– Куплю, куплю, – наконец, закричал Тарквиний. – Не сжигай! Что нас всех ждет?
– Всех не знаю, – поморщилась пророчица. – А тебя и твой род изгнание из Вечного Города. Потом смерть. Лютая, как у собаки.
С этими словами она повернулась и пошла прочь, волоча за собой шкуру громадной дохлой змеи. Никто не посмел ее остановить.
Теперь лацийцы во всех трудных обстоятельствах обращались к одной оставшейся книге Сибиллы, открывая ее наугад на голове вопрошавшего. Конечно, получалось несколько туманно. Одна рукопись – не семь. Но кое-что при должном толковании удавалось понять.
Папея приехала к храму Юпитера поздним вечером. Ее провожал молодой Плавт. Понтифик ожидал наверху и сразу повел гостей в катакомбы под храмом. Это не была ни цепь пещер, ни коридоры – а старый город времен Тарквиниев, с улицами и домами, который простирался под столицей Лациума, оставаясь ее невидимым, но истинным лицом.
Из храма вниз вела лестница, скрытая за алтарем Юпитера. Трепетный свет факелов в сыром спертом воздухе отдавал зеленым. Он выхватил угол древней улицы, уходившей в темноту, стены без крыш, жертвенники у дверей, давно забытые и никем не почитаемые.
Далеко в глубине послышались вой и тявканье.
– Говорят, тут водятся собаки?
– Целые стаи, – спокойно кивнул Корнелий Плавт. – Мы не рискуем заходить вглубь катакомб, вдруг разорвут.
Молодой любовник Папеи поежился.
– Садитесь в пыль, прямо на перекрестке, – сказал гостье жрец. Дух Перекрестков нам поможет. Книгу вот-вот принесут.
Два служителя спустили по лестнице манускрипт, едва не падая под его тяжестью. Сразу стало понятно, что все истории про Сибиллу – сказки: ну, как она могла притащить семь таких книг под мышкой? Фолиант был гораздо древнее и Тарквиниев, и самого города.
Папея села на плитки мостовой у жертвенника. Здесь ее обязательно должен был найти Дух Перекрестков. «Я принесу тебе в жертву голубей, здесь, на этом алтаре», – мысленно пообещала она.
Один из жрецов положил ей на голову книгу, тяжелую-претяжелую. Другой продолжал поддерживать манускрипт – не то шея женщины сломалась бы. Понтифик прочитал заклинания и распахнул страницы.
– «Только те ворота взламывают, которые заперты», – прочитал он.
– И все? – удивилась Папея. – О чем это? Прочитайте вокруг.
Верховный жрец и сам бы хотел понять.
– «Северный ветер сдует город с холма и переместит его на другой».
– Еще понятнее, боги! – возмутилась женщина. – Дальше.
– Можно заглянуть на одну строку вверх, и на одну ниже первой фразы, – пояснил Корнелий Плавт. Он снова опустил глаза в книгу и изрек: – «Не скрыться близкому, если он далек. Семьи падут к…»
Папея ожидала, что понтифик продолжит, но тот замолчал.
– Ну? – подтолкнула она. – К чему «падут семьи»?
– Нельзя, – сокрушенно отозвался Плавт. – Дальше нельзя, строка обрывается.
До нее не сразу дошел смысл сказанного.
– Это издевательство, а не прорицание. Толкуйте!
Корнелий Плавт и сам был в затруднении. Что он получил? «Северный ветер сдует город с холма и переместит на другой. Только те ворота взламывают, которые заперты. Не скрыться близкому, если он далек. Семьи падут к…»
– Во времена Сибиллы город занимал только один холм Эквилин. Сейчас там ворота. Все, что могу пока сказать. Над пророчеством надо думать.
Папея рассвирепела.
– Даже я поняла больше. Мой муж придет с севера за своими триумфами и нападет через Эквилинские ворота. Конечно, они будут закрыты. И, конечно, он их взломает, надо знать Секутора. А вот что о моей фамилии? Она не скроется и «падет к…» К чему именно – неважно. Может, к ногам завоевателя. Может, еще к чему-то ужасному. Я поняла одно: Авл угрожает моей семье, всему роду. Как и другим знатным родам. Надо принимать меры.
– Подожди, женщина! – взмолился понтифик. – Какие меры?
– Мне и так все ясно, – она поднялась с земли. – Спасибо, Дух Перекрестков, жертва за мной!
– Что ясно-то? – почти в спину ей прокричал Корнелий Плавт.
Бросив их, Папея уже поднималась по ступенькам. Остановившись, она бросила через плечо:
– Нельзя впустить Секутора в город. Надо воспрепятствовать его возвращению. Любой ценой. А я-то, дура!
Так она охарактеризовала свое недавнее поведение, когда, напротив, склоняла Цыцеру помолчать в Сенате, а своего нового любовника-гладиатора Фламма посвятить победы Мартеллу. Никаких триумфов! Никакого возвращения! В противном случае, ее семья «падет к…»
Бросив обоих Плавтов в крайнем недоумении, «дочь Магна» поспешила прямо к дому Цыцеры, чем несказанно потрясла оратора: так нагло Папея еще не распоряжалась им.
– Вставай, – потребовала она, хотя тот сидел у себя в атриуме и пил утренний гранатовый сок, только что выжатый рабами. Помогает горлу.
– Откуда такая спешка? – не понял республиканец.
– Секутор у ворот! – бросила женщина. – Ну, не прямо сейчас. Но скоро. Я была в храме Юпитера. Понтифик посмотрел книгу Сибиллы. Вечному городу грозит нападение с севера. Не исключу того, что муж приведет с собой орду дикарей из Болотных Земель. Но и его легионеров достаточно, чтобы разграбить столицу.
– Вернулись времена Марсия и Сола? – с трудом скрывая тревогу, переспросил ритор. – Ты же говорила, что он никогда не станет им уподобляться!
– Что-то изменилось, – не смутилась Папея. – Теперь и это возможно. Боюсь, Марсий и Сол покажутся Вечному Городу детьми, ласкающими мать, по сравнению с Секутором. Только я знаю, на что он способен.
Ее нескрываемая тревога подняла Цыцеру с кресла. Он поверил словам любовницы, хотя она совсем недавно говорила о муже с презрением. Даже без боли. А теперь со страхом.
– Думаешь, он собрался обратно в Лациум?
Папея кивнула.
– Думаю, он пришел в себя после удара. Окреп. Как Сенат только спустил ему неподчинение: он же увел легионы…
Цыцера выпрямился во весь свой невеликий рост и взял Папею за подбородок.
– Позволь объяснить тебе кое-что, – он помедлил, подбирая слова. – Сенат мало на что способен сам по себе. У него нет единой воли. Это солидарная воля всех, ее надо добиваться. Прежде чем сенаторы решат покарать Мартелла за неповиновение, они пару раз подерутся в Курии. Проголосуют и переголосуют на общем собрании, выслушают с полдюжины ораторов, из которых я – только самый речистый. Но права у меня такие же, как и у остальных. В этом суть республики.
Папея не дала ему сесть на любимого конька.
– Значит, пока вы раскачаетесь, Секутор действительно будет у ворот. Откажи́те ему в триумфах! – потребовала женщина. – Сколько гонцов он уже прислал с вестями о победах?
– Четырех.
Папея наморщила носик.
– Трудновато. Но можно. Не рассиживайся. Вперед. Нам предстоит осада.
Глава 15Кто во всем виноват?
«Зловредную секту уличили не столько в поджоге, сколько в ненависти к человеческому роду».
Цыцеру как ветром сдуло. Доводы Папеи подействовали на него. Никто не знает врага так, как его собственная жена.
На улице носилки оратора столкнулись с носилками Эмилия Плавта, который спешил к нему, чтобы сказать ровно то же самое, что и «дочь Магна»: Секутор у ворот – брат и племянник уже оповестили цензора о результатах ночного гадания. Вместе они двинулись по домам соратников и прибыли на Форум целой флотилией паланкинов. Толпа белых тог, издалека напоминавшая стадо овец, поднялась по ступеням Сената под колоннаду. Все возбужденно шумели, будто волк вот-вот появился рядом с ними.
Говорили громко и вызывающе, так, чтобы еще не определившиеся, прислушавшись к ним, испытали испуг и поддержали.
– У нас на Форуме сидят четыре курьера с вестями о победах Мартелла! – загремел Цыцера. – О, как нам всем его жалко! Мы выгнали из города своего величайшего защитника! Карающий меч и милующую руку! А он приносит нам один повод для триумфа за другим!
– Покорил Болотные Земли! – зашумели с мест.
– Подождите! – Цыцера вскинул руку. – Подождите хвалить его и радоваться. Разве мы не знаем, что Мартеллу достаточно повести бровью, и победа упадет к его ногам? Что он способен растоптать дикарей и выпить это болото? Мы отправили его подальше от Вечного Города за непомерное честолюбие. За желание подмять под себя волю республики!
С этим нехотя согласились.
– И что же? – продолжал взывать Цыцера. – Первое, что он сделал, это увел легионы, которые защищали наши провинции от горных варваров. Приказ Сената для него ничего не значил!
С этим не поспоришь.
– Теперь Секутор хочет вернуться для триумфов. Можно ли ему это позволить? Он обижен и будет действовать, как Марсий и Сол.
Зал загудел. Нет, не будет. Он много раз доказывал обратное. Но в душе каждый из сенаторов понимал, что Марцедон на то и Марцедон – воздает по заслугам. А заслуги у них – все против него: выгнали, унизили, лишили. Значит, будет воздавать, мало никому не покажется.
– Его нельзя пускать в вечный город! – закончил свою речь Цыцера. – Каждый в зале перед ним виноват. Каждому и придется отвечать. Он в гневе!
– Откуда ты знаешь? – крикнули с места.
– Знает, он спит с его женой, – зашикали на спросившего другие сенаторы.
– Знаю! – глубоким кивком подтвердил Цыцера.
– Слышал, что толпы на улицах кричат? Его имя! – немного оправились сторонники Мартелла. – Сенат снесут, если мы выступим против триумфов. Что ты противопоставишь толпе, если она из Субуры вырвется на Форум?
Вопрос вопросов. Гвардейцы не защитят, они за Секутора.
– Толпу кто-то заводит, – сходу сообщил Цыцера. Сообщил, потому что было нечего сказать, а сказать надо. «Не молчи! Только не молчи!» Еще в юности усвоил: не признавай вину, не оправдывайся, и, в идеале, не закрывай рот. Даже не предполагал, насколько в яблочко попадут его слова.
– Кто заводит толпу? – повторил Цыцера, только для того, чтобы потянуть время, нужное для обдумывания ответа. Нельзя-нельзя-нельзя брать паузу, когда весь зал тебя слушает и готов идти следом.