таинственные лабиринты. Может быть, там печатали фальшивые деньги, или передавали шпионские радиограммы за границу. Взрослые рассказывали, как во время войны там прятались поочередно подпольщики и немцы…
Для мальчишек война не закончилась. До позднего вечера они играли в войну – и гражданскую, и отечественную. Войнушка – не на жизнь, а на смерть, где сильные еще до игры отвоевывали себе право быть русскими или красными, а слабакам, слюнтяям и нытикам доставались непрестижные вражьи личины. Победа была неизбежной, но каждый раз приносила немыслимое счастье.
В общем, Сергей Дяченко рос веселым и отважным мальчишкой, не ведавшим, что такое страх. Однажды, когда ему было всего-то четыре года, гуляя с мамой в парке, Сережа подошел к огромной и не рвавшейся общаться с людьми овчарке, доверчиво протянув ей руку и, к ужасу обомлевшей мамы, погладил собаченцию по длинной морде. А где-то лет в шесть он предпринял свое первое путешествие в далекий ботанический сад, заблудился там, был найден отцом и воспитан шпагатом по голой попе.
Песни сказок
Ты будешь играть эту роль до конца! Только попробуй струсить!
Впрочем, подвиги подвигами, а за Сережей приходилось доглядывать и присматривать, в первую очередь из-за его весьма хлипкого здоровья: промочит ноги во время взятия корсарского брига – на следующий день уже мечется в горячке, температура, насморк и походный лазарет вместо крестового похода; чуть зазевается мама, не проследит, чтобы драгоценный сынуля застегнул на все пуговицы драповый камзол – а злобный сквознячок уже подскочил и нанес подлый удар, сваливший благородного идальго маяться с ознобом и кашлем. В результате друзья-приятели обрывают звонок в квартире, джентльмены удачи мнутся у вешалки в прихожей, переступая с ноги на ногу, мушкетеры и благородные рыцари клянчат хотя бы на одну минуту встретиться со своим предводителем. Тщетно! Закон больничного суров, и мама становится на пост у покоев маленького героя, потчует его горячим молоком с медом, тихо напевая или читая вслух. Голос у мамы дивный, за душу берет, не случайно отец ее как раз за голос полюбил…
Небо глибоке засіяне зорями,
Що то за божа краса
Зірки он миго тять по під тополями —
Так одбиває роса.
Зірки он миго тять по під тополями —
Так одбиває роса.
Сергей тоже любит, когда мама поет. Все ее песни давно выучены-развыучены, казалось бы, надоесть должны, а он слушает, наслушаться не может. И видится ему в этих песнях целый мир, бежит тонкая светлая тропка сквозь кусты лесной малины, мимо зарослей лопухов в дивный сон, что снился когда-то давно, и теперь Сергей нет-нет да и возвращается в заветный мир. Нежно нанизывая жемчужины на нитку, поет мама, разматывается светлой лентой тропка, нежно припекает солнышко, бежит по своим делам говорливый ручей.
Особенно запомнилась ему одна песня-легенда о сердце матери:
Дівчину вродливу юнак покохав;
Дорожче від неї у світі не мав.
І клявся, божився, що любить її
Над сонце, над місяць, над зорі ясні.
“Тебе я кохаю. За тебе умру…
Віддам за кохання і неньку стару!”
Та мила його не боялась гріха:
Була, як гадюка, зрадлива, лиха.
Всміхнулась лукаво і каже йому:
“Не вірю, козаче, коханню твому…”
“Як справді кохаєш, як вірний єси,
Мені серце неньки живе принеси”.
Юнак мов стерявся: не їв і не спав,
Три дні і три ночі він десь пропадав.
І стався опівночі лютий злочин:
Мов кат, витяв серце у матері син…
І знову до милої, з серцем в руках,
Побіг, і скажений гонив його жах.
Ось-ось добігає, не чуючи ніг…
Та раптом спіткнувся і впав на поріг.
І серденько неньчине кров’ю стекло,
І ніжно від жалю воно прорекло…
Востаннє озвалось до сина в ту мить:
“Мій любий, ти впав…
Чи тебе не болить?!”
(Вот один из вариантов русского текста этой притчи, Дмитрия Кедрина:
Девчину пытает казак у плетня:
«Когда ж ты, Оксана, полюбишь меня?
Я саблей добуду для крали своей
И светлых цехинов, и звонких рублей!»
Девчина в ответ, заплетая косу:
«Про то мне ворожка гадала в лесу.
Пророчит она: мне полюбится тот,
Кто матери сердце мне в дар принесет.
Не надо цехинов, не надо рублей,
Дай сердце мне матери старой твоей.
Я пепел его настою на хмелю,
Настоя напьюсь – и тебя полюблю!»
Казак с того дня замолчал, захмурел,
Борща не хлебал, саламаты не ел.
Клинком разрубил он у матери грудь
И с ношей заветной отправился в путь:
Он сердце ее на цветном рушнике
Коханой приносит в косматой руке.
В пути у него помутилось в глазах,
Всходя на крылечко, споткнулся казак.
И матери сердце, упав на порог,
Спросило его: «Не ушибся, сынок?»)
Маленького Сережу возмущало коварство гадюки-дивчины, дурость и предательство казака, но больше всего его поражала сила материнской любви… Он всегда знал, на протяжении всей жизни, что его мама способна пожертвовать собой, чтобы защитить своих детей. И отвечал нежностью и лаской на материнские чувства.
Сергей много болел в детстве, тяжело и часто. Но во время всех его недугов с ним неизменно была мама. День за днем, они проводили время дома, дожидаясь возвращения из школы сестренки Талочки и с работы отца. Вместе ходили по разным врачам, в свою районную поликлинику и еще куда-то далеко и муторно, ездили, стояли в нескончаемых очередях… сам бы Сергей ни за что не справился со всей этой морокой, отказался бы от борьбы, мама учила стойкости и милосердию.
Так получилось, что именно эти болезни, которые должны были бы, казалось, только досаждать мальчику, на самом деле еще больше сблизили его с матерью, с семьей, с домом. И еще самые теплые воспоминание Сергей сохранил к своей няне, Прасковье Степановне Писарцовой. Она жила в их семье и стала мальчику второй мамой. Прасковья Степановна не имела своих детей и души не чаяла в Сереже, и он отвечал ей полной взаимностью. Пройдут годы, и он опишет ее в своей первой изданной повести, чтобы хоть как-то воздать должное ее доброте и сердечности.
Школьные годы
Я – бабочка в душной сети Ритуалов.
Свободнорожденный, свободным я не был
Без тебя. Покажи мне, где небо.
Валяясь целыми днями с градусником, грелкой или принимая лекарства, Сережа много читал: Гоголь, Джек Лондон, Пушкин, Шевченко, без разбору сказки всех народов, мама знала множество старинных сказаний, былей и небылей, потом пошел длительный период историй про животных: Сетон Томпсон, Редьярд Киплинг, Джеральд Даррелл…
В школу № 87 пошел в 1952-м в возрасте семи лет. Маленький, веселый, любящий общество, Сергей быстро находил общий язык с еще вчера незнакомыми ребятами, становясь в любой компании первым заводилой и бесспорным креативным лидером. Возвращаясь из школы домой, он бросал портфель и, наскоро переодевшись, бежал во двор к ребятам, проводя все время до сна в веселых играх. Напрасно учебники и тетради дожидались, запертые в портфеле, когда же Сергей начнет черпать из них знания, домашнее задание он делал только на следующий день на переменках. Во многом спасала отличная память, помогающая ему с легкостью пересказывать уроки, выполняя сложное задание, буквально пробежавшись по незнакомому тексту глазами.
Подобный метод учебы озадачивал и поначалу даже пугал маму, она-то привыкла совсем к другому: скромная, трудолюбивая Талочка – круглая отличница и умница, каких поискать, всегда относилась к домашнему заданию со всей своей недетской серьезностью. И результат налицо – закончила школу с золотой медалью, будущий врач![54]
Сережа – совсем другое дело, его дома разве что на вожжах удержишь, да только где же в городских условиях эти самые вожжи сыскать? Целый день неведомо где носится точно угорелый, хотя и он меньше пятерки в дом не таскает, точно брезгует, как-то умудряясь оставаться круглым отличником. Так что Вера Ивановна повздыхала, поохала, да и отстала от мальца – учится, и слава Богу.
За все эти качества Сережу уважали одноклассники, нежно любили одноклассницы и считали вполне приемлемым экземпляром учителя.
Скорее всего, эта идиллия продолжалась бы и дальше вплоть до выпускного, но неожиданно в седьмом классе Сергей слег с гепатитом и провел целых три месяца в больнице. Хворать лежа дома, на любимом диване с хорошей книжкой и готовыми явиться по первому его зову сердобольными родственниками, которые и чай принесут, и подушку подоткнут, и лишний раз, чем побаловать бедненького, несчастненького придумают – одно, и совсем другое – чахнуть в государственном учреждении, в изолированном боксе инфекционного отделения. Больница – для всех тяжелое испытание, даже для такого неунывающего мальчика, каким был Сергей Дяченко.
– Ну, болеет человек и болеет, подумаешь невидаль, удивили. Все люди хворают, – скажет кто-нибудь из наших нетерпеливых читателей. – Заболел – лечись!
– А то он сам валяется в больнице и не знает, не ведает, что дальше делать? Чем бы себя занять? Время убить? Прекрасно понимаю, что читателю уже не терпится выскочить из душной больничной палаты и оказаться в том времени, когда Сергей Дяченко найдет своего соавтора и вместе они примутся за первый совместный роман. Только без этого гепатита весь наш рассказ о становлении характера писателя С. Дяченко будет бедным и обобранным, точно несчастный прохожий шайкой разбойников. Потому как болезнь и больница – явления сами по себе малоприятные, но, как говориться: «то-то будет впереди». А на горизонте у Сережи маячили выписка и школа, по которой мальчик уже порядком стосковался, хотелось снова увидеться с друзьями, побегать по рекреациям, обсудить недавно прочитанную книгу, но… едва перешагнув порог класса, Сергей понял, что недавняя болезнь – мошка в сравнении с поджидающими его в коридорах школы слонами настоящих неприятностей. Дело в том, что за время Сережиной болезни в соседской школе для трудных детей учинили ремонт, то есть, сначала эти самые детишки посреди учебного года что-то такое там учудили, после чего школа была признана непригодной, и устроившие беспредел в родной альма-матер «ангелочки» спешно перераспределились по соседним учебным заведениям «продолжать нести разумное, доброе, вечное». Несколько ветеранов учебы, повзрослевших и заматеревших повторными отсидками в предыдущих классах, встретили Дяченко пренебрежительными ухмылками, в которых даже такому оптимисту, как Сережа, не удалось увидеть ничего жизнеутверждающего или хотя бы положительного лично для себя.