Пол отпрянул назад, понимая, что это льется его кровь. Резкая боль от содранной кожи обжигала, перехватывала дыхание. Он попытался освободить руку с пистолетом и уперся коленом в пах итальянца, но тот все крепче впивался ногтями в кожу майора, раздирая ее. Кровь ручейками стекала по шее. Боннер понял, что у де Спаданте в руке что-то вроде бритвы, и, схватив в очередной раз летящую к нему руку, попытался вывернуть ее.
Они упали, продолжая бороться. Их сплетенные тела катались по земле, по грязному, мокрому снегу. Казалось, в смертельной схватке сошлись два диких зверя. Правая рука майора была блокирована: де Спаданте так и не разжал пальцев, а Пол изо всех сил старался удержать руку с кастетом подальше от кровоточащих ран...
Пытаясь достать коленом противника, Боннер наносил удар за ударом. Объятия де Спаданте заметно ослабевали. Воспользовавшись этим, Боннер нанес последний удар, вложив в него всю свою силу.
Выстрел пистолета сорок четвертого, калибра разорвал тишину, еще несколько мгновений эхом отдаваясь в ночи. Через минуту на террасе появился вооруженный Тривейн, готовый в любой момент открыть огонь.
Залитый кровью Пол Боннер, шатаясь, поднялся с земли. У его ног, в грязном снегу, валялся, скорчившись, Марио де Спаданте, зажимая огромный живот руками.
Казалось, Пол уже ничего не понимал. Перед глазами плавали какие-то пятна, он ничего не слышал, кроме отдельных отрывистых звуков. Руки бессильно повисли вдоль туловища, кожа во многих местах была содрана. Он ощутил чье-то прикосновение, а потом до него долетели слова Тривейна. Собрав последние силы, Боннер едва слышно проговорил одну фразу:
— Мне нужен жгут...
Темнота навалилась на Боннера. Он чувствовал, что падает. Интересно, что может знать такой человек, как Тривейн, о жгутах?
Глава 31
Пол Боннер почувствовал на своей шее что-то влажное и открыл глаза. Он услышал спокойный мужской голос, но слов не разобрал. Захотелось потянуться, но при первом же движении правую руку пронзила страшная боль.
Сначала он увидел людей, потом комнату. Госпиталь, больничная палата...
Рядом с ним стоял доктор — должно быть, доктор, раз в белом халате, а в ногах, в футе от кровати, — Эндрю и Филис.
— Добро пожаловать, майор! — сказал доктор. — Ну и вечерок был у вас!
— Я в Дариене?
— Да, — ответил Тривейн.
— Как вы себя чувствуете, Пол? — спросила Филис, с тревогой глядя на бинты майора.
— Болит...
— У вас останется несколько шрамов на шее, — сказал доктор. — К счастью, до лица он не добрался...
— Он убит? Де Спаданте... — с трудом проговорил Боннер. Не очень болело, но он был совершенно измотан.
— Его сейчас оперируют. В Гринвиче. Шестьдесят процентов за то, что умрет...
— А вас мы привезли сюда. Это Джон Спрэгью, наш врач. — Тривейн кивнул в сторону доктора.
— Спасибо, доктор...
— Ну, я-то меньше всего заслуживаю благодарности. Несколько швов, и все. Вся заслуга принадлежит Энди: он наложил в нужных местах жгут. А Лилиан минут сорок пять держала на вашей шее ледяные компрессы!
— Вам следовало бы увеличить ей зарплату, Энди, — слабо улыбнулся Боннер.
— Мы уже это сделали, — ответила Филис.
— Сколько я еще здесь проваляюсь? Когда смогу выйти отсюда?
— Через несколько дней, может быть, через неделю... Все зависит от вас. Надо, чтоб затянулись шрамы. Правое плечо и вся шея изрезаны здорово...
— Ну, это не так страшно, — взглянул на доктора Боннер. — Немного свежего воздуха и обыкновенной марли — и рука заработает!
— Это вы мне говорите? — усмехнулся Спрэгью.
— Я советуюсь, доктор... Мне и в самом деле надо выйти отсюда как можно быстрее. Прошу вас, не обижайтесь!
— Минуту... — Филис обошла кровать, на которой лежал Боннер, с правой стороны. — Вы спасли Энди жизнь, и я хочу, чтобы уход за вами был самым лучшим, майор Боннер.
— Прелестно, дорогая, но и Энди спас меня тоже.
— Ребята, — мягко перебил их Тривейн, — все это начинает отдавать сиропом... Вам надо отдохнуть, Пол. Поговорим завтра утром, я приду пораньше...
— Нет, не утром, сейчас! — Боннер умоляюще смотрел на Энди. — Хотя бы несколько минут...
— Что вы на это скажете, Джон? — вопросительно взглянул Тривейн на врача.
— Ну, если несколько минут, Энди... Более двух, но менее пяти, вот так! — сказал доктор. — Вы наверняка хотите остаться наедине, поэтому я отведу Филис в ее комнату.
Он взглянул на жену Тривейна.
— Ваш заботливый муж догадался принести виски к вам в комнату или мы для этой цели пройдем ко мне в кабинет?
— Я сама принесла, — ответила Филис и, наклонившись к Боннеру, поцеловала его в щеку. — Не могу выразить словами мою благодарность... Вы очень храбрый человек, Пол, и... бесконечно дороги нам... И... простите нас!
Джон Спрэгью открыл перед Филис дверь. Она вышла в коридор, доктор же повернулся к Боннеру.
— Все будет в порядке, майор! — сказал он. — Особенно если вы мне поможете! Суставы шеи и плеча очень подвижны.
Дверь затворилась. Они остались одни.
— Вот уж не предполагал, — произнес Боннер, — что такое может случиться...
— Я никогда бы не отпустил вас, если бы представлял что-то подобное, — отозвался Тривейн. — Следовало просто позвонить в полицию! Ведь был убит человек, Пол...
— Это я убил его. Потому что они хотели убить вас!
— Почему вы не сказали мне правду?
— А вы бы поверили?
— Не знаю... Скорее всего, вызвал бы полицию. Никогда не думал, что они зайдут так далеко. Это просто невероятно...
— Под словом «они» вы подразумеваете нас?
— Не вас лично, Пол! Вы ведь сами чуть не погибли... Я говорю о «Дженис индастриз».
— Именно это я и хотел доказать! Нужно было притащить к вам этого жирного ублюдка, и тогда вы бы узнали правду...
Говорить ему было трудно, и он замолчал. Затем добавил:
— Я хотел заставить его сказать правду... Он не связан с «Дженис» и не имеет ничего общего с нами...
— Вы сами не верите в то, что говорите, Пол. Даже после того, что случилось...
— Нет, верю. Как поверил в ту информацию, которую вы купили в Сан-Франциско у этого психопата «Л.Р.». Я знаю, Энди, потому что тоже ему платил. Три сотни долларов... Не правда ли, занятно?
— Да, — не мог сдержать улыбку Тривейн, — действительно. Но все дело в том, что это не просто информация, а самые настоящие факты. У нас были цифры...
— По Армбрастеру?
— Да...
— Хороший старик... И думает примерно так же, как вы...
— Он замечательный, Пол. И несчастный... Несчастных людей вообще много, в этом-то вся трагедия...
— Где? Где их много? В Хьюстоне? В Пасадене? В Такоме? А может, в Сиэтле?
— Да, и там тоже... Да и в Гринвиче, на операционном столе, тоже лежит один из них. Хотя, конечно, здесь больше подходит эпитет «грязный». Это он хотел убить вас, Пол! Он — часть того, о чем мы только что говорили!
Боннер смотрел куда-то мимо Тривейна. И впервые за все время общения с майором тот увидел сомнение на его лице.
— Вы не можете быть в этом уверены... — тихо проговорил Боннер.
— Могу! Он был в Сан-Франциско, где были и мы. А всего несколько недель назад избил одного калифорнийского конгрессмена в Мэриленде. Этот конгрессмен, который, надо сказать, был изрядно пьян, в разговоре с де Спаданте упомянул о «Дженис индастриз». Все это одно целое, Пол, хотим мы этого или нет...
Боннер явно устал, дыхания не хватало, и он ртом старался поймать воздух. Он понимал, что пять минут истекло, и сил у него остается только на то, чтобы сделать последнюю попытку убедить Тривейна.
— Отступитесь, Энди! Вы собираетесь поднять куда больше проблем, чем в силах решить! Вы слишком преувеличиваете...
— Все это я уже слышал, Пол. Но меня этим не купишь...
— А-а, принципы... Снова эти чертовы принципы, которые оплачивает ваш банк...
— Пусть так, Пол... Ведь я в самом начале заявил о том, что мне нечего ни приобретать, ни терять! И я без конца повторял это тем, кто... хотел меня слушать...
— Но ведь вы причините много вреда!
— Я знаю очень многих людей, перед которыми мне придется почувствовать себя виноватым. Вполне возможно, что в конце концов я протяну им руку, если вам так спокойнее...
— Все это дерьмо! Мне плевать на людей! Я думаю, по-настоящему думаю только о стране! Отступитесь, Энди. Время сейчас не для вас.
Боннер начал задыхаться, Тривейн видел это.
— Хорошо, Пол, поговорим завтра...
— Вы выслушаете меня завтра? — Боннер закрыл глаза. — И остановитесь? Мы можем сами вычистить собственный дом!..
Он открыл глаза и пристально посмотрел на Тривейна. В этот момент Тривейн подумал вдруг о коротышке Родерике Брюсе, мечтавшем распять Боннера: несмотря на все угрозы. Пол отказался иметь с ним дело. Конечно, Боннер никогда не узнает об этой «мечте».
— Я уважаю вас, Пол. И если бы остальные были похожи на вас, я бы, конечно, подумал над вашими словами... Но они не такие, и поэтому я отвечаю: нет...
— В таком случае подите к черту... И не приходите завтра: я не желаю вас видеть...
— Хорошо.
Боннер уже засыпал — сном раненого, измученного человека.
— Я буду бороться с вами, Тривейн!
Его глаза закрылись, и Тривейн тихо вышел из палаты.
Глава 32
Еще не было и семи, когда Тривейн проснулся. За окном занималось прекрасное зимнее утро. Снега выпало не много — может, на три дюйма, — он лишь покрыл землю, но не смог изменить пейзаж. За верхушками елей блестел океан, который, казалось, впал в зимнюю спячку. Лишь у самого берега тяжелые волны яростно бились о скалы, напоминая о том, что море всегда остается морем...
Эндрю решил не будить Лилиан — она так устала за эти дни! — и приготовить себе завтрак сам.
Захватив желтые листки, которыми был покрыт письменный стол в его кабинете, он разложил их на кухонном столике. На страничках крупно, наспех, были нацарапаны какие-то заметки, имена людей и названия компаний и корпораций. Это и составляло ту информацию, которую Сэму Викарсону удалось собрать об Ароне Грине. Ее большая часть была взята из справочника «Кто есть кто», кое-что из сборника спецслужбы. То же, что касалось личных привычек Грина, Викарсону удалось узнать от директора «Грин эйдженси» в Нью-Йорке. Правда, для этого Сэму пришлось назваться представи