заимствование этого принципа, пусть даже на какой-то срок, имеет реальную предысторию... И мне думается, мистер Тривейн, что именно сейчас наступило время, чтобы воплотить этот принцип в жизнь!
— Понимаю, — сказал Тривейн и тут же задал вопрос, для того, в основном, чтобы посмотреть, как Гамильтон постарается уклониться от прямого ответа. — А вы не боитесь, что люди, облеченные правом голоса, закрутят гайки? В поисках окончательных решений?
— Никогда! — спокойно и, по всей видимости, искренне ответил Гамильтон. — Просто нет оснований. В начале нашей беседы вы высказали очень интересную мысль, Тривейн. Вы заметили, что пришли ко мне потому, что я не нуждаюсь в деньгах и у меня нет желания мстить кому-либо. Конечно, никто из нас полностью никогда не узнает того, что происходит в душе другого, но тут вы попали в точку! Я ни в чем не нуждаюсь, а мое желание мстить сведено до минимума. Мы с вами, мистер Тривейн, не являясь звездами в политике, доказали на деле, что можем думать и принимать решения, заботясь не только о себе. Именно мы с вами представляем собой ту аристократию, которая должна править страной! И у нас не так уж много времени для того, чтобы взять на себя всю ответственность... В противном случае республики у нас не будет!
— Правление благодушной монархии?
— О нет, не монархии. Аристократии. И при этом не должно быть пролито ни капли крови!
— А президент знает об этом?
— Нет, — поколебавшись, ответил Гамильтон. — Ведь он даже не в курсе тех сотен проблем, которые мы за него решаем... Некоторые из них в один прекрасный день исчезают... Мы всегда в его распоряжении, мистер Тривейн. И я хотел бы добавить, что говорю об этом в самом положительном смысле слова.
Тривейн встал с кресла. Пора было уезжать, пора подумать...
— Вы были откровенны со мною, мистер Гамильтон, и я ценю это.
— Я говорил об идее в целом. Никаких имен, никаких специфических деталей... Только общие рассуждения с примерами относительно... э-э... корпоративной ответственности...
— Означает ли это, что если я сошлюсь на беседу с вами, то вы...
— О какой беседе вы говорите?
— Ах, так... Да, конечно...
— Надеюсь, вы поняли, что речь идет лишь о пользе для нашей страны, об огромных возможностях.
— Они, конечно, замечательны, — согласился Тривейн. — Но никогда ведь не знаешь, что волнует других людей... Кажется, именно так вы говорили?
Тривейн медленно ехал обратно из Ивенстоуна по занесенной снегом дороге. Он ехал медленно, не обращая внимания на обгонявших его водителей и совершенно не думая над тем, с какой скоростью и куда едет. Он размышлял над той невероятной информацией, которую только что получил.
«Совет избранных»... Соединенные Штаты "Дженис индастриз.
Часть третья
Глава 35
Роберт Уэбстер вышел из восточного крыла Белого дома и направился к автомобильной стоянке. Он просто сбежал с пресс-конференции, оставив другому помощнику свои предложения по неотложным вопросам. Уэбстеру некогда было заниматься делами президента: у него были свои, поважнее.
В результате утечки информации, полученной Родериком Брюсом, по сенату, Белому дому, в министерствах юстиции и обороны вот-вот поползут зловещие сплетни, которые тут же подхватит пресса. Именно так сокрушается мощь председателя любого подкомитета, а сам: подкомитет разваливается, словно карточный домик...
Очень хорошо! Решение по Марио де Спаданте автоматически приведет и к устранению Тривейна. Все так просто! Надо только отдать Пола Боннера журналисту Брюсу — в качестве премии.
Все остальное пойдет своим чередом.
Уже поговаривали о каких-то связях между де Спаданте и Тривейном. Как же иначе объяснить их встречу той ночью в Коннектикуте? Ведь председатель подкомитета не должен там находиться! А первая поездка Тривейна в Вашингтон в сопровождении де Спаданте? И совместная их поездка из аэропорта Даллеса в «Хилтон»?
И, конечно, встреча в Джорджтауне, в доме французского атташе, известного связями с американским преступным миром и не очень-то почитаемого властями.
Вот, собственно, и все, что надо.
Эндрю Тривейн и Марио де Спаданте...
Коррупция...
Когда с Марио будет покончено, в Нью-Хейвене смерть его спишут на войну между мафиозными кланами. Но при этом и в прессе, и по телевидению сообщат, что за неделю до этого Тривейн побывал в госпитале, где лежал мафиози!
Коррупция...
«Да, — подумал Уэбстер, сворачивая налево, на Пенсильвания-авеню, — все должно получиться как следует. Де Спаданте будет устранен, а Тривейн исчезнет из Вашингтона».
И Тривейн и де Спаданте непредсказуемы! К тому же президент по-прежнему верит в Тривейна, общается с ним через Уэбстера. Председатель подкомитета проехал от Хьюстона до Сиэтла — огромное расстояние! — и везде интересовался одним лишь де Спаданте. Больше никем. Это становилось опасным... Конечно, при необходимости его можно тоже убрать. Но такое убийство повлечет за собой серьезное расследование, а они к этому не готовы.
Но, с другой стороны, де Спаданте должен быть убит. Уж слишком далеко он зашел, слишком многое узнал. Уэбстер ввел его в «Дженис индастриз» только для того, чтобы решить кое-какие проблемы в портах, находившихся под контролем боссов мафии. А де Спаданте сам начал помогать сильным мира сего, сообразив, какие широкие горизонты перед ним открываются. Дальше его пускать нельзя...
Но де Спаданте должен быть убит своими — только так! Убийцей будет точно такой, как он. Иначе все может окончиться катастрофой.
Уильям Галабретто понял. Его клан — и по крови, и по организации — воспитывался под крылом коннектикутского родственника. Но парень принадлежал уже новому поколению, к тем хитрым и хорошо, хотя и несколько консервативно одетым выпускникам колледжей, которые не нуждались в тактических ухищрениях предшественников из Старого света, не подстраивались под избалованных длинноволосых хиппуюших и кликушествующих сверстников «сегодняшнего» поколения.
На свое счастье, они оказались где-то посередине, в границах почти среднеамериканской респектабельности. И если их именам ее не хватало, то они с лихвой компенсировали этот недостаток продвижением по тысячам служебных лестниц.
Повернув направо, на Двадцать седьмую стрит, Уэбстер взглянул на номера домов: ему был нужен сто двенадцатый.
В этом доме жил Родерик Брюс.
Пол Боннер смотрел то на письма, то на капитана военной полиции, который это письмо доставил, и теперь ждал, бесстрастно прислонившись к дверям.
— Что за чертовщина, капитан? Шутка какой-нибудь долбанной твари?
— Это не шутка, майор. Пока вы будете содержаться в Арлингтоне... Вам предъявили обвинение в убийстве.
— В чем?
— Штат Коннектикут выдвинул против вас серьезное обвинение и дал согласие поместить вас под стражу. В общем-то это нам на руку... Военные предъявили иск за некоего Аугуста де Спаданте на пять миллионов долларов... Каким бы ни был приговор, я думаю, мы урегулируем этот вопрос: никто не стоит пяти миллионов...
— Урегулируете? Убийство? Да ведь эти сучьи дети явились, чтобы убить Тривейна! Что же мне оставалось делать? Смотреть, как его убивают?
— Майор, а у вас есть хоть малейшее доказательство того, что Аугуст де Спаданте собирался причинить кому-то вред? Что у него были враждебные намерения? Если да, то было бы лучше представить их нам, поскольку сами мы ничего найти не можем.
— Да вы, похоже, шутник. Он был вооружен и собирался открыть огонь!
— Это вы так говорите! Было темно, никакого оружия не нашли...
— Значит, его украли!
— Докажите!
— Два сотрудника спецслужбы «1600» были умышленно удалены от объекта, распоряжение поступило вопреки приказу! Это произошло в Дариене, в больнице... По дороге в Барнгет меня обстреляли. Только вырубив этого человека, я отобрал у него оружие...
— Мы читали все это в вашем докладе, — подошел к столу капитан. — Но человек, который, по вашим словам, стрелял в вас, заявил, что никакого оружия у него не было, что вы набросились на него...
— И взял его пистолет! Это я могу доказать: я отдал пистолет Тривейну.
— Вы отдали какой-то пистолет Тривейну... Оружие не зарегистрировано, на нем отпечатки пальцев только вас обоих. Я имею в виду Тривейна...
— Где же я тогда, черт побери, взял пистолет?
— Хороший вопрос... Принимая во внимание тот факт, что пострадавшая сторона отрицает наличие у нее оружия, я могу сделать вывод, что у вас его целая коллекция!
— Дерьмо!
— И, кстати, никто из спецслужбы не был отозван из Дариена. Они просто не должны были там находиться.
— Вдвойне дерьмо. Проверьте расписание нарядов!
— Уже проверили... Охрана Тривейна была отозвана в Белый дом для следующего назначения, А их обязанности выполняли люди окружного шерифа, из Фаерфилда, штат Коннектикут...
— Это ложь! — вскочил с кресла Боннер. — Я вызвал их через «1600»!
— Это может быть ошибкой службы контроля, но уж никак не ложью... Службу «1600» патронирует советник президента Роберт Уэбстер. А он утверждает, что его люди известили Тривейна об отмене, хотя в этом и не было надобности...
— И где же были эти местные ребята?
— В патрульной машине, на стоянке...
— Но я их не видел!
— Может, плохо смотрели?
На мгновение Боннер задумался. Он вспомнил о дорожном знаке: машины, приезжавшие к больнице, должны были следовать на стоянку за ней.
— Может быть. Грязная работа! Но если они там и были, то пользы от них было мало!
— А вот это уже другое дело! Возможно, это прокол, но ведь те парни были не из службы «1600»!
— Вы уверяете меня, что я искажаю картину того, что произошло! Патруль, выстрелы, история с пистолетом... Но, черт побери, капитан, я не мог допустить такой грубой ошибки!
— Так же считает и обвиняющая сторона... Вы не ошибаетесь, вы просто лжете...