяет исключение из этого правила.