– Люди идут, но сбиваются с шага! – ошарашено сообщил он. – Как сюда наши прошли? Мы движемся в ту сторону?
Проконсул сдержал смешок. «Стороны света еще никто не отменял».
– Скажи солдатам, чтобы шли, как дикари: куда нога ступит. Только не теряли из виду своих аквилл – а то посадят шишку от столкновения с деревом.
Легат кивнул и поскакал отдавать распоряжения.
– Дельный мальчик, – похвалил Авл.
– Сколько ему? – с неодобрением спросил Друз. – Лет двадцать пять. И уже легат. Мы-то с тобой еще центурии водили.
Авл опустил ладонь на седло, что значило: хватит.
– А кем мне было заменить командира легиона? К тому же сюда идти – не на лепешки с медом. Пусть учится.
Через минуту Лепид подскакал опять.
– Посмотрите на наших квилитов, – сказал он.
И правда, стоило взглянуть. Всегда такие независимые, кланы дикарей жались друг к другу и все вместе к легионам. Даже литены, которые дома в предгорьях привыкли к лесам, а на равнине у Лимеса, на краю Косматой Галлоты, вели себя уверенно и нагло, даже они озирались по сторонам и ждали подвоха.
Страх был написан на их туповатых лицах. Проконсул не хотел, чтобы от дикарей испуг передался легионерам и приказал бросить клич по рядам: кто приведет первого лазутчика, получит двадцать сестерциев. После чего солдаты стали внимательны и алчны, но не трусливы.
Вот что с людьми делает жажда наживы! Проконсул встречал очень мало тех, кого нельзя поддеть на крючок честолюбия или денег. Пожалуй, даже боялся их. Неизвестно, чего ожидать. Как никто не знал, чего ждать от него самого. Одно ясно – пойдут до конца, даже себе во вред. И он пойдет – такой характер. Поздно переделывать.
Через полтора дня пути ребята Дождя – не его, Авла, легионеры, городские раззявы – поймали-таки лазутчика.
Из-за деревьев вывели косматое существо в медвежьей шкуре, накинутой… тут проконсул крякнул… на изношенную донельзя тунику легионера. На ногах у него были обмотки из козьих шкур, поверх которых шли ремни от солдатских калиг. Сами сандалии были срезаны до подошв. Хвала богам, хоть подошвы оставил!
Измызганный пастуший плащ покрывал голову и плечи. Под ним имелся нагрудник. Чресла были укутаны мягким волчьим мехом. Только поверх всего этого счастья – медвежья шкура Даже голова с верхней частью черепа на месте.
– Ты кто? – озадаченно спросил командующий. Он-то ожидал увидеть дикаря, никак не дезертира или труса, выбравшегося из передряги: «наших всех убило, остался я один…» Может, ты за куст спрятался, пока «всех убило»?
Однако легионер держался бодро и спокойно, даже как-то по-хозяйски. Назвался Сервием Павлом, уроженцем Аксума, служил в десятом легионе, а здесь занимался именно разведкой – ни чем иным – увидел своих и сам вышел к ним.
– Местные? Да вы бы их и не заметили, – он разулыбался щербатым ртом. – Ходят бесшумно, бьют белок в глаз, рысь не спугнут, а рысь… – Тут легионер пошел расписывать, какой рысь чувствительный зверь. – К ней не подобраться! Вы не заметите местных, – он обречено махнул рукой. – Только почувствуете, когда они приставят нож к горлу. Одно счастье – воняют. Нет, не грязные, моются. Но перед тем, как выходят, измажутся в лосином дерьме, чтобы звери их не унюхали. Звери нет. А мы – да.
Авл жестом остановил словоизвержение лазутчика.
– Так ты здесь по делу? Кто тебя послал?
– Наш легат Гай Септимий Руф, – сообщил солдат. – Мы уже давно знаем о вашем прибытии. Ведем от верховьев Секвены.
– Почему не приближались?
– Не могу сказать. Это легат знает.
Авл хмыкнул. У них в Гиркании была поговорка: «Легат его знает».
– Ну, веди к своим. Далеко?
Ой, далеко! Дней десять пути, все на север и на север. Ну, теперь, по крайней мере, есть проводник.
Мартелл ожидал увидеть нормальный лагерь, в котором уместилось бы пара легионов. Увидел холм, обведенный канавой, до краев полной мутной воды. Частокол по гребню. Четыре башни по краям. Деревянный мост на въезде. Но тесновато, тесновато…
Им навстречу вывалило все местное начальство. Человек десять – легаты и трибуны. Одеты так же, как лазутчик, разве что без медвежьих шкур и, по случаю праздника, в алых плащах, резко и даже неприлично выделявшихся на фоне общей серости.
Легат Септимий Руф держался среди них главным. Он полностью оправдывал прозвище – Рыжий, аж под веснушками не видно кожи. Отсалютовал первым: слава победителю!
Слава, слава.
– Я рассчитывал встретить командующего, – ворчливо бросил Авл, который привык, что его встречает самое высокое начальство.
Легат даже растерялся. На его бледном от здешних дождей, рябом лице было написано: «Где же я возьму командующего?»
– Его что, съели? – пошутил проконсул, не предполагая, как метко попадет в точку.
– Может, и съели, – задумчиво протянул легат и посмотрел на небо, будто говоря: на все воля богов. – А, может, и нет. Просто вечером он лег спать в своей палатке, а утром его не нашли. Бежать тут некуда. Значит, украли. Местные. Они так часто делают.
Вновь прибывшие переглянулись.
– И вы не попытались отбить командующего? – поразился Мартелл. – Хоть разузнать о его судьбе.
– Отбить? – горькая усмешка искривил землистое лицо Руфа. – У кого? Их не видно. – Вдруг легата прорвало: – Мы как в осаде. Еле держимся. Спасибо, в Сенате до кого-то дошло наконец, что тут просто некому командовать. Люди гибнут без толку. Прислали замену и подкрепление.
Блажен, кто верует… В Сенате знать не знают о здешних бедствиях. Его послали абы как, лишь бы хоть куда-то сунуть подальше. А подкрепление привел он сам, пять легионов – не шутка.
– А вы оповещали о потере командующего?
– Я лично и писал. Два года пишу. Без ответа. Скажите, вы там что, неграмотные?
Авл быстро просчитал в голове, как среди родного бардака могло затеряться такое – вопиющее – известие, и уже без особого гнева спросил:
– Ты в каких чинах до легата ходил, сынок?
Руф как-то сразу обмяк.
– Я трибун. Трибун первой когорты десятого легиона. Ну, нас тут всего на пару легионов наберется…
Авл окинул взглядом лагерь: нет тут двух легионов.
– Я все объясню, – засопел парень. – Как только войдем внутрь. Клянусь, тут небезопасно. Наши растянуты по большому пространству. Когорта тут, когорта там.
Авл не одобрял распыления сил.
– Держим за горло самые воинственные племена. Не даем особо вылезать. Хотя, кто кого держит? Людей мало. Спасибо, вы пришли. Последняя надежда.
Мартелл понял, что под последней надеждой Руф имеет в виду надежду выбраться, вовсе не победить.
– А где легат? – спросил он. – Ты ведь не просто так занял его место. Тоже съели?
– Умер. Болотная лихорадка, – обречено отозвался Руф. – Я покажу его могилу. Можете раскопать. Мы только кости сожгли. А амуницию оставили. Вдруг будут проверять.
Кто? Кто сюда доберется. Кроме него, конечно. А ему только в ямах с мертвецами не хватало копаться! Видно, что трибун опасается претензий, но готов постоять за себя и своих людей: они тут несколько лет дождь пополам с грязью месят, а им ни спасибо, ни продвижения по службе!
– Кто же командует?
– Я.
Отвечает за себя и своих товарищей, похвально.
– После смерти легата выше меня начальства нет. Я писал, писал… а распоряжаться-то надо. Так что легат я по функциям, не по приказу.
Да, незадача. Со времен гражданских смут, походов Марсия и Сола на Вечный Город, легатов назначает командующий, а не Сенат, как было прежде – в дни цветущей республики. Тут, в Болотных Землях, командующего нет. Хотя формально, по спискам, он есть – смерть не зафиксирована. Казус. Назначить Септимия Руфа некому.
Некому даже принять от него известия. От простого-то трибуна! Через голову легата и командующего не позволит чванство сенатских чиновников. Так и оставались письма Руфа без ответа.
Сразу видно: у парня нет связей в Вечном Городе. В противном случае кто-то из родни пробился бы в Курию и, не прямым, так окольным путем, донес бы о положении легионов на краю света.
– Септимии… это всадничий род?
Да уж, не патриции! Молодой легат кивнул. Мол, мы поднялись на Авентин[17], но не выше.
Проконсул кивнул.
– А жалование давно не присылали?
– Третий год. – На лице Руфа вновь появилось задумчивое выражение: зачем тут деньги? – Мы дичь берем. Рыбу. Огороды разбили. Кормимся как-то.
А одежда? А оружие? А фураж для лошадей? а? а? а? Ничего не было.
Руф, как видно, принадлежал к тем упрямцам, кто привык тянуть и вывозить. На таких все и держится. Пока они сами держат.
– Ваши легаты займут освободившиеся места тех, кто не дожил, – чуть жестко молвил он и отступил в сторону. Не будет просить. Не из того теста. Нет, парень нравился проконсулу.
– Я подпишу твое назначение, – отрезал он, – и назначения тех, кто заступил должности умерших в твоих легионах. Моим легатам надо еще примериться к здешним условиям.
Темное чумазое лицо Руфа просветлело. Видно, привык уже распоряжаться. Без командующего странновато, но жить можно. А вот на месте бесполезного легата, съеденного болотной лихорадкой, ему в самый раз.
Пошли по бревенчатому мосту в лагерь. Порядок. Разве что палатки как-то странно выглядят. Настоящие землянки.
– Почва сырая, – пояснял Руф. – Мы поднимаем палатки, подсыпаем грунт. Обводим канавой от дождей, пускаем ивовую плетенку вокруг насыпи. Поначалу вощили ткань, но воска мало. Натирали медвежьи жиром, все равно здешние дожди просекают. Стали просмаливать ткань, как днища лодки. Она, конечно, перестает гнуться, но держит тепло, не пускает даже снег, особенно если навалить сверху лапник.
Да уж, домики – не палатки – щетинистые от непривычных еловых кровель.
– Пробовали крыть корой, – сообщил Руф. – Неудобная. Ломкая.
Он здесь, кажется, ко всему привык. Ничего не стеснялся.
– Смотреть, как делают они, – бросил проконсул Друзу. – Люди приспособились здесь, плохого не посоветуют. – Потом снова обернулся к Руфу и недовольным голосом осведомился: – А костры где? Дым прямо из шалашей.