Когда вода отхлынула на скалах и камнях осталось лежать тело громадного змея. Орондо-ками из яномейских легенд снова оказался на суше. Длинной змей был метров сорок, а в обхвате где-то три, а ближе к голове три с половиной метра. Все тело покрыто страшными ранами и ожогами. Часть головы представляла собой голый, белый череп с пустой глазницей. Ребра торчали из прорех в змеиной коже.
«Фаза смерти!» — объявил Гастос. — «Оно было рождено, чтобы убить и умереть само. Но как и верные последователи, способно возродится. Жрецы взывают к своему божеству! Да начнется вторая фаза! Перерождение!»
Тело змеи вспыхнуло сине-зеленым темным пламенем. Шкура быстро оплавлялась, сворачивалась и рвалась. Труп очищался от оболочки. Плоть и кости же меняли форму. Из вытянутого змея существо превращалось в нечто антропоморфное. Мир вокруг перерождающегося бога менялся. Воздух мерцал и светился. Лучи заката казались самой прекрасной вещью, что только открывалась моему взору. Тени мертвых по всему Канртегу обратили свои призрачные лица на Запад. Они тянули руки к багряно-золотому закату, его лучи притягивались к божеству.
Я услышал зов. Почти как тогда во Дворце Дэвов, но мелодия была другой. Более быстрой, страстной и ядовитой. Она звала меня в темные глубины моря и в темные глубины моего разума. Туда, где скрыты самые страшные, самые кровожадные фантазии.
Вдоль туловища существа вытянулись руки, заканчивающиеся когтями. Плоть снова начала покрываться оболочкой. Но теперь то была уже не темно-зеленая змеиная кожа. Нет. Чешуя существа в лучах заката горела и блистала золотом!
И я понял. И я вспомнил. Все встало на свои места. Теперь ясно почему у всех выходцев из пучин есть навык: «приверженность смерти».
Канртегцы не называли имен. Они любили аллегории и загадки для избранных. Но я сам уже понял, с кем мне предстоит столкнуться. Я открыл список надписей, что появлялись на игле Эагиса и прочитал первую же.
«Сквозь мрак ночи и сияние звезд, да услышишь мой голос. Клинок, скрытый во тьме. Сердце, спрятанное под золотой чешуей. Гром! Раскат его лишь шелест после музыки светил. Пламя! Касание его лишь бутон цветка после жара наших чувств».
Сердце скрытое золотой чешуей… Через мгновение Гастос подтвердил мою догадку: «Приветствуйте и славьте лучшее дитя Неридии! Властителя морских пучин и бога-покровителя убийц, Мирканто!»
Глава 30
Солнце над городом
Мир менялся на глазах. Вечная пелена облаков над проклятым городом развеялась, открывая нам зрелище на вечернее небо. Первые звезды зажглись на востоке, а на западе продолжал полыхать закат. В его лучах золотая чешуя бога смерти будто бы сияла изнутри. Но блеск этот на удивление не слепил человеческие глаза. Каждая отдельная чешуйка казалась идеально отшлифованным зеркальцем сложной формы. Но среди пылающего блеска на теле Мирканто чернели прорехи ожогов и ран. Они не спешили заживать. Более того, голова существа так и осталась практически голым черепом, скалящим гигантские клыки. Божество поднялось во весь рост, расправило спину и плечи, раскрыло пасть, словно желая взреветь. Разорвать наши барабанные перепонки своим гневом. Но вместо яростного рыка мир наполнил иной звук. Переливчатая, быстрая мелодия, пронизанная сотнями разных смыслов. Влекущая и зовущая любое смертное сердце. Звук, будто тончайшие хрустальные шарики тысячами разбиваются вдребезги, на фоне шума величественного водопада где-то вдали. Пронзительная, чарующая мелодия, пробирающая до костей.
Все люди в городе и армия Гастоса за стенами, даже ашминиты и монстры замерли, обращая лица туда, где над хребтом Призрачной Гадюки возвышалась фигура божества. Успокоились фантомы-проклятья. Сосредоточия ненависти перестали метаться над городом, погрузившись куда-то в туман Разлома. Утихли мертвецы, служившие основанием города. Успокоились волны. Весь мир умолк, внимая божеству. Грусть и боль ощущалась в его зове. Горечь невосполнимой утраты жгла душу каждого смертного. Мне хотелось рухнуть на колени, рыдать и заламывать руки. Я не поддался этому порыву, но через стратегию видел, как практически все горожане и туземцы падают ниц. По щеке Айкари скатилась слеза, а затем девушка отвернулась, будто стыдясь своей слабости. Орина же казалась скорее встревоженной, чем скорбящей. Она подошла ко мне и тихо прошептала:
— Нам ведь его не победить?
— Не знаю…
Хотя на самом деле знал. Собственными силами нам эту штуку не одолеть. Физическая форма для нее вторичная, а могущество стихийной сущности просто колоссально. Только вот… не уверен, что оно пришло сюда сражаться. По крайней мере, с нами. Ощущение, будто Мирканто не может до конца восстановиться и обрести контроль над собой. Раны никак не заживают.
— Оно так страдает, — сквозь слезы произнесла Айкари. — Я не могу страшиться Орондо-ками, потому что чувствую его боль и грусть.
— Тебе стоит его опасаться, — возразил я. — Найди в себе силы сопротивляться этому чувству. Не дай чужой воле захватить над тобой контроль.
Воля богов. Как часто я слышал это сочетание слов, не понимая, сколько глубины сокрыто в них. Теперь же мы ощущали ее. Дурманящую силу, так мягко, но неумолимо подавляющую свободу смертных людей и низших монстров.
«Правда, она чудесна?» — обратился ко мне Гастос, и в его голосе уже не звучали вызов или насмешка.
Только безумное наслаждение. Пират явно долго шел к этому моменту и теперь готовился пожинать плоды.
"Ты же ощущаешь ее? Эту силу. Пока еще лишенную цели и смысла. Проявляющую себя только на несколько дней, чтобы затем снова растечься по морям. Она ждет своего часа. Своего спасителя! Того, кто примет всю полноту власти. Ты ключ, который откроет мне двери к истинному величию. Легионы, орудия и корабли уже не помогут. Наступает другое время. Возвращается эпоха богов, монстров и героев. Именно они решат нашу судьбу. Начинаем! Я взываю к твоей сущности, Мирканто. Отбери достойнейших! Отсеки охотников от добычи! Да начнется пиршество клинков и клыков!'
Мелодия потустороннего зова ускорилась. В ней теперь прослеживался кровожадный мотив, затрагивающий жестокие инстинкты.
«Всем укрыться!» — скомандовал я, не очень надеясь, что меня послушают. — «Любое укрытие!»
Однако люди продолжали зачарованно внимать все ускоряющемуся темпу зловещего ритма. Я уже догадывался, что сейчас должно произойти. Ужасное предчувствие пронзило мое сердце. Легионеры, пираты, туземцы, горожане — все вынимали оружие, оборачиваясь друг к другу. Их глаза пылали ненавистью. Недавние товарищи, отцы и сыновья, братья и сестры, дети и матери готовились убивать друг другу.
«Мы с тобой можем противиться чужой воле, да, Михаир?» — смеялся Гастос. — «Стратеги близки к богам, но я собираюсь шагнуть дальше. Ступить своей грязной пятой на божественный трон. Соединиться с Мирканто и стать новым воплощением морской пучины. Ты поможешь мне в этом. Или твои легионы сейчас перебьют сами себя».
Сказать, что ситуация отвратительная — ничего не сказать. Мои люди готовы вцепиться друг другу в глотки. И не только они. Я сам ощущал эту ярость, хотя и мог себя контролировать. Но мне очень не нравилось, как на меня смотрит Орина. Кого она сейчас ненавидит больше? Меня, разрушившего ее прошлую жизнь, или Гастоса, готового разрушить жизнь текущую? Ее глаза блестели. К щекам прилила кровь. Девушка смотрела на меня, прикусив губы.
— Мы должны победить! — вдруг раздался голос Айкари. — Должны уничтожить этого негодяя любой ценой. Души моих отцов и дедов не упокоятся с миром, пока я не отомщу сатори. Этим обезьянам! Я должна победить и вернуться домой с новой силой!
— Да… У нас есть общий враг… — тяжело дыша, произнесла Орина. Возможно, речь Айкари уберегла нас от разлада, а Гастос снова обратился ко мне:
«Заслуживает ли мое слово доверия? Нет, конечно. Но есть ли у тебя выбор? Тем более, нет. Соглашайся или потеряешь все и всех. Сейчас только я…»
А дальше речь Гастоса прервало само божество, явишее себя из пучин. Мелодия зова снова изменилась. Низкие, ревущие ноты ударили по ушам смертных и низших монстров, заставляя их пасть ниц в благоговейном ужасе. Люди падали на колени, бросали оружие, молили грозного бога о прощении за им самим неизвестные грехи. Утробный зов сотряс основание Канргтега. Мертвецы кричали от ужаса:
«Пощади! Пощади! Помилуй нас! Освободи…»
Тело Мирканто содрогнулось. Сквозь раны вытекал белый туман. Грозный зов сменился мелодией покоя. Упавшие навзничь люди засыпали. Кажется, действо пошло не совсем согласно плану Гастоса. Мне надо понять, что происходит.
— Магия усыпила всех, кроме стратегов, подавителей, гибридов, магов и некоторых чудовищ, — произнесла Орина.
Похоже, девушка была права. Вся наша охрана и прислуга распласталась на полу, но остались на ногах два венатора, и в комнату заглянула Арамиа.
А город тем временем заполнял белый туман. Под его воздушным покрывалом спали люди, мелкие монстры и ашминиты. На вечернем небе зажигалось все больше звезд, но догорающий закат еще пылал достаточно ярко. Бог смерти восседал на хребте Призрачной Гадюки, словно на троне, не пытаясь более влиять на город. Все явно пошло не по плану Гастоса. Вопрос: почему?
А пока мы собирали всех, кто был в сознании, направляя их к бастиону перед павшими дворцами.
— Что происходит? Опять колдунская херь?
Из соседней комнаты выбрался Ган в сопровождении Децималы. Кажется, еще один тип людей сумел перебороть магический сон. Те, кто был выделен, как герои у кого-то из стратегов.
— Колдунская херь, — согласился я.
За стенами Гастос тоже собирал оставшиеся на ногах силы — ашминовых монстров, выходцев из пучин, заклинателей, гомункулов, сатори. К гавани, где базировался флот Фальвуса, вылезло несколько крупных монстров. Мелкие спали, а вот на сцилл и гигантских крабов гипноз бога смерти не работал.
Далее к нам забежал Гинд, явно мчавшийся на всех парах. Немного отдышавшись, юноша произнес:
— Я видел Меликса в городе. Он там с кем-то говорил. Возможно, из людей Гастоса.