Единственная причина, по которой я это все терплю, — то, что мне больно между бедрами после огромного члена Вика. Я снова лопнула жвачкой, и Тринити стиснула зубы.
В обед я нашла Виктора, стоящего в столовой в своем сером пиджаке и голубом галстуке. Он посмотрел в мою сторону, когда я встала рядом с ним, его внушительная фигура — непристойное пятно на фоне благородного аристократизма, который расползался по этой подготовительной школе, как змеиное гнездо.
— Отвратительно, не так ли? — спросил он, когда я снова повернулась взглянуть на них, на море идентичных пиджаков, галстуков и серебряных ложек, засунутых в слишком тугие задницы.
— Гнилое. Напомни мне еще раз, что мы здесь делаем, — я издала шипящий звук отвращения, когда Тринити подняла голову и помахала Виктору присоединиться к ней за столиком в центре помещения.
Кстати, у них здесь не было столовой еды. Они ели по меню. Здесь были официанты.
Я вспомнила, как однажды прочитала книжку, написанную девушкой, которая ходила в подготовительную Академию Берберри — одну из самых богатых частных школ в стране. Она рассказывала про это, это…ресторанное качество ее школьных обедов. Тогда мне было противно. Теперь, увидев это в живую, вроде как хочется блевать.
Я уже скучала по школе Прескотт.
— Боже, — я задыхалась от элегантности всего этого сценария, желая оказаться в ресторане «У Уэсли» с жирным бургером и картофелем фри с добавлением ранча. — Сколько месяцев до окончания школы?
Рот Виктора дернулся, и единственная причина, по которой пробивала в хорошем расположении духа от всего этого, заключалась в том, что он выглядел так чертовски аппетитно в этом сером пиджаке, обтягивающем его широкие плечи, что я могла просто заплакать.
— Двенадцатого июня — выпускной, — сказал Вик, и я заставила свой мозг заткнуться, чтобы я не смогла посчитать, через сколько конкретно месяцев наступит этот день. Какое-то мгновение моя челюсть двигалась, а потом я покачала головой.
— Я не могу, — сказала я, выходя из комнаты, когда Тринити бросила в нашу сторону хмурый взгляд, который был настолько серьезен, что, скорее всего, оставит неизгладимый след на нижней части ее милого личика. Видимо, она думала, что Виктор, как и прежде, будет с ней шутить и есть за ее столом так же, как в гостинице. К несчастью для нее, унижение от того, что ее сверстники видели меня, насажанную на весь его член, в то время как он не обращал на нее внимания, — это часть удовольствия. Они узнают, что она должна быть обручена с ним, но еще и то, что хоть он и бедный мальчик с плохой и неправильной стороны, ему не могло быть еще больше наплевать на нее. — Я не хочу здесь есть. Давай возьмем чипсов из автомата или что-то вроде.
Мы вышли из столовой и тут же наткнулись на остальных парней.
И должна сказать, мне потребовалась минута, чтобы оценить вид.
Парни Хавок были шикарны, когда носят маски скелетов, когда обнажены, когда они полностью одеты в черное и курят у мусорных баков. Но это? Все они одеты в галстуки в пиджаки, которые идентичны каждому другому ученику, но при этом все равно выражали их личности, — было поистине потрясающим зрелищем.
У меня перехватило дыхание, и мне пришлось опереться рукой на кирпичное здание позади меня, чтобы не покачнуться при виде этого зрелища. Так упоительно — видеть, как мои мальчики, нарядные и хмурые, пробирались сквозь толпу неприлично богатых студентов, словно сквозь рой комаров.
Галстук Хаэля был не завязан, свисал с его шеи и был помят, в то время как Оскар настолько безупречно одет, что складки на его брюках выглядят так, будто могли порезать. Пиджак Аарон снят и перекинут через руку, несколько пуговиц на его рубашке расстегнуты. Каллум же, напротив, надел толстовку подготовительной школы Оак-Вэлли поверх пиджака, капюшон накинут, чтобы скрыть его светлые волосы. А Вик? Ну, на самом деле атмосферу задавало то, как он нес сумку на одном плече, и пачка сигарет образовывала прямоугольную выемку в кармане его брюк.
— Похоже, мы не нравимся тебе в униформах? — спросил Аарона, его золотисто-зеленые глаза оценивающе прошлись по мне.
Когда я ранее вышла из ванной с тампоном на месте и провальсировала в гостиную, то подумала, что могла растаять под интенсивностью их коллективных взглядов.
Не было ни одной буквы в этом гребанном акрониме, которой бы не нравилась я в короткой юбке со складками, расхаживающая в гольфах и обуви «Mary Janes».
— Врать не буду, униформа горячая, — сказала я ему, наслаждаясь взглядами учеников Оак-Вэлли, пока те петляли мимо нас.
Уверена, что большинство из них вносили коррективы в свой распорядок дня только для того, чтобы пройти мимо и посмотреть на нас собственными глазами. В толпе было несколько лиц, которые я узнала с вечеринок в Прескотте, лица, которые я, скорее всего, хотела бы не вспоминать, так как большинство моих воспоминаний о них было, как они трахались, курили или пили. Может даже делали что похуже. Я показала средний палец случайной группе студентов, и они разбежались, как испуганные мыши.
— Униформа нормальная, — прошипел Оскар, его серебристые глаза перешерстили толпу холодным, расчетливым взглядом. Ему даже не нужно было никому показывать средний палец, чтобы заставить их бежать. — Мне не нравится, когда на меня смотрят, как на экспонат в зоопарке.
— Они быстро придут в себя от этой новизны, — добавил Хаэль, когда украл эту пачку сигарет из кармана Вика, и указал в сторону манящей тени между двумя зданиями. А, вот мы и вернулись к тайному курению, как маленькие, непослушные отпрыски Прескотта, коими мы и были. — Поверь мне. Как только мандраж спадет, они начнут насмехаться и глумиться, а затем мы надерем кому-то задницу и покажем им, что значит бояться на самом деле.
Хаэль пошел в сторону теней, и я последовала за ним, Каллум занял место справа от меня.
— Думаю, тебе следует знать, — начал он, засунув руки в карманы брюк и слегка гримасничая при мысли о том, что придется носить форму. — У меня физкультура с несколькими парнями, которые общались с Дональдом Ашером.
Я остановилась. Как и Вик. Вообще-то, когда я обернулась, то увидела, что все пятеро парней Хавок уставились на меня в ожидании реакции на эту новость. До этого момента я не задумывалась, что буду школе, в которую ходил мой возможный насильник. То есть, стоило только взглянуть на общежитие мальчиков, и становилось невозможно забыть то ужасное вялое ощущение от рогипнола или удивление от того ужасного сообщение, которое я увидела в его телефоне. Но, по правде говоря, я почти забыла этого мудака.
— Да? — спросила я в ответ, чувствуя легкое головокружение, когда посмотрела в неописуемо спокойные и несомненно успокаивающие глаза Каллума.
Они на самом деле были цвета неба, но не любого неба, а неба в самый лучший день твоей жизни, когда ты поднимаешь глаза и все, что ты видишь, это как на многие-многие километры простиралось голубизна.
— Ну, они показали мне несколько фотографий его на их телефонах. Вы все еще можете смутно разглядеть…, — Кэл замолчал и провел пальцем с голубым ногтем по лбу. — Мою художественную, ручную работу, но у него явно было несколько лазерных процедур. В какой-то момент она исчезнет. Еще, он сделал имплантацию яичек, но это не мешает другим мальчишкам называть его Без-яичный. Не то, чтобы у него осталось много друзей.
— По сути, — продолжил Оскар, так же плавно, как если бы они отрепетировали этот разговор, прежде чем рассказать мне новости. Черт, насколько мне известно, они могли. — Наш вопрос в следующем: этого достаточно? Ты хочешь, чтобы мы сделали больше?
Аарон наблюдал за мной, пока Хаэль сидел на краю кирпичной стены высотой по колено, которая окружала древнее дерево, и создавала ящик для растений, в котором сейчас росли пурпурные крокусы. Через несколько недель наступит весна и сады кампуса — хах, сады кампуса — скорее всего, расцветут чем-то новым, чем-то красивым, ярким и ничем, чтобы бы вы увидели в школе Прескотта. У нас были несколько горшков с растениями, но они были забиты одуванчиками и дерьмом. Обычно это несколькими разбросанными частями мусора. Несколькими выброшенными окурками.
— Я хочу сама его увидеть, — наконец ответила я, и Вик обменялся взглядом с Оскаром, прежде чем кратко кивнуть. — Это возможно? — продолжила я, переводя взгляд с одного на другого. — Вы знаете, где найти его?
— Мы знаем, — ответил Вик, а затем мы вшестером быстро перекурили в тени до звонка, обозначающего окончание обеда.
После школы Кэл повел нас через кампус, словно жил здесь сто лет и знал каждый гребанныйкороткий пути, какой только можно. Мы получили ключи от наших машин у парковщика — Господи, это место было похоже на чертову сумрачную зону — и направились в самую роскошную часть Оак-Парка, в кафе, где подавали кофе, который реально добывали из задницы дикой кошки. Он назывался лювак или как-то так, и это на самом деле кофе, сделанный из бобов, которые съел мусанга, а затем высрала обратно.
Вот, что богатенькие делали с их деньгами: ели кошачье дерьмо.
— Тридцать пять долларов22 за чашку кофе, которое было кошачьим пометом? — подавилась я, когда мы зашли в модное заведение с высокородными идиотами-потребителями.
Раньше производители кофе просто искали кошачьи экскременты и продавали их — судя по всему, кошки едят только самые качественные кофейные ягоды и отходы жизнедеятельности животных…что-то, от чего у него хороший вкус.
Теперь же с индустриальным бумом, люди разрушили все способы, какими оперировали раньше: большинство продаваемого кофе лювак было получено от диких кошек в клетках, которых насильно кормили дрянной кофейной вишней, как гусей жестоко откармливали для получения фуа-гра.
Ага, еще одна «политическая глупость», которой мне предстоит возмущаться. Я на самом деле абсолютно ненавижу богатых людей. В основном миллиардеров. Миллиардеры — дьяволы. Триллионеры подобны... антиматерии, которая поглощает и питается обществом, как рак.