Закачивая урок, Ван Фэн дал нам небольшое наставление, которое мы выслушали, склонив головы и потупив глаза: – Вам предстоят каникулы почти на месяц, и я попрошу вас, чтобы вы не забывали в течение этого месяца продолжать занятия китайским языком. Вы много и добросовестно учились, многого достигли, но языковые навыки, особенно полутона и четвертьтона на вашем уровне теряются очень быстро.
– На Дальнем Востоке, а на Байкале – особенно, много китайских туристов. Думаю, для вас будет интересно с ними поговорить. Но имейте в виду: вас, так же как и всех китайских школьников, я обучаю классическому китайскому языку, путанхуа, на котором свободно говорит менее половины населения Китая. Но даже у этой половины может присутствовать местный акцент и различные слова из местных диалектов. А вторая половина на путанхуа говорит гораздо хуже, а некоторые не говорят вообще. Так что, заговорив с ними, имейте в виду, что причиной непонимания можете быть не только вы: они очень хорошо поймут то, что вы говорите на классическом китайском языке, а вот что они скажут с использованием местного диалекта, вам понять будет затруднительно. Разница между некоторыми диалектами в Китае гораздо больше, чем, например, между русским и польским, или между русским и чешским: много понятных слов и словосочетаний, но даже смысл зачастую уловить невозможно.
– Вторая особенность китайского языка – любой китаец, независимо от региона и используемого диалекта, правильно прочёт иероглифы. Но вслух читать эти иероглифы он будет на своём диалекте. Это примерно, как цифры для европейцев: каждый европеец, видя цифры, понимает, что «один» – это «один», а «четыре» – это «четыре». Но если он произнесёт эти цифры вслух, то для носителей других языков они будут непонятны. Так и у китайцев в отношении иероглифов – смысл одинаков, но чтение может быть разным.
***
– Мама, представляешь, подходим мы к залу, привратники раскрывают двери, входим. Всё ярко, музыка, шум, платья бальные и мундиры, прямо как в фильме «Война и мир», помнишь, мы с тобой в детстве вместе смотрели. И тут откуда-то сверху звучит: – Екатерина Геннадьевна Пе́рлова и её спутник князь Семён Дарханович Окинов. Князь Волхонский…, князь Анохин…, князь Воронцов…, граф…, граф…, бароны... И понятно, что они со мной. Все со мной! В зале, кто с нашего лицея, и не с нашего тоже, у всех воооот такие глаза были – вон как это чайное блюдечко. Никогда на губернский дворянский бал гости такого уровня не являлись, а здесь целый выводок аристократии. Прошли. Встали. Тут же вокруг нас начали виться видеооператоры с громадными камерами, какие-то блогеры с маленькими, и прочая журналистская нечисть – их-то, хлебом не корми и чаем не пои, дай красивую картинку.
Оксана Евгеньевна согласно кивнула головой: – Видела, все мы видели, большой репортаж был по областному телевидению. Ты там в центре внимания блистала. И в сети много было видео выставлено.
– Так вот, – продолжила Катя: – мальчишки разговоры свои продолжают. Вроде выглядят серьёзно, а болтают ну про всякие пустяки – где как утренняя зарядка проходит, где какие старшины, и эти, капитаны разных рангов, сколько где военки и строевой. Метнулись, бокал мне поднесли, сами бокалы держат, пузырьки так быстро вверх поднимаются. К Святику…
– Святик – это кто? – Оксана Евгеньевна перебила дочь.
– Ну, наш, князёныш.
– Ааа, он уже Святик.
– Мама, ну они все так друг к другу обращались и меня просили без политесов. Так вот, к Святику подходит пара, и он так официально: – Екатерина Геннадьевна, господа, разрешите представить бла-бла-бла... Следующий подходит. Я через пять минут уже никого запомнить не могла: помимо тех, что пришли со мной, и остальная местная знать пожаловала, у кого дети подходящие есть – так-то они новогодний губернский бал игнорируют, ну, типа, чтобы малознатную молодёжь своим присутствием не смущать, хотя по мне, просто выделываются и цену себе набивают. А тут слетелись, как пчёлы на бабушкиной пасеке. Кивала, улыбалась, вопросы вежливые задавала и отвечала, комплименты выслушивала и говорила. Потом танцы начались. Князья и все окиновские друзья ко мне заранее записались на танцы, так что я весь бал была занята и с посторонними почти не танцевала. Хорошо, что занятия закончились и в лицей через месяц. Иначе бы меня девчонки в лицее взглядами прожгли. За месяц-то успокоятся.
– С кем тебе больше всех понравилось танцевать?
– Ну, танцуют они все прилично. Но к моему голубому платью с красными и белыми вставками очень подходил Окинов в своём суворовском мундире: чёрный, только на брюках лампас ярко-красный – но один, а не два, как у генералов, и погоны красные с опушкой, и аксельбант, ну, это верёвочка такая витая с плеча до пуговицы на кителе, тоже белая. Ещё его лучший друг, князь Игорь Воронцов из Брянска. И один из баронов был – в красном кителе, ярком, с белыми вставками и отделкой; тоже очень хорошо в тон платью подходил, но он ростом немного ниже, чем я в туфлях, и худощавый к тому же, и это, думаю, со стороны смотрелось не очень.
– То есть ты их по одёжке оценивала?
– А как ещё? Я же их не знаю, на балу они все галантные кавалеры, обходительные, комплименты говорят и шутят, между собой вежливые и приветливые. Знать, одним словом, манеры в крови. А какие они по жизни, поди узнай. Может, он из себя демократа корчит, а сам над обслугой издевается. Или ещё хуже – котиков не любит.
***
Самолёт ровно гудел в небе. Остались позади несколько хлопотных дней сборов и приготовлений, а новогодние праздники, совпавшие с подготовкой к отлёту, умножили эти хлопоты на три.
Старшие дети сообщение о предстоящем отдыхе на Байкале восприняли спокойно. А вот младшая, Юлия, сразу же залезла в сеть, и, узнав, что перелёт до Улан-Удэ займёт почти шесть часов, восхитилась предстоящим путешествием на другой конец света и начала к нему серьёзную подготовку.
– Понятно, что там очень холодно, но люди как-то живут? А лыжи и коньки мы свои будем брать? А манто можно или бурятки их не носят? А если птичка на лету замёрзнет и нам под ноги упадёт – мы её спасать будем? – с интервалом в несколько минут она прибегала, задавала мне вопрос и уносилась в свою комнату. В конце концов, я позвонил Мушен и попросил её побыть консультантом, а если её знаний не хватит – связать Юлю с кем-то постарше.
Совершив круг по «Золотому кольцу», толпа юной знати во главе со Степаном Окиновым вернулась во Владимир, и, отдохнув здесь ещё пару дней, молодёжь стала разъезжаться; дольше всех задержались и даже побывали в гостях у Перловых его друзья – князья Игорь Воронцов и Мирон Анохин. Как раз к этому времени прибыл и старший сын Перлова Глеб с семьёй, так что вечеринка в доме у Перловых оказалась массовой.
Весь вечер гости смеялись над почти постоянной пикировкой между двумя братьями Перловыми – Глебом Алексеевичем и Геннадием Алексеевичем: первыми подколами они обменялись, когда представляли детей. Восемнадцатилетний Алексей, шестнадцатилетний Борис, четырнадцатилетняя Валентина, одиннадцатилетняя Галина, девятилетний Денис и семилетний Егор, выстроенные вдоль стенки своим сходством между собой и другими Перловыми, производили явное впечатление серийности изготовления.
После представления детей князьям и знакомства их со мной, Геннадий Алексеевич повернулся к брату: – Ты, смотрю, так и не можешь придумать имена на «Ж», чтобы продолжить работу. Рекомендую варианты – Жидислав или Жужанна.
Все рассмеялись, а Оксана Евгеньевна повернулась к юным князья: – Не обращайте внимания. Когда они вместе – это два клоуна…
Следующим утром Игорь Воронцов отбыл в Москву, а Мирон Анохин, – младший сын хабаровского губернатора, отправился с нами в аэропорт. Мне постоянно казалось, что он немного тушуется из-за своего цивильного вида, так как среди друзей Окинова он был единственным гражданским, хотя и учился в очень престижном вузе – знаменитой «Бауманке». Но что поделаешь – отцу виднее, кого ему из сыновей готовить: я понял так, что Мирону предстоит возглавить одну из семейных компаний в Хабаровске – то ли авиационную, то ли судостроительную, и инженерное образование ему для этого необходимо.
Бурятия. Улан-Удэ.
Мы ещё не вышли из самолёта после приземления в аэропорту Улан-Удэ, а к лайнеру уже подъехало несколько машин. Одна из них забрала друга Степана Окинова – Мирона Анохина, сына хабаровского губернатора. Стоявший у трапа китаец средних лет низко поклонился спускавшемуся по трапу Ван Фэну и произнёс: – Недостойный сын рад видеть своего досточтимого отца. Ван Фэн шагнул навстречу, обнял сына, помахал нам рукой и скрылся внутри чёрной машины неизвестной мне марки. Он правильно рассудил – поскольку мы, все его ученики, улетали из Владимира на каникулы, то и учителю тоже не грех устроить себе каникулярный отпуск и провести пару недель с семьёй, в Китае.
Длинная колонна встречавших нас машин мчалась по заснеженным улицам города. В моей памяти город остался таким, каким я его видел летом, и я с трудом мог ассоциировать заснеженные, ярко освещенные праздничной иллюминацией, площади и парки, с тем, что я видел в августе, в начале увядания.
Дом баронской семьи Плетневых.
– Обедать ещё рано, пойдём в кабинет, – обратился Евгений Васильевич к сыну, выходя из машины, – нет, лучше в столовую.
В столовой Евгений Васильевич широко распахнул дверцы бара и взял пузатую бутылку с шампанским: – Вот, лучшее шампанское, князь Голицын мне на юбилей подарил четыре бутылки. Обрати внимание на дату изготовления – год получения нашим родом наследственного дворянства, сколько лет эти бутылки у него в подвалах пролежали. Одну бутылку мы с мамой выпили, когда ты родился. Ещё две лежат в подвале. Родится у тебя сын, мой внук, ещё одну вскроем. Ну а четвёртую, наверное, тебе оставлю, дай Бог, чтобы и дальше были поводы такие бутылки вскрывать!
Придерживая пробку рукой, барон раскрутил проволоку, наклонил бутылку и аккуратно придерживая пробку, направил пенящийся поток в высокие бокалы.