— Она не может испытывать большой любви к Офелии? — возразила я, поцеловав костяшки Хаэля, когда он протянул мне бокал скотча, прежде чем предложить выпить кому-либо еще. Наши взгляды встретились до того, как он отвернулся с улыбкой. Я посмотрела на Вика и Оскара, в то время как Аарон подвинулся поближе ко мне слева, уставившись на карту. — То есть, не думаете, что она хотела бы, чтобы ее не стало, учитывая шантаж и прочее?
— Мы не знаем ее чувств к ее отцу, — рот Оскара изогнулся с краю, словно он на самом деле подумывал улыбнуться из-за чего-то. — Если это такие же чувства, похожие на те, что она испытывала к своему брату, что ж…, — я фыркнула, но не думаю, что он на самом деле предполагал, что Тринити и Максвелл имели связи в виде инцеста. Тем не менее, он говорил о том, что Максвелл придет в эту школу смотреть дерьмовую церемонию, значит, возможно, он заботился о своей дочери. Возможно, она тоже о нем заботилась. — Это не стоит риска. Кроме того, — и тут его голос стал тревожным, хриплым и пренебрежительным. — Я не совсем доверяю этой коварной, маленькой пизде.
— Она смотрит на Вика так, словно хочет прокатиться на его члене, — добавил Аарон, и я почувствовала, как ощетинилась от ревности.
Что касается его, то мой муж просто поднял уголок губ в веселье.
— Всегда есть возможность, что они отойдут в уборную, — размышлял Оскар, слегка наклоняя голову из стороны в сторону, чтобы размять шею, его глаза закрылись на минуту. — Маловероятно, но возможно.
Я вздохнула и слегка потерла висок, отчаянно желая придумать план, как я сделала с Мейсоном Миллером. Потому что все, чего я на самом деле хотела, проявить себя перед Хавок, доказать мальчикам, что я заслуживаю носить эту корону, и что здесь мое место. Если бы только я могла разглядеть то, что не могли они…
Хаэль дальше передавал скотч, и затем мы все пили до тех пор, пока небо не стало полностью темным, а наша кровь не стала теплой и густой от алкоголя. Спустя около шести часов обсуждения стратегии, изучения карты, обсуждения рисков и слушая, как Виктор и Оскар пересказывают друг другу идеи, мы сдались и направились в спальню.
То, что мы там делали, было не совсем также волшебно и мистически, как то, что мы сделали, окруженные свечами. Но было много касаний, траха, и это было чертовски близко.

25. Хавок — Все они
Десять лет назад…
Девочку с пепельными волосами высадила на обочину женщина в плаще лосося, в дорогих туфлях, в то время как ее ногти впивались в руку ребенка.
Что касалось девочки, то она выглядела не впечатленной этим незаметным насилием, ее изумрудные глаза были такими яркими, что розовый ротик маленького Каллума Парка раскрылся в удивлении. Его собственные глаза, настолько прекрасно голубые, что иногда взрослые в его жизни представляли его знаменитым детским актером, или моделью, или чем-то вроде этого, заискрились, когда девочку протащили мимо него вверх по лестнице ветхое здание с проблемами, связанными с асбестом, и большим количеством плесени в спортзале.
Каллум повернулся к своим друзьям и обнаружил, что он был не единственным в их маленькой группе, кто заметил новую девочку. Его друзья, Аарон Фадлен и Хаэль Харбин, оба таращились ей вслед. Они повернулись друг к другу с радостной улыбкой, потому что не так часто появляется девочка в модной одежде, с настолько диким, нахмуренным выражением лица, чтобы мучить их.
Кэл улыбнулся, был счастлив и радостен, потому что он хотел показать этой новой девочке, как танцевать. Он любил учить людей, что они могут творить искусство своим телом, что, когда вы танцуете, ваша очень грустная, но милая мама может улыбаться немного больше, чем хмуриться. Он не знал, что на самом деле эта женщина — его бабушка, которая убила своего мужа и заставила свою дочь помочь избавиться от тела. Кэл не знал, что сразу после его рождения, его настоящая мама пыталась рассказать свою историю полиции, а затем его бабушка убила и ее тоже. Он не знал, как отчаянно она хотела сына, потому что у нее было семь дочерей, так что она будет врать ему, и делать вид, будто он ее. Однажды, Каллум посмотрит на Аарона, смотрящего на Бернадетт, и Бернадетт смотрящего на Аарона, и решит, что для него нет надежды, так что он с таким же успехом мог экспериментировать со своим партнером по танцам. Все это время он в любом случае будет думать о Бернадетт.
Худой, молчаливый и маленький Оскар Монток тоже заметил нового ребенка, но несмотря на то что ее появление взбудоражило его любопытство, еще он знал, что никто в такой модной одежде не будет долго учиться в этой школе. Он потянулся к своим свежеокрашенным волосам, черным, как ночь, черным, как волосы его друга Виктора Ченнинга.
Оскар тоже не привык к этому странному и дикому месту в южном Прескотте. До недавнего времени он посещал престижную школу-интернат, ту, по которой он уже скучал, потому что это означало, что он был вдали от своего темного и ненавистного отца. Пока что семейное состояние заперто от отца Оскара руками его собственного родителя. Рано или поздно его отец получит состояние назад, но это продлится недолго. Затем, спустя полдесятилетия после этого момента, тот же самый отец задушит свою жену и детей, но не сможет полностью прикончить последнего ребенка. Как бы это ни было — случайно или спланировано, — никто никогда не узнает. Но мальчик, насчет которого он заблуждался, думая, что тот его из семени, в итоге оказался с мертвыми руками его матери, которые обхватывали его горло. Его запихнули в неглубокую яму, но, к счастью, он не закончит похороненным заживо: когда придет в себя, почувствует недомогание, головокружение и дезориентацию.
Он увидит, как его отец приставит пистолет к своей голове, слишком пьяный и обезумевший, будучи слишком пьяным и расстроенным, чтобы закончить хоронить убитую семью, и будет наблюдать, когда мужчина спустит курок. Оскар Монток вырастит с ненавистью к прикосновениям, с ненавистью к людям, будет всегда хмурым, но еще он влюбится в девушку, которая выходила из дверей школы с таким видом, будто она здесь хозяйка.
Ее зеленые глаза сканировал толпу, ненадолго остановившись на их маленькой группе. Знала ли она, что от этого ее интенсивного взгляда пять мальчиков обрели друг друга, потому что они все чувствовали друг в друге что-то, что было редким в остальных людях: честность. Это влекло их, как мотыльков на пламя, свело их вместе. Потому что, несмотря на то, что позже, почти через десять лет, они будут связаны болью и их сильной любовью к девушке с волосами пепельного цвета, это не было тем, что связывало их сейчас.
Аарон жил в доме с обоими родителями, и, несмотря на то, что его папа был азартным игроком и иногда употреблял наркотики на вечеринках, он не презирал свою жизнь. Хоть они были бедны и жили на границе Фуллера и Прескотта, они знали, что их сын не впишется в буржуазную школу среднего класса, поэтому они отправили его сюда. И все же, пока что, он был счастлив и будет, даже когда немного подрастет и ему придется делить дом с малышкой-сестрой. Даже когда его двухлетняя кузина будет жить с ним после того, как ее родители погибли в аварии. Он будет счастлив до тех пор, пока не умрет его отец, а мать не уйдет, и до тех пор, пока ему не придется позволить девушке с пепельными волосами ускользнуть из его рук. Не навсегда, конечно же, но ему придется понять, что, когда она снова будет в его руках, то будет делить ее с другими четырьмя людьми в его жизни, которых он любил так глубоко и прекрасно, что принял бы пулю за любого из них.
Аарон, казалось, не смог не потянуться к маленькой, потной руке Хаэля Харбина и сжал ее. Им обоим нравились новые дети, потому что новые дети означали новые возможности. Сегодня Хаэль немного нервничал, потому что его отец странно себя вел, даже страннее обычного, а на прошлой неделе, когда он ударил его маму — что было совсем обычным явлением — брызги крови были повсюду, а потом она лежала на полу и плакала, пока его отец тяжело дышал, склонившись над ней. Хаэлю это не нравилось. От вида всей этой боли и тяжелого дыхания ему физически становилось плохо, и его много раз тошнило.
И все же, когда девушка с волосами пепельного цвета спускалась по ступенькам и остановилась во дворе, ее глаза отчаянно метнулись в направление парадных ворот, словно она думала, что могла побежать по тротуару и навсегда сбежать из этого кошмара, Хаэль ничего не мог с собой поделать. Он почувствовал надежду. Он хотел завести новых друзей. В итоге, он почувствует такую глубокую любовь к этой девушке, что он будет ложиться в постель с кем угодно, только чтобы закрыть глаза и на короткие мгновения на самом деле пофантазировать, что она помнила его имя.
Виктор Ченнинг был самым странным из них всех — и тем, в тот самый момент, у кого было больше всего боли. Его мать била его по рту, если он прольет капельку газировки на свою футболку или на его штанах будут крошки. Она таскала его повсюду так же, как делала мать этой новой девочки, оставляя их обоих с кровавыми полумесяцами. Иногда его мама даже брала его на роскошные вечеринки и выгуливала его либо как трофей, либо как дешевое острое ощущение на продажу, он не знал наверняка. Что он знал: когда она отдавала его «дяденькам», происходили плохие вещи, которые заставляли его прятаться в шкафу в темноте, зажав уши руками, а его рыдания заглушали мрачность его мыслей.
Виктор — или, как называли его остальные мальчики, Вик (потому что для произнесения «Виктора» требовалось слишком много усилий) — наконец поймал взгляд девушки с пепельными глазами. Что-то промелькнуло между ними — что-то, что они не могли описать или объяснить, но что искал каждый поэт, каждый художник и каждый музыкант, сочинявший музыку с начала времен.
Они первые осознали, что существуют родственные души и что они воплощали в себе этот идеал. Что Бернадетт Саванна Блэкберд связана с каждым из них, но и что и они были связаны друг с другом. Хаэль связан с Аароном, который связан с Виктором, который связан с Оскаром, который связан с Каллумом, а Бернадетт была связана со всеми ними — была центром круга, биением сердца, куда стекалась вся кровь.