Наследник согласно кивнул головой.
– Добро. Я санкционирую, скажи, чтобы не медлили – схемы и чертежи, да и вся остальная информация каждый день будут ценность терять, так что в ближайшие дни пусть начинают.
***
– Прошу, товарищ майор, – адъютант распахнул дверь из приёмной в рабочий кабинет императора и Николай Оста́шев бодрым полустроевым шагом зашёл в кабинет императора и вытянулся у входа.
Когда император поднял на него глаза, Оста́шев доложил: – Как и было приказано, сегодня в 9 часов утра наблюдение с монастыря снято. Жёсткие диски компьютеров охранной системы наблюдения и накопители информации с записями уничтожены. Операторы частного охранного предприятия, которые вели наблюдение, уверены, что они работали на полицию с целью обнаружения возможной подготовки похищения ценностей из монастыря, а наблюдение сняли в связи с поимкой преступников, погоревших на другом деле.
– Рад, что все мероприятия прошли согласно «легенде прикрытия». Благодарю Вас за служебное рвение и высокие организаторские способности, Николай Аркадьевич. Моим указом Вы награждены орденом святого Владимира третьей степени.
Император достал из шкатулки награду, подошёл к майору и прикрепил орден на мундир.
– Думаю, он будет достойным дополнением к Вашим наградам. Вы также награждаетесь премией. Подайте моему секретарю рапорт о поощрении Ваших подчинённых. С сегодняшнего дня из состава специальной службы охраны выделены сотрудники, занимавшиеся охраной юного цесаревича, и на базе их группы создаётся отдельное подразделение – исключительно для охраны его высочества Александра Владимировича. Предлагаю Вам занять должность руководителя этого подразделения. Возражения есть?
– Никак нет, – не раздумывая ответил Осташев.
– Приказ о назначении готов. Завтра он будет подписан. Доукомплектовывайте отдел, обучайте сотрудников, в работе взаимодействуйте, как и прежде, с начальником специальной службы охраны полковником Головиным. Всего доброго.
Император пожал руку Осташеву, и майор, по-армейски развернувшись, таким же бодрым шагом вышел из кабинета.
В приёмной дежурный адъютант поднял на него глаза, улыбнулся, не размыкая губ, и показал большим пальцем вверх, поздравляя с наградой: с адъютантом императора они были погодками – выпускались из военных училищ в один год, периодически пересекались по служебным делам, и, хотя отношения между ними дружескими назвать было нельзя, добрыми знакомыми они были.
Шагая по коридорам Большого Кремлёвского дворца, майор Осташев не мог сдержать улыбку: он был рад завершению одиннадцатилетней операции; горд, что его рвение отметили новым орденом, уже третьим в его карьере; знал, что матушка обрадуется его повышению по службе, а на часть премии можно будет купить что-то для жены и дочери. А может быть стоит подумать о переезде в новый дом? Да и наследника до сих пор нет… Но больше всего, пожалуй, он был горд тем, что император помнит его имя и отчество.
***
– Костя, я тебя не пойму: ты обычно очень болезненно воспринимаешь, если пропускаешь масштабные имперские мероприятия. А сегодня? Событие, которое повторится не скоро, если вообще повторится! Мы с тобой должны были шагать рядом с императором на инициации! А вместо этого ты выдумал себе причину для задержки на юге и прилетел под вечер, когда всё уже закончилось, и меня в Киеве придержал. Думаешь, это не заметят? Пойдут слухи, что дядья попали в императорскую опалу и аристократия от нас просто шарахаться начнёт, – Михаил Михайлович Романов, дядя императора, широкими шагами мерял кабинет своего старшего брата, Константина Михайловича, и, энергично жестикулируя, высказывал ему претензии.
– И, в конце концов, на самом деле – это же ты идею проведения ритуала усиления в своё время подал и продвигал. Ты этот вариант озвучил двенадцать лет назад, а император лишь потом согласился, через полгода после рождения детей. И сработало же. Посмотри, насколько действенно получилось – цесаревичу двенадцати лет нет, а у него конец второго и вскоре, наверняка, на третий уровень перейдёт: там не хватило-то мизер. У нас не все княжичи на инициации на второй уровень перейти могут, а здесь – почти третий.
Михаил подошёл к столу, плеснул воды в стакан из графина, и залпом выпив, уселся в кресло.
– Миша, не горячись. Ты всё правильно говоришь, но только с одной стороны ситуацию рассматриваешь. Нам слава от этой инициации ни к чему. И лучше, если все, кто ещё помнит, забудут про мою роль в этом деле. Аристократы – да никуда они от нас не денутся. Тем более что мы на самом деле не в опале – пару раз появимся вместе с императором, и все вопросы, если они даже сейчас у кого-то и возникли, отпадут. Ты лучше вот о чём подумай – а одни ли мы на инициации отсутствовали? Где императрица была? А жена наследника? А они тоже по статусу должны быть в зале. А не пошли – причём, они-то точно в Москве были, значит, проигнорировали и император их или заставить не смог или не захотел. Разумеешь? То, что я автор идеи проведения ритуала усиления ты запомнил, а помнишь, что императрица против была? А как жена наследника голосила, когда ребёнка не обнаружила? А сейчас мы вроде и не при делах. Император нам разрешил отсутствовать – пограничные конфликты, они такие – на них всё списать можно. Так что у нас причина отсутствия уважительная и он не в обиде, да продлятся годы его благословенного правления. Но и императрица Елизавета Фёдоровна нас в хронике не увидит, и у неё не появится лишнего повода вспомнить про свои обиды на нас. И жена наследника, София Павловна и весь её многочисленный и боевитый род Раевских к нам не в претензиях будет. Так что Миша, мотай на ус, пока старший брат в ясном уме и твёрдой памяти, – Константин сел в кресло напротив брата, повертел в руках стакан, презрительно глянул на графин с водой и решительно плеснул в стакан коньяка.
В небе над югом России.
Самолёт бесшумно летел в ночном небе, периодически прорезая облака и поблёскивая габаритными огнями. Как и при перелёте в Москву, князья Голицын и Мекензиев возвращались в Крым вместе. Сразу после взлёта Голицын откупорил бутылку вина и теперь, сидя в глубоких кожаных креслах, они не спеша рассуждали о жизни, обсуждали текущие события и изредка чокались. Эта привычка – вот так поговорить «за жизнь» сложилась, когда два друга по Московскому общевойсковому училищу, будучи лейтенантами, на долгий год оказались командирами соседних взводов в зоне ограниченного конфликта на юге страны.
– Я перед отлётом с Крейзером созвонился. Он тоже на позитиве: – рассказывал Фома Мекензи; – У него же младшему до перехода на второй уровень пять процентов не хватало, так что он в предвкушении. Я его настроил, чтобы уже в июне он к нам геодезистов загнал – надо места для строительства привязывать. Даже если документы к тому времени не успеем сделать, не важно: Герей на передаваемой земле тоже дал команду помогать планировщикам, препятствий ни в балке, ни в бухте не будет. А сам Крейзер подъедет, когда генплан более-менее вырисуется, на месте оценит. И до осени надо начать – помяни моё слово – следующим летом цесаревич наведается в свою долину, и результаты строительства к тому моменту должны быть видны.
– Я до сих пор под впечатлением от инициации, – продолжил беседу Григорий Голицын. Конец второго уровня! Почти двести баллов! Это же, когда у цесаревича сын родится, то при инициации сразу на третьем уровне будет?
– Получается так, – поддержал Мекензи друга, – А может быть и еще дальше: например, отсчёт будет идти не от нынешнего уровня, а от того, который цесаревич достигнет к четырнадцати годам, сроку естественной инициации. И тогда следующий наследник престола инициируется как минимум на середине третьего уровня. Мы же не знаем, как в этом случае происходит. Досрочная инициация – дело редкое. А ещё реже эти пацаны до рождения собственных детей доживают – всегда же для войны инициируются, а долго ли тринадцати- четырнадцатилетний пацан продержится против опытных противников? Но стратег, конечно, батюшка-император. Рискнул и вон как получилось! Ты обратил внимание, что трансляцию начали, когда красная дуга зажглась, просто пустили с задержкой в десять секунд? Не уверен он был в благополучном исходе. Да и кто в таком может быть уверен – тут как на минном поле.
Увидев, как при этой фразе с Голицына слетает хорошее настроение, Мекензи спохватился: – Ой, Гриш, прости! Разбередил твои раны!
Григорий Голицын тряхнул головой: – Отболело уже, Фома. Так, сердце придавливает иногда.
Открыв бар, он достал бутылку водки, плеснул в стаканы и протянул один другу: – Помянем Диму.
– Царство небесное, воину Дмитрию Григорьевичу, – присоединился Мекензи.
Выпили, помолчали.
– Никогда не думал, что Ксения моя так тяжело перенесёт смерть сына, – продолжил беседу Голицын, – она же у меня из понтийских греков, и там не только военный род, а и общегреческое – «со щитом или на щите»; девчонкой была, когда у неё брат погиб, да и сама смерти видела. Она сыновей с детства в уважении и любви к армии воспитывала, и Диму в десант благословила, а как убили – почернела вся, за месяц высохла. Сейчас-то уже получше, отходит понемногу: как лето началось, старшие ей внуков прислали, теперь в заботах.
– К нам приезжайте, как время будет. Они с моей Ритой с юности дружны. И, кстати, пусть они займутся расцветкой и интерьерами особняка цесаревича этот как раз для них с их культурно-дизайнерским образованием.
– О, и то дело. И, кстати, туда же в первую очередь дорогу надо проложить. А вокруг – ландшафтный дизайн, и это для них тоже – покатаются у моря, подумают над посадками, всякими там ротондами и мостиками.
Лондон. Резиденция королевы.
– Итак, кроме императорского манифеста и официального ролика, который крутят по телевидению и разгоняют по сетям, других подтверждений у нас нет. Давайте пока обсуждать то, что имеем. Ваше мнение, господин премьер-министр? – собравшая на срочное вечернее совещание членов тайного совета, королева Елизавета мало походила сейчас на ту добрую миловидную старушку, образ которой заботливо в течение многих лет раскручивала британская пресса. Властная, собранная, поджавшая тонкие обескровленные губы, напряжённая, как будто готовая к прыжку, она своей аурой власти и холодными равнодушными глазами давила на присутствующих. Она властно кивнула в сторону сидевшего по правую руку от неё премьер-министру, давая ему слово.