. Такое ощущение, что после всех этих лет сдерживания своего характера, сохранения его на будущее, сбор всего этого огня в пламя, Виктор был готов спустить его с поводка.
— Мне нужно прогуляться, — сказал он, его темные глаза быстро пробежались по мне.
Выражение его лица достаточно смягчилось, что я поняла: сегодня не тот день, когда он слетит с катушек. Не сегодня. Пока нет. Но скоро.
— Я нужна тебе? — спросила я, и Виктор заметно вздрогнул от этих слов, проведя рукой вниз по лицу.
Прямо сейчас мне не хотелось ничего большего, кроме как помочь ему пройти через это, таким способом, как он не раз помогал мне справиться с моим чрезмерным темпераментом.
Его обсидиановые взгляд остановился у моих ног и поднялся по моему телу, вбирая его, заставляя меня задрожать и трещать, словно моя кожа сделана из углей, а его глаза — пламя, которое наконец разгорелось. Я не знала, про исключения его трастового фонда, которые разрешали ему брать деньги на образования, которые разрешали ему жить здесь, не нарушая при этом условия, согласно которому он будет жить с отцом до окончания школы.
Это значило…все это время…Виктор мог уйти из школы Прескотт и от его отца-пьяницы и оставить все это дерьмо позади. У него были хорошие оценки и связи, чтобы попасть сюда. Даже Офелия заявила, что всегда хотела, чтобы он ходил в эту школу (не совсем уверена, что верю это, но, полагаю, это помогло бы ей поддерживать провальный образ аристократки).
В любом случае, мне не нужно было спрашивать, почему Вик не ушел.
Это чертовски очевидно: из-за меня.
Его любовь шла дальше эгоистичности. А если и была такой, то была куда больше, чем эгоистичной.
Виктор очень аккуратно закрыл дверь и повернулся, чтобы посмотреть на меня, темный взгляд пылал таким образом, что я, казалось, не смогла сдержать нежный вздох, сорвавшийся с моих губ. Сейчас я не была такой сукой, не так ли? Столкнувшись с неумолимым великодушием его взгляда.
— Надень свою униформу, — сказал он мне, и я не могла помешать той дрожи, что охватила меня, моя кожа пульсировала и болела то изнывала, от головы до кончиков пальцев.
Виктор пошел по короткому коридору в направлении ванной, а потом исчез внутри, я испустила долгий выдох, хотя даже не собиралась задерживать дыхание.
— Господи, — пробормотал Аарон, когда я посмотрела в его сторону, изучая резкую мужественность его лица, которое когда-то было мальчишеским и милым, а теперь черты его лица лишь иногда касались этой грани при правильном освещении.
Тогда до меня дошло несколько вещей.
Дом Аарона находился на самой окраине Прескотта, на пересечении официальной границы с районом Фуллер. Готова поспорить, он мог пойти в школу Фуллера, если бы хотел. А Кэл был достаточно талантлив, что он мог сбежать отсюда, оставить этот кошмарный город позади. Хаэль мог бросить школу, чтобы работать с машинами. Оскар был слишком умным, чтобы застрять в Прескотте. Скорее всего он мог бы занять одно и единственное место по стипендии, которое Оак-Вэлли открывает каждый год (просто каждый год не происходил обстрел школы).
Единственный человек, который по-настоящему и окончательно застрял в школе Прескотта, была…я.
— Простите, — выдавила я, схватив кучу пакетов и единственную коробку из-под обуви, которые Оскар сложил в аккуратную стопку на кофейном столике, и побежала в самую близкую к ванной спальню. Я захлопнула за собой дверь, прислонившись к ней спиной, и на мгновение закрыла глаза.
Мое сердце колотилось, мой дух разгорелся, и этой энергии некуда было деваться, кроме как в мои руки и пальцы, когда я бросила все вещи в своих руках на двуспальную кровать кинг-сайз у дальней стены. Она была застелена белыми простынями, белыми подушками и соответствующим одеялом. Было ли это неправильно, что моя первая мысль звучала так: поместимся ли мы все на этой штуке? Потому что от мысли быть разлученной с кем-либо из моих мальчиков на любой промежуток времени мне физически становилось плохо.
Я сбросила одежду так быстро, как только смогла, натянула серую плиссированную юбку и белую рубашку на пуговицах, небесно-голубой атласный галстук и носки, доходящие мне до колен. Обувь надела в последую очередь. Это было черные лакированные туфли «Мэри Джейн», которые напомнили мне о тех, что Памела заставляла меня и Пен надевать по праздникам, когда мы все еще были богаты, а она все еще притворялась, что ей на нас не плевать, когда папа был жив, а Тинг был будущим кошмаром, который я даже не могла себе вообразить.
Как только я оделась, то вылетела из этой комнаты, как летучая мышь из ада, и врезалась прямо в сильную, мокрую грудь Виктора. Очевидно, что он только что вышел из душа, капли припли к его покрытой чернилами коже, когда он положил ладони по обе стороны коридора, его обсидиановый взгляд пронзал меня.
— Бернадетт, — пробормотал он, а затем затолкнул меня обратно в комнату и прижал меня к стене.
Губы Виктора опустились на мои, и этот кусочек горячей ярости обжигал меня, одновременно успокаивая всю мою боль, все мои вопросы, любые оставшиеся сомнения, которые могли у меня быть.
Его язык раскрыл мои губы, словно приказ, словно он на самом деле был королем, а я — верным объектом, отчаянно желающий подчиниться. Я не знала, почему чувствовала себя так рядом с ним, но мне нравилось. Когда я с Виктором, мне не приходиться беспокоиться или гадать. Он позаботится обо мне, о нас, обо всем. В его руках я чувствовала себя безопаснее всего.
— Тебе что-то нужно? — прошептала я, дрожа, когда он обхватил мои плечи своими сильными пальцами, оставляя вмятины на рукавах пиджака из серого вереска.
Виктор сделал глубокий вдох, закрыл глаза, а затем снова открыл их, спуская на меня ураган силы своего взгляда.
— Ты.
Полотенце вокруг его бедер упало на пол, когда он отошел назад, чтобы изучить меня в униформе, проведя рукой по лицу и выругавшись. Сейчас он едва сдерживал свой нрав. Я видела, как он проступал в венах на его руках и шее, как двигался мускул на его челюсти, пока он пытался сдержать этого зверя.
Пока что.
При первой же возможности, когда он сможет пустить его на Офелию, она не выйдет из этого города с наличием пульса.
— Униформа действительно решает все, не правда ли? — прошептал он, его глаза блестели, и я не могла понять: он попросил меня надеть это просто потому, что он гребаный извращенец, который хотел трахнуть меня у стены в том, что, по сути, было униформой школьницы католической школы (хотя подготовительная школа Оак-Вэлли не имела религиозной принадлежности), или же было что-то еще, что-то большее. Доказательство, что он мог позаботиться обо мне. Доказательство, что он мог возвысить всех нас. Доказательство, что в конце все это будет того стоить. — Ты выглядишь настолько же аристократично, как и Тринити Джейд. Или Офелия. Вообще-то, даже больше.
— Мне добавить корону к образу? — прошептала я в ответ, чувствуя, как напряжение между нами растягивалось, дрожало и тянулось, моя одержимость подпитывала его, пока мы просто не оказались бесконечным циклом нужды, желания и обладания. Виктор Ченнинг мой, и мне плевать на шараду с подставной невестой, которую мы должны разыгрывать. При каждой возможности я собираясь напомнить каждому ученику в этом кампусе, что я могла поцеловать Вика, трахнуть Вика и обладать Виком, когда мне, черт возьми, заблагорассудится.
Тринити возненавидит меня за это.
— Корона, безусловно, добавит привлекательности, — прорычал Виктор, делая шаг вперед и проводя руками вверх и вниз под мою юбку, чтобы обхватить мою задницу. — Но я не собираюсь отпускать тебя, чтобы найти ее. Ты спросила нужна ли ты мне? Что ж, нужна.
Он опустил одну свою большую руку между моими бедрами, слегка поглаживая по щели моей киски. Он с легкостью нащупал ее, даже с барьером в виде моих трусиков между нами. Я уже была влажная, намочив ткань и заставляя его рычать от удовольствия из-за ощущения влаги на его мозолистых пальцах. Потому что он — животное, потому что он — основной, первобытный самец для дикой, необузданной женщины внутри меня, он не мог сопротивляться желанию оттянуть ткань мои трусиков, чтобы добраться до моей голой киски.
Виктор впитывал меня тяжелым взглядом, провел пальцем между моих складок и застонал, когда почувствовал, какая я горячая и скользкая между бедер. Его член пульсировал от нужды заполнить меня, завоевать это пространство и сделать меня своей. Казалось, я не могла отвести взгляд, когда он скользнул в меня двумя пальцами, заставляя мои губы раскрыться в удовлетворенном вздохе, когда моя голова откинулась назад к стене.
Это на самом деле непристойно трахаться в униформе до того, как я посещу хоть одно занятие, но что я могла поделать? Мой босс нуждался во мне, не так ли? Мой муж. Король для моей королевы.
Когда Виктор вытащил руку из моих трусиков, я почти что закричала. Он ухмыльнулся мне, словно точно чувствовал, что я чувствовала, когда сместил свою хватку с наиболее личных частей меня к своим, используя мою смазку, чтобы кулаком погладить вверх-вниз по длине его вздымающегося члена.
— Я знаю все, что ты обо мне говорила, — сказал он, словно это был вызов, ухмылка проросла на его губах, когда он снова вернул этот контроль, обвивая им себя, как одеялом.
Наблюдать за тем, как это происходит, — не что иное, как чудо.
— Что? — спросила я в ответ, мои щеки покраснели, мои соски были настолько твердыми, что кружево моего лифчика внезапно стало ощущаться устройством пыток.
— Что я — основной, — прорычал он, сначала опустившись на одно колено, затем на другое, все еще поглаживая свой член и играя с ним. — Что я — животное, что все, что я умею делать, это спариваться, как собака в течке.
— Я никогда не имела это в виду дословно, — возразила я, но было слишком поздно.