Деревянные укрепления на холме были обширны и, на беглый взгляд, вмещали в себя тысяч пять, не меньше. Множество домиков под соломенными крышами жались к стенам с внешней стороны холма. Видно, их обитатели, в случае чего, бежали в крепость. А так жили на приволье.
Гунды любили длинные дома с выпуклыми стенами без окон. Руф подумал бы, что эти постройки для скота, если бы люди поминутно не заходили в них и не выходили наружу, над крышами не вились бы дымки, а из раскрытых дверей не пахло кровяной похлебкой.
К воротам через валы вела дорога, крытая бревнами, которые чвакали и приподнимались из грязи, когда кто-то неудачно наступал на один их конец. Штурмом брать, двигаясь по ней, не следует – неудобство на бегу. А сверху, с обеих сторон, с валов по тебе идет прицельный огонь. Значит, надо иначе.
Руф отмечал детали, как если бы ему предстояло отсюда выбираться, и сам одергивал себя. Но не мог иначе – привычка.
Их провели под деревянными воротами, которые вглубь были насыпаны и одеты еловыми стволами локтей на 18 – 20-ть. Значит, такова здесь толщина стены. За частоколом еще валы и новый частокол с внутренней стороны.
Оглянулся на своих. Таких любознательных, как он, было немного. Но все же были, смотрели вокруг, вертели головами, прикидывали, как удобнее бежать. Остальные – понурое стадо. И опять неуместная в нынешнем положении мысль: надо выделить этих упрямцев, и дать им ход наверх, в трибуны. Лучше пусть командуют, чем теряются в общей массе легионеров.
Лепид, кстати, тоже был среди любопытных.
– Заметил наших, – сказал ему Руф. – Не все собираются умирать.
– Мне тоже как-то не хочется, – ответил друг. – Но, хоть убей на месте, не вижу выхода.
Руф тоже пока не видел, а потому предпочел глазеть по сторонам. Варвары оказались предусмотрительны. Их жилища не лепились под самыми стенами, а располагались ближе к середине крепости, оставляя пустое пространство. Во время осады и боев на стенах удобно подтаскивать и устанавливать котлы с горячим варом и смолой. А стрелы с внешней стороны не могут зажечь ничью крышу.
«Молодцы!» – против воли похвалил Руф.
Дома в крепости переплетались лабиринтами. Кузница единой крышей соединялась с хлевом, хлев с жилой постройкой, та слипалась стенами с дровяным сараем и так далее.
В центре бурга, над всеми крышами, высился еще пригорок с вертикально вкопанными в землю бревнами, украшенными черепами животных. Капище. Пленных окружили старики в темных одеждах. Их обритые головы и вымазанные синей краской лица ясно говорили – жрецы.
Судя по жестам, они требовали жертву своим кумирам. Сейчас, немедленно. В благодарность за победу. «Ну, вот и все», – подумал Руф, прикрывая глаза веками. Он не сомневался, что схватят именно его. Но из строя пленных вытащили какого-то безымянного солдата. Тот громко вопил и упирался. Черные плащи сгрудились над ним, так что беднягу перестало быть видно, и потащили вглубь лабиринта домиков, а оттуда к капищу на возвышении. Его крики были слышны еще довольно долго, пока разом не стихли, вероятно, прерванные каменным ножом. А со столбов поднялось и закаркало воронье, исполненное мрачной мудрости серых еловых дебрей.
– Одним человеком дело не кончится, – обронил Лепид. – Я долго простоял в предгорьях. Тамошним дикарям всегда было мало.
Руф кивнул. Серьезные жертвы будут потом, и выберут не рядовых, а их с другом, благодаря красным плащам легатов и богатым доспехам. Медные начищенные знаки различия, которыми они оба еще недавно так гордились, теперь кричали варварам: берите этих, не промахнетесь!
Глава 13Спасение
«О, друзья, нам случалось с бедой и раньше встречаться!
Самое тяжкое все позади, и нашим мученьям
Бог положит предел…
Ныне крепитесь, друзья, и для счастья себя берегите».
Пленных загнали в один из длинных домов и там бросили под дырявой соломенной крышей, сквозь которую все сеял и сеял дождь, так, что на земляном полу образовались лужи. Рук не развязали, еды не принесли.
– Может, и не стоит нажираться перед смертью, – философски заметил Лепид.
– Нам да, – согласился Руф. – Но остальных-то разберут на работы. Не верится, что столько народу принесут в жертву.
– А я верю, – возразил друг. – У них довольно примитивное хозяйство. Гончарные круги – ручные. Печи для обжига в кузницах – времянки. Зачем рабы? Такую ораву не прокормить.
– Рабы нужны всегда, – пожал плечами Руф. – Тяжелой работы много. Кормить можно скудно и через раз…
Он оказался прав. Два дня их вообще не кормили. До их естественных потребностей тоже никому не было дела. Самих гундов никто бы не назвал чистоплотными. Поэтому им просто в голову не приходило, что у кого-то свербит задница, а кто-то согнулся на полу от рези в кишках и из последних сил старается не опорожнить желудок.
Руф показал страдальцам знаками, что, мол, можно в дальнем углу, и туда выстроилась очередь. Ребята поковыряли в крыше и сделали дыру пошире: стало еще дождливее, но и воздуху прибавилось.
Пленных связали по-новому: левую руку с правой ногой. Две конечности оставались свободны. Можно сидеть. Можно, согнувшись, передвигаться. Но не убежать.
Посмотреть на них зашли три вождя. Бородатые, как остальные, только медных блях на доспехах побольше и перекинутых через плечи мехов.
– Глянь, эти два местных, а вон тот чужой, – шепнул Лепид.
– Откуда взял?
– У здешних юбки из шерсти синие в красную клетку, а у того зеленая.
Чужак, которого другие называли Ардавистом, показывал невольников, как свое добро, и хвастался. Двое других хмыкали и смотрели. Надо признать, с большой завистью. Когда Ардавист чересчур распалился, один из спутников выхватил меч и ударил его в живот. Тот захлебнулся речью, согнулся, и у него изо рта потекла красная струйка. Тело вождя бросили тут же, не прибирая. А сами ушли.
Через несколько минут за стеной поднялся крик и стук оружия. Видно, пришедшие с Ардавистом воины пытались защищаться от насевших на них хозяев бурга, но тех оказалось больше, и вскоре все закончилось. В длинный дом зашли два гунда в синих юбках и за ноги вытащили неудачника.
После чего пленных, наконец, развязали, сковали ноги кандалами, через которые пропустили длинную цепь, и выгнали на земляные работы. Руф с Лепидом тоже взяли кирки в руки – надо было выворачивать камни из земли, прочищая и обновляя ров – работа для легионера привычная.
Но не для легата.
Ребята сразу предложили им махать кирками только для вида.
– Мы здесь такие же пленные, как все, сынок, – ответил Руф одному из трибунов.
Это «сынок», он перенял у проконсула, который, и правда, каждому из них годился в отцы.
Устав до кружения воронов в глазах, легионеры кое-как дотянули до обеда. Им принесли рыбную похлебку – благо, река рядом, и улов не стоит ничего. Правда, все куски рыбы выловили, оставив одну требуху с костями. Но пленные накинулись с жадностью.
– Хоть бы посолили! – уплетая за обе щеки, пожаловался Лепид.
– Или лепешек дали. – Руф понимал, что теперь долго не увидит хлеба. – Вымазать дно котла. И так люди черпали грязными руками.
Вытерев ладони о траву, он уже готовился вновь приняться за работу, когда вдалеке, у подъемного моста в крепость протрубили рога, и деревяшки начали опускаться. Все разом повернули туда головы: по бревнам, спотыкаясь, шла лошадь – усталая и мокрая, точно переплыла Скульд. Верхом сидела женщина. Издалека не разобрать, кто. Или разобрать? Руф похолодел.
– Твоя, что ли, жена? – Лепид и сам не был уверен.
Что она тут делает? Ни обоза с добром, который мог бы послужить выкупом за пленных. Ни марширующих легионов, которые могли бы оправдать появление парламентера. И почему Юния одна? Всю вторую половину дня легат мучился мыслями: она ли и зачем?
Мучился и еще два дня, пока пленные обновляли ров. Оказывается, таково было требование гундов: приведут ров в порядок и могут идти, их отпускают.
На третий день легионеров выгнали из длинного дома. расковали, и к ним верхом выехал один из хозяев Хохенбурга, старший здесь вождь Эрменрих. Он когда-то приходил вместе с Ардавистом. Но убил последнего тот, что помоложе – по чертам лица видно, что сын. Его окликали Витукиндом. Он сидел на лошади позади отца. Один из стоявших пешим гундов играл роль переводчика – надо же, научился где-то! Интересно, где?
– Ваша может идти. Вон, вон! Все равно сдохнуть в лесу. Наш вождь требовать женщина из Лациум. Она приехала. Валите!
Из-за спины Эрменриха вывели лошадь пониже. На ней сидела Юния с хмурым осунувшимся лицом. Ее волосы были растрепаны. От подбородка до пят она была закутана в местный мужской плащ, сколотый на горле фибулой с драконом. Руф почему-то сразу понял, что под ним жена голая. Он рванулся из строя, но его удержали. Лепид вцепился в плечи друга, хотя и сам готов был прыгнуть на обидчиков единственной в этих болотах лацийки.
У Юнии был потухший взгляд: она просто не замечала никого вокруг. Даже мужа. Вдоль лошадиных боков из-под плаща свисали ее грязные босые ноги.
Эрменрих что-то бросил, а переводчик немедленно прокаркал:
– Идите. Трусы. Ваши головы выкупать женщина. Она оставаться здесь, с сыновьями победы! Вождь брать ее одной из младших жен. Все они из чужих племен. Будет и лацийка. Ей за храбрость окажут почести.
Руфа чуть удар не хватил: видит он, какие почести ей оказали! Лепид уже не удерживал, а просто держал готового свалиться на землю друга.
Пленных выгнали за частокол и позволили брести, куда глаза глядят. Брели они до берега Скульда, а там должны были либо завыть от бессилия, либо быть съеденными – только их большая толпа мешала хищникам подойти близко. Измученные, голодные люди сбились вместе, чтобы не стать добычей волков, чьи серые спины то и дело мелькали за кустами.