— Такие люди, как мы с тобой, никогда не поймут таких, как Памела Пенс, — Сара выпрямилась и повернулась ко мне лицом, словно мы должны быть на равных, чтобы этот разговор состоялся. — Такими, кто борется против своих собственных интересов, кто верит во что-то, сломанное и продажное. Бернадетт, я знаю, что ты сказала, что твоя мать, казалась, расстроенной из-за видео Найла с Пенелопой, но…не думаю, что это было по тем причинам, по которым тебе хотелось бы.
Да, как иронично, что Памела настолько сильно облажалась, что даже ложь, направленная на обвинения ее в убийстве, оказалось невозможно сдержать. Словно она не могла сохранять фасад того, что она могла быть приличным человеком.
— Как она это сделала? — спросила я, мой голос был надломленным. — Как вы узнали?
Рот Сары сжался в линию, но она не уклонилась от ответа. Все вокруг нас, люди, стоящие группами, разговаривали и курили, атмосфера была мрачной и сдержанной. Трудно радоваться, находясь в клетке для людей. Некоторые в ней заслуживали гораздо, гораздо хуже, чем это, но большинство были лишь наркоманы, которым нужна была реабилитация, а не тюрьма. Просто это так чертовски грустно.
— У твоей сестры в комнате была беспроводная скрытая камера, Бернадетт. Она была в коробке с вещами, который мы у тебя изъяли.
Камера? Я моргнула несколько раз, чтобы прояснить голову.
Я знала, что камеры были дешевыми. Вы с легкостью могли купить такую онлайн за восемьдесят баксов. А такая сумма денег…проще сказать: продайте одно из украденных, дизайнерских платьев Памелы и получить взамен камеру. Готова поспорить, Памела даже не заметила ее, когда она упаковывала вещи в комнате Пен, то просто закинула камеру в коробку, даже не подумав, что она могла записывать. Я бы спросила Сару, но…Полицейская Девчонка слишком сдержанна, чтобы выдать что-то еще.
— Мне нужно идти, — зашагала я к выходу, и она последовала за мной.
Когда я проходила мимо темно-бордового Субару, то помахала Константину. А затем показала ему средний палец. Мальчики наблюдали за мной через парковку, застывшие в позах безразличия — ссутулились, откинулись назад, прислонившись. Все они — бескостные короли, созданные из теней и темных вещей.
И все они ждали меня.
Я остановилась перед Камаро, Эльдорадо и байком Вика, все стояли в аккуратный ряд по центру огромной парковки. Словно она была достаточно большой для гребанной Черной пятницы или подобного дерьма.
— Мне не хорошо, — объяснила я, когда все они впятером продолжали наблюдать за мной, ожидая увидеть, что я сделаю.
Прощупывали настроение — вот чем они сейчас занимались.
— Что тебе нужно? — спросил Аарон, первым слезая с капота Камаро и вставшим рядом со мной.
Он предложил мне сигарету, и я приняла ее, вдыхая и изо всех сил стараясь не заплакать. Ну, больше не заплакать. Я заплакала внутри, даже если и не хотела этого, даже если Памела не заслуживала увидеть, как сильно то, что она сделала, повлияло на меня.
Она забрала у меня Пенелопу, а это худшее, что случалось в моей жизни, что, вероятно, когда-либо случится в моей жизни. Если бы Пенелопа была здесь, а у меня были бы Хизер, Кара и Эшли, если бы у меня были Хавок…жизнь была бы идеальной. Но он мог быть только прекрасным, потому что моя сестра — родственная душа совсем другого толка, чем мальчики, — ушла и никогда не вернется. Она не увидит, как сильно я изменилась, как выросла, не увидит все те чудесные и безумные вещи, которые я сотворю со своей жизнью.
— Поехали домой, — сказала я, потому что, как бы мне не нравилась Оак-Вэлли, как бы не чувствовала себя в ловушке, что иногда бывало, любое место, где были Хавок, было для меня домом.
Парни обменялись взглядами друг с другом, но никто не спорил, даже когда я залезла на заднее сидение байка Вика вместо водительского сидения Эльдорадо.
Кто-то другой отвезет ее для меня домой: скорее всего Аарон. Но здесь, на Харлее Виктора, я чувствовала себя в самой большой безопасности, где я всегда чувствовала себя в самой большой безопасности. Я могла обнимать его, касаться его, чувствовать ветер в волосах…но еще, никто не увидит моих слез.
Как только мы вернулись обратно в кампус и поднялись на лифте на одиннадцатый этаж, я чувствовала, как мое тело начало обвисать от усталости. В основном, это было от тяжелой мантии реальности, обернутой вокруг моих плеч. Это сделала Памела. Этого невозможно отрицать. Сара Янг подтвердила это. Памела тоже. Отсутствие у нее отрицания было более, чем достаточно, чтобы убедить меня.
— Бери, — начал Кэл, когда я побежала в квартиру, направляясь по коридору в нашу спальню.
Нашу спальню. Эта мысль должна была наполнить меня радостью. Вместо этого, я настолько запуталась в своей ярости, ненависти и меланхолии, что не могла получить от этого удовольствие.
Как бы я ни устала, я чувствовала, что должна двигаться дальше, словно, если не буду, то реальность, которую я избегала с того дня обстрелы школы, обрушится на меня, как цунами. Холодными пальцами оно утащит в море самую последнюю часть меня, которая все еще оставалась хорошей и полной надежд.
— Где моя одежда для спорта? — огрызнулась я, когда Каллум прислонился к двери, наблюдая за мной, пока остальные парни не сдвинулись из гостиной.
Каким-то образом они были хороши в чередовании их времени наедине. Такое ощущение, что после того долгого времени, проведенного вместе, они могли читать друг друга, не спрашивая, не прибегая к словесному обмену.
«Если уж на то пошло, этот конкретный случай не только вина Виктора. Некоторые мальчики просто не знают, как делиться своими игрушками». Сказал мне однажды Оскар. Остальные четыре парня заставили Аарона бросить меня в качестве цены за присоединение к Хавок, от части, они боялись, что не могли выносить все время видеть нас вместе. Когда мы с Аароном были отдельным от Хавока существом, двумя чистыми, нетронутыми, прекрасными вещами, то было нормально. Но не в контексте группы.
Но так было только потому, что они не понимали, какими всегда должны были быть отношения между нами: не было пар. Не больше, чем на короткий промежуток времени. Мы связаны между собой, как нити в паутине.
— Берни, — на этот раз голос Кэла был гораздо жестче, куда более приказывающим. Я на мгновение замерла, мои пальцы согнулись вокруг ручки шкафчика, чтобы я могла посмотреть на него. — Может тебе стоит притормозить и рассказать мне, что случилось?
— Я просто…, — слова не шли. Они были поймы в ловушку. Я была расстроена. Хотела бы я убить Памелу, когда у меня был шанс, Но нееет, мне нужно было строить из себя спасателя и все испортить к херам своей игрой в паиньку. Я искала искупление в том, у кого его не было. — Я хочу пойти на пробежку.
— На пробежку? — спросил Кэл, слегка наклонив голову набок.
Он знал так же хорошо, как и я, что Бернадетт Блэкберд не выходит на «пробежку». Во-первых, бегать по округе забавы ради — это привилегия, которая непозволительна людям, живущим в Прескотте. Вероятнее всего, что девушку в итоге будут преследовать, или ее изнасилуют, или, как минимум, изобьют в квартале. Я это ненавидела. Ненавидела культуру изнасилования. И я ненавидела насильников. И я ненавидела Памелу. И я ненавидела Найла.
— Ага, — сухо сказала я, выпрямляясь и выставив бедро. Я хотела нарваться на ссору, но не хотела ругаться с одним из моих мальчиков. Правда, очень не хотела. Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох и старалась держать себя в руках. — Ты мог бы, пожалуйста, помочь мне найти мою одежду для спорта, чтобы я могла выйти и выплеснуть это дерьмо в беге?
Мои глаза открылись, когда Кэл оттолкнулся от дверного проема и встал рядом со мной. Казалось, он точно знал, что искал, открыв верхний ящик и протянув мне пару тренников и майку. Он даже не потрудился притвориться, что не смотрел, когда я раздевалась и запихивала свои сиськи в спортивный бюстгальтер, который с таким же успехом можно было бы назвать гребаным жгутом, и надевала кроссовки.
Он пошел со мной, когда я направилась к входной двери. Не удивительно. Здесь мне тоже нельзя было бегать одной, не когда «Банда грандиозных убийств» все еще нависала над нашими головами. Пока что наши планы зашли в тупик. Избавиться от Максвелла или Офелии было проблематично. Избавиться от обоих казалось невозможным. Мы должны избавиться от них в одно и то же время и должны сделать это, пока они находятся под пристальным наблюдением VGTF.
Это как оказаться между молотом и наковальней, и стояком. Мы точно в ловушке.
— Если мы не вернемся через тридцать минут…, — сказал Кэл когда я выскользнула из-за двери, и он последовал за мной к лифту.
Как только мы вышли из лобби здания, я побежала, мои ступни отпрыгивали от асфальта так сильно, что мне пришлось стиснуть зубы, чтобы они не клацкали друг о друга. Я впивалась пальцами ног и пятками в землю, словно она должна была мне гребанных денег.
Каллум ничего не сказал. Вместо этого, он с такой легкостью придерживался моего темпа, что это раздражало. К моменту, когда я спотыкалась, вспотела и прислонилась руками к стене одного из старых зданий для поддержки, на лбу у него были едва заметные капельки пота, а подмышками белой толстовки без рукавов — ни капельки.
— Теперь готова поговорить? — спросил он этим своим раздражающе спокойным голосом.
— Гребанныйсталкер, — проворчала я, думая обо всех тех ночах, когда я лежала в кровати и дрожала от страха пред Найлом, как все это время Кэл был прямо там.
Он бы спас меня, убил бы Найла, если бы ему пришлось, даже если бы это означало провести остаток жизни в тюрьме. Прежде чем понять, что я вообще делала, мои руки обвились вокруг него и я зарыдала в его грудь, как кто-то, кто не являлся твердолобой Бернадетт Блэкберд.
— Чувствую себя жалкой, — простонала я, пока Кэл гладил мои волосы своими красивыми пальцами, его большое тело обвило мое, загоняя в свой сладкой аромат хлопка. Слабый запах свежего пота окрашивал этот запах, добавляя ему ощущение опасности. Мое тело мгновенно среагировало самым неподобающим образом, соски затвердели в острые точки, киска наливалась жидкостью. — Почему я