олучивших свои «пять минут славы», поймавших отблеск сияния, окружающий императора, мимолётный знак его внимания стал началом скачка в карьере? Много их, ибо нет им числа и ряды множатся. Конечно, большинство после карьерного рывка, полученного после встречи с императором, «сдувалось» и их или оставляли в покое на новой должности, не давая дальнейшего роста, или вообще аккуратно задвигали назад. Но на слуху были не они – весь свет, вся страна знала тех, кто мог сказать: – Меня сам император заметил! И выделил! И поверил! И вот он я – справился, переустроил, восстановил, открытие сделал! А теперь уже и генерал! Или –замминистра! Или – конструктор! Или – большим заводом рулю!
И именно их таланты, проявившиеся в ходе яркой карьеры, доказывали всей стране особое чутьё императора, способного с одного взгляда оценить, чего стоит человек.
Но и суров был царь-батюшка: и чиновники всех уровней, от простых секретарей до министров, и военные руководители, и купцы с промышленниками больше всего боялись его короткого: – Почему так?
И что было отвечать, если вот они – изношенные станки, разбитые дороги, обшарпанные здания, низкие зарплаты…
И если была информация о предстоящем приезде, то не покладая рук и не жалея времени и средств готовились к монаршему визиту, стараясь исправить недочёты, достроить, доремонтировать, дооснастить. А губернаторы и прочие руководители, кому по рангу было сопровождать императора, зарывались в подробные отчёты, чтобы можно было дать ответ на любой вопрос.
Но были и особые визиты, которые называли «парадными». Если едет император поздравлять завод со столетием, а то и трёхсотлетием, разве же он праздник испортит? Не таков наш царь-батюшка. Он обязательно скажет тёплые слова, приятные для каждого слуха. Если корабль на воду спускают в присутствии императора, разве будет у него время выдать замечания по верфи? Нет, конечно: будет благодарить, награждать и желать дальнейших успехов. А то, что потом императорский секретариат пришлёт длинный список замечаний, так на него быстро составят многостраничный «Комплексный план устранения недостатков, выявленных во время августейшего визита Его Императорского Величества Николая Петровича Романова с указанием крайних сроков исполнения и ответственных должностных лиц».
Впрочем, предстоящий выезд выбивался даже из списка «парадных» – император готовится посетить Преображенский полк, шефом которого являлся, и провести награждение за героизм в ходе пограничных конфликтов: полк, часто по старинке именуемый «Кремлёвским», не только выделял караулы для охраны императора и его семьи, но и воевал. Так что военные вполне могли рассчитывать на позитив со стороны августейшей особы. Но, тем не менее, не расслаблялись. Да и вообще в армии такое понятие, как «расслабляться» не употребляется за ненадобностью: все военные знают, что солдат, не имеющий срочной и очень важной задачи – потенциальный нарушитель дисциплины; поэтому солдат, как и офицер, должен быть загружен работой с подъёма до отбоя.
В Преображенском полку подготовка к заблаговременно назначенному визиту велась тщательно и с размахом: ремонт, асфальтирование, получение и подгонка нового обмундирования, тренировки на плацу... До покраски травы дело не дошло, но и траву, и кусты подстригали старательно, беспощадно кося всё, что поднималось выше тонкого шнура, натянутого над газоном. И всё чаще солдаты и офицеры втихаря вздыхали: – Скорей бы уж!
И вот этот день настал. Когда император спустился по лестнице Кремлёвского дворца, дверца машины уже была услужливо распахнута, а наследник престола и цесаревич стояли неподалёку, около своих машин. Кивнув головой, Николай Петрович подозвал к себе начальника службы внешней разведки, вдвоём они бодро запрыгнули в машину, и колонна рванула с места.
Редкие прохожие, оказавшиеся в это раннее воскресное утро на улицах, по которым проезжал императорский кортеж, состоящий из чёрных «Аурусов», приветливо махали руками или разглядывали кавалькаду, некоторые брали «под козырёк»
…
Но государь их не видел: ни заботливо отремонтированных старинных зданий, ни зелени и цветов на улицах и в парках, ни первых признаков осени в пожелтевших листьях, ни полицейских в отутюженной форме, ни прогуливающихся москвичей: государь перебирал документы, которые ему подсовывал Николай Николаевич Грачёв – начальник СВР, и одновременно выслушивал его доклад, сразу же задавая уточняющие вопросы.
– Предложение о создании двух академий, а не одной, утверждаю. Дорого, конечно, и непонятного много, и хрен поймёшь с чего начинать, но здесь мы отстать не можем, – статистика показывает быстрое нарастание магической силы от поколения к поколению, и если мы прохлопаем время, потом никакое оружие может не спасти ситуацию. Надо кадры преподавателей готовить, методики накапливать, от местечкового обучения в родах переходить к централизованному, на научной основе, в академиях, ставить освоение молодёжью магической силы на поток, на конвейер. Но вторая академия – полностью на твоей службе. И уровень секретности должен быть соответствующий. Завершайте разработку документов и как всё будет готово, приносите. В этом году начнём строить, в следующем году нужно первый набор провести. С этим всё. Дальше: материалы разведки и добытые образцы по новым сплавам для спутниковых батарей, по выработке редкоземельных металлов и особенно, программы компьютерного интеллекта, направьте в соответствующие ведомства для использования в работе. То же самое касается и образцов снарядов и вооружения – всё в институты на исследования. Что ещё?
– «Перевёртыш», Ваше императорское величество.
– Как операция?
– По косвенным признакам продолжается успешно: те объекты, которые должен был назвать перебежчик на допросах, активно ищут их контролёры, перепроверяют данные нашего агента, а значит – поверили. Через свою агентуру активно интересуются магическими таблетками, закупили много небольшими партиями и пару раз большим оптом. Также неоднократно приезжали во Владимир, чтобы убедиться, что его семья туда перебралась и реальных контактов ни с кем не имеет и никакой помощи не получает. Мы выявили на нашей территории больше двухсот шпионов и предателей, в основном, конечно, исполнителей низшего звена.
– Двести. Ни хрена себе! – присвистнул император.
– Когда возьмём их, думаю, кое-где и на средний уровень руководства выйдем – сеть большая, должны быть ниточки вверх, главное – сработать чисто и быстро, чтобы концы обрубить не успели.
Москва. «Лефортовские казармы» – расположение Преображенского полка.
Перед въездом в «Лефортовские казармы» колонна автомобилей остановилась. Императору представились генералы, ожидавшие его прибытия, коротко доложили о текущих делах. Колонна растянулась, втянув в себя десяток машин, ожидавших императорский кортеж. Въехав через парадные ворота, и маневрируя по территории, машина императора, а вслед за ней и вся колонна остановились возле полковой церкви. Император, со встречавшим его командованием полка, зашёл в храм и по узкому живому коридору между стоящими офицерами прошёл до царского места, по невысоким ступенькам поднялся на возвышение. Рядом с ним, у подножия царского места, встали сын и внук.
Тут же из «святая святых» раздались слова молитвы, с верхнего яруса к службе подключился хор; посылая в разные стороны золотые блики, распахнулись царские врата, и появилась процессия служителей церкви во главе с патриархом.
Внук императора, Александр стоял между отцом и дедом, но сейчас дед был за перегородкой и на возвышении, а отец чуть впереди, и Саше приходилось немного привставать на цыпочках, чтобы больше видеть. Но роста всё равно не хватало и наблюдал за ходом службы он фрагментами. Так что больше следил за свечой, которую держал в руке за бумагу, прикрывавшую пальцы от стекающего воска и вслушивался в голоса хора, красиво и многоголосно сопровождавшего службу.
Хор, видимо, патриарх привёз с собой – настолько профессионально звучали голоса. Хотя, может и сами преображенцы поют, – полковой церковный хор тоже славился: – Побеждены законы природы в Тебе, Дева Чистая, в рождении сохраняется девство, и жизнь обручается со смертью: пребывая по рождении Девою и по смерти Живою, Ты спасаешь всегда, Богородица, наследие Твое.
– Душновато, – подумал цесаревич, – и жарковато… а временами знобит. Офицеров-то набилось…Его и в самом деле знобило и периодически даже слегка потряхивало. Потом озноб отступал, и его бросало в лёгкий жар, на лбу выступал пот, но цесаревич не мог его смахнуть или вытереть, так как находился в публичном месте. Пару раз, немного подавшись назад и прикрывшись отцом, он всё-таки протёр влажный лоб носовым платком. И ещё цесаревичу казалось, что сердце начинало частить, но прислушиваясь к себе, он не отмечал каких-то признаков болезни и списывал всё на резкие изменения температуры и духоту: после поездки в прохладной машине они стояли на палящем солнце, теперь вот зашли в закрытый храм, который, хотя и продувался кондиционерами, но их мощности явно не хватало для плотно набившейся офицерской массы.
Он поднял глаза на офицеров, стоявших по другую сторону от прохода, но немного опустил голову, чтобы не казалось, что он их рассматривает. Прямо напротив него полноватый полковник и такой же полноватый капитан с лицами, выдававшими фамильное сходство, внимательно следили за службой, аккуратно держа горящие свечи. Рядом и дальше, за их спинами, тоже теснились офицеры. Цесаревич обратил внимание на одного, у которого на щеке, от уха и до рта, был длинный неширокий шрам, красной рваной полосой выделявшийся на бледном лице.
Разглядывая офицеров, Александр отвлёкся от службы, но увидев, как офицеры немного встрепенулись и начали негромко читать 90-й псалом, присоединился к общей молитве: – Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится...
Служба заканчивалась, и Саша порадовался, что скоро окажется на улице и вдохнёт свежего воздуха: духота нарастала, у него немного кружилась голова и горчило под ложечкой, узкий воротник мундира стискивал шею, руки подрагивали, и он начинал побаиваться, что может упасть в обморок. А такое в его положении недопустимо.