В то же время я знала, что мой список отмщения не был составлен для людей, чьи имена в итоге в нем оказались. Он был создан для меня, мною, и если бы когда-либо думала, что личная вендетта была единственной причиной, по которой была написана эта историю, то мне вас жаль. Если вы думали, что все эти мягкие и тихие промежуточные моменты были пустышкой, то вы ничего не понимаете. Если я не нравилась вам, потому что уродливые вещи внутри меня заставляли вас видеть собственное уродство внутри, тогда вы просто потеряны, как я была когда-то.
Но больше нет.
Никогда больше.
Когда Виктор надел корону мне на голову, я знала, что это не было наградой за жестокость, что это не было наградой за то, что я разбила голову Джеймса Баррассо. Это была награда за то, что я вновь обрела себя, вошла в свою шкуру и обнаружила, что находилась именно там, где должна быть.
Смешанные отзывы критиков, окрашенные кровью и слезами,
Политика сломанной жизни на самом деле была лишь реальность,
Мои слова — моя свобода, так что, если должна быть чем-то поляризующим,
Тогда именно такой я и буду.
Стихи непрошено проносились в моей голове. Я не могла их остановить, даже если бы и попыталась. Любая попытка сдержать эту извращенную прозу закончилась бы тем, что я бы в муках писала на полу. Поглощенная ею. Так что я не беспокоилась. Просто постукивала своими красивыми ногтями по столу и позволяла ей приходить ко мне в голову, пока я запоминала каждый черту лица своей матери, чтобы очно знать, каким человеком я никогда не хочу стать.
— Я вышла за него из-за его денег — сказала Памела, сидя в оранжевом костюме и выглядя, как супермодель, даже со слабыми кругами под глазами. Она красивая, как я. Мы обе были красивыми, посмотрите, какое это проклятие. Мир одновременно награждает и наказывает красивых, не так ли? — Тогда я бы сделала, что угодно, чтобы убраться от твоих бабушки с дедушкой, — она продолжала смотреть на меня, но понятия не имела, кто я или почему была здесь. — Ответила на твой гребанныйвопрос, ты уродливая, маленькая соплячка?
Оскорбление отрекошетило от меня. Она могла ненавидеть меня, как ей было угодно. У меня были люди, которые любили меня, так что, знаете, что? Самое худшее, что мог бросить в меня мир, ничего не значило. Ее уродливые слова не могли лишить меня удовольствия от осознания, что я получила то, о чем всегда мечтала: принятие. Свое место.
— Почему ты хотела убраться от них? — продолжила я, осознавая, что это, буквально, самый долгий разговор, который у нас был за многие годы.
Насколько это грустно? Может быть, Памела нашла бы во мне, Пенелопе или Хизер что-то, что ей понравилось бы, если бы потрудилась проводить с нами время?
— Это, блять, смешно, — усмехнулась Пэм, переводя взгляд на одного из охранников, словно могла попросить, чтобы ее забрали обратно в камеру.
Моя очередь ударить обеими ладонями по столу. Моя очередь получить взгляд одного из охранников.
Я не сводила взгляда со своей матери.
— Думаешь, я блять, издеваюсь над тобой? — прошептала я, наклоняясь вперед. Наши глаза встретились. — Ты знаешь, что мы убили Найла, не так ли? Знаешь, что мы похоронили этого монстра заживо в гробу с сатиновой обивкой, который был куда приятной кончиной, чем ту, что он заслуживал.
Взгляд Памелы пылал яростью, особенно потому, что для нее это была не новость. Она знала все про смерть Найла, про его захоронение, про тот факт, что кислородный баллон, найденный в его гробу, был взят в одном из домов престарелых, где она подрабатывала.
Моя мать наклонилась вперед, смотря прямо мне в глаза.
— Из всех моих детей ты была хуже всех. Были моменты, в самом начале, с Пенелопой, когда я думала, что могла бы быть счастлива. Но ты? Ты была моей худшей ошибкой, которую я когда-либо совершала, — Пэм откинулась назад, после того, как высказала то, что, она считала, было фатальным ударом, созданный из слов и боли.
Она ударила по мне, но ее слова прошли мимо, как ни в чем не бывало.
— Даю тебе последний шанс ответить на мои вопросы, — продолжила я, гордясь тем, что мое дыхание было ровным. — Ты знаешь, что случилось с Найлом. Если думаешь, что находишься в безопасности внутри этих стен, тогда ты еще более глупа, чем я тебя считала несколько лет назад. Почему ты хотела уехать от своих родителей?
— Я не расскажу тебе свою автобиографию, — огрызнулась в ответ Пэм, и я собралась встать.
Если это ее последний ответ, тогда… ну, я воспользуюсь своими новыми связями с девочками Веры и Стейси, чтобы получить то, что мне нужно. Я, блять, убью ее и вычеркну ее имя губной помадой, которая напоминала мне о Пенелопе, а затем, наверное, немного поплачу.
В течение всего этого у меня будут парни Хавок, к которым я могла припасть.
Даже сейчас они ждал меня снаружи, сгрудившись на крыше или капоте Камаро, куря, наблюдая, ожидая. Пять парней в черном с грубыми буквами, набитыми на их правых руках, их сердца были черными и одержимыми, но пронзительными в своей решимости, в своей любви. Несокрушимыми.
— Твой дедушка был пьяницей. Он бил меня и твою бабушку. Еще он трахал ее, пока она кричала. Это отвечает вопрос? — огрызнулась Пэм, когда я снова опустилась на стул напротив нее. Эти ее знакомые, зеленые глаза пылали болью, но я могла лишь посочувствовать. Она больше не была просто жертвой, она — хищник. Этому нет оправдания. Никакого. — Я вышла за твоего отца, потому что он был богат и он хотел меня. Он хотел меня настолько, что развелся со своей женой, с который был женат десять лет.
Я уставилась на нее и попыталась представить ее в моем возрасте, с одним ребенком на руках и вторым на пути.
— Он был слишком стар для тебя, — вместо этого сказала я, но Пэм лишь пожала плечами.
— У него были деньги. Он мог позаботиться обо мне, — на мгновение она отвела взгляд, и я гадала, не привиделась ли мне в них вспышка эмоции. Тем не менее, когда она снова посмотрела на меня, в них не было ничего. — Единственным мужчиной, которого я когда-либо любила, был Найл, и ты забрала его у меня.
— Ты позволила ему изнасиловать свою дочь, — прошипела я в ответ, но лицо Памелы ничего не выражало. Я поняла, что иногда люди просто бывают сломленными. Борьба и попытки проложить себе путь к сочувствию ничего не дали. — Как давно ты об этом знала? — спросила я и по обычному пожиманию плечами поняла, что давно. — Ты знала, что он трахался с девушкой-подростком по имени Кали Роуз-Кеннеди? Что она была беременна его ребенком?
— Ее ты тоже убила? — язвительно ответила Памэла, ее ноздри раздувались. — Потому что они пытаются повесить это на меня, — о, черт. Об этом я пока не знала. Где парни ее закопали? подумала я. На земле Тома? Полагаю, теперь это не важно. Учитывая, что «Банда грандиозных убийств» берет на себя вину за большую часть наших преступлений, а Памела — за остальные, мы правда выходили сухими из воды. — Найл не любил ее. Просто у него были желания, которые я не могла утолить.
— Я тебя ненавижу, — сказала я и говорила серьезно. Каждой молекулой своего сердца, я была серьезна. Это не то же самое, как, когда я говорила так Виктору или Оскару, потому что на самом деле имела ввиду я люблю тебя до боли сильно, так сильно, что моя в глубине моей злой души все болело, горело и истекало кровью. — Вот почему оставила тебя напоследок Ты же это знаешь, правда? Из всех людей, кто причинил мне боль, твое предательство было самым худшим. Оно задело глубже всего.
Я снова замолчала, гадая, стоит ли мне спросить про вещи Пенелопы, но какой смысл? Пэм либо продала их, либо отдала, или, черт подери, выбросила их в какую-нибудь мусорку и отправила на свалку. У меня не будет ничего, что не лежало в той коробке с пометкой «Старые домашние работы и задания», написанной милыми, нежными, петляющими буквами. — Как ты это сделала, Пэм? Как убила мою сестру?
— Хорошая попытка выманивания у меня признания. Этого не случится, — она встала, и один из охранников подошел к столу.
— Расскажи мне правду или я тебя закопаю, — прорычала я в ответ, но она отказалась взглянуть на меня. — Памела! — охранник подошел и снова надел на нее наручники, уводя от меня, пока я стояла там, дрожала, задыхалась и, скорее всего, снова плакала. — Мама!
С рычанием я ударила по столу пятками руки так сильно, что на самом деле закричала, прижимая ее к своей груди, когда встала и пулей направилась к выходу.
Сара Янг ждала меня у металлоискателей, прислонившись к стене и сочувственно улыбаясь мне.
— У тебя получилось что-то разузнать? — спросила она, но я, уверена, что она уже поняла, учитывая влагу, блестящую на моих щеках, или то, как я прижимала руку к груди, полная сломанных и ужасных вещей.
— Имеете ввиду, получила ли я завершенность, которую так отчаянно искала? — выдавила я с грубым смехом. Это не честно. Я должна была получить какую-то завершенность. В этом была суть списка. Так устроены книги. Фильмы. Комиксы. Герой противостоит злодею и получает все ответы. Но…реальная жизнь нелогична. — Нет.
Я зашагала в сторону двери, но Сара потянулась, схватив меня за плечо.
— Зачем ты пришла сюда, Бернадетт? — спросила она, и хоть я и знала, что должна была просто вырвать руку и выбежать прочь из здания, взгляд ее карих глаз был мягким и снисходительным. Сара по-своему заботилась обо мне.
Я посмотрела на ее руку на своей, и она очень осторожно убрала ее, все еще смотря на меня, на ней были черная кепка, джинсы и поло. Теперь, когда она не играла в девчонку-полицейскую с глазами лани, ее наряды изменились. Милая маленькая Сара Янг обыграла меня гораздо сильнее, чем я думала.
— Я хотела узнать на самом ли деле она это сделала, — сказала я, моей голос был пустым эхом привычного мне. Мои глаза прищурились, и уголки губ опустились из-за преувеличенно хмурого вида. — Думала, что если буду избегать визита сюда, то смогу избежать действительности. Но я просто…больше не могла, — я взглянула в лицо Сары, омраченное меланхоличным сочувствием. — Памела убила Пенелопу за какое…преступление? За то, что была жертвой? За то, что на ней издевались, что ее игнорировали и отбросили в сторону. Я не понимаю.