Я не могу понять, шутит он или раздражен, но на всякий случай начинаю улыбаться.
— Я совсем не нервничаю.
— Ты сосала мой член, — резко произносит он, слегка подаваясь вперед. — Глотала мою сперму.
Легкие начинает жечь от невозможности вздохнуть. Сейчас горит не только мое лицо — полыхают даже кисти и стопы. Я мечтаю исчезнуть, но за неимением такой возможности, судорожно подбираю достойный ответ. Можно отшутиться или съязвить, но ни в том, ни в другом я не сильна, тем более сейчас.
— Сейчас я действительно нервничаю, потому что ты меня смущаешь. Я пойду.
Я берусь за ручку, и в тот же момент пальцы Руслана сдавливают мой локоть. Это впервые, когда он коснулся меня вне той ночи, наверное, поэтому предплечье продирает озноб.
— Понравилось?
Черные глаза гипнотизируют меня, лишая воли. Снова требуют, смешивают с землей, подавляют.
— Отпусти мою руку, — с трудом перевожу взгляд на его ладонь.
Я выхожу из машины, едва кожу локтя перестает жечь. Судорожно нащупываю в сумке ключи, не нахожу и дрожащим пальцем тычу в кнопку домофона, прося охранника меня впустить. Бегом поднимаюсь по этажам и лишь возле знакомой двери перевожу дыхание. Последняя услышанная фраза эхом отдается в каждой нервной клетке. «Хотела бы повторить?»
Глава 15
Мирон пропадает на своем новом объекте всю следующую неделю. Вопреки его обещанию провести вместе выходные, всю субботу я провожу дома, сидя перед телевизором. Можно сходить в кино, театр, прогуляться по магазинам, благо денег на моей карте скопилось немало, но на все это у меня нет настроения. Я скучаю и хочу разделить свой досуг с ним.
Вернувшаяся из Италии Алина звонила пару раз с предложением встретиться, но я отказалась, сославшись на подготовку к сессии. На деле я морально не принять даже мизерную порцию негатива. Велес наверняка начнет расспрашивать о Мироне, или хуже того — сама рассказывать о нем сама, а я непременно начну злиться. В последнее время одиночество влияет на меня не лучшим образом: когда Мирон рядом, я чувствую себя уверенно и спокойно, а без него эта уверенность начинает трещать по швам.
А еще два дня назад мне приснился Руслан, и мы с ним целовались. До этого ни один мужчина, не считая Мирона, не был вхож в мои сны, быть может, поэтому воспоминания об этом поцелуе преследовали меня на протяжении всего дня. Мое состояние обескураживает меня, не дает покоя. Любовь к Мирону всегда исключала не только влечение, но и мысли о других мужчинах, но сейчас образ Руслана стал все чаще всплывать в подсознании. Я ловлю себя на том, что думаю, чем он может быть занят, перебираю в голове кадры нашей последней встречи. Все то, что раньше настораживало меня в нем, приобрело новые волнительные черты. По обрывкам прошлых взглядов и фраз я пытаюсь сложить цельную картину его отношения к себе, надеясь, что когда, наконец, это сделаю, вновь смогу обрести спокойствие. Растерянность усугубляется еще и тем, что я всем привыкла делиться с Мироном, а сейчас такой возможности лишена.
За такими мыслями меня застает звонок мамы. В последнее время мы разговариваем не чаще двух раз месяц, и сейчас я вдруг отчетливо осознаю, как мне не хватало услышать голос близкого человека, который любит и принимает меня без всякий условностей.
— Как ты, Татиш? К сессии наверное вовсю готовишься? Как у тебя с Мироном? Не ссоритесь?
Я отвечаю, как и всегда, что у нас с ним все хорошо. Знаю, что мама очень болеет за наши отношения, хотя Мирона они видела лишь однажды, когда родители приезжали к дальней родственнице на день рождения.
— Я завтра в Москву выезжаю на поезде. Одна, без папы. Тетя Галя давно к себе зовет, а у меня как раз отпуск. Ты увидеться-то со мной сможешь, или у вас с Мироном планы?
— Конечно смогу, мам. Поезд у тебя во сколько? Мы… или я тебя встретим. Мирон в последнее время много работает.
Мама называет мне время прибытия, расспрашивает об учебе, после чего прощается. Жизнь вдали от семьи я всегда переносила достаточно легко, но сейчас как никогда буду рада видеть родное лицо.
**********
— Завтра ты снова пропадешь на весь день? — я обнимаю Мирона сзади и смотрю в отражение на то, как он бреется.
— Нет, малыш. Завтра все шлю на хер и беру выходной. Сам заебался. Куда хочешь пойти? В кино, за тряпками? Можем к Марику в Одинцово, кстати, поехать. Он звал.
Я касаюсь губами его лопатки и, поднявшись на цыпочки, кладу подбородок ему на плечо.
— У меня мама завтра в девять сорок на поезде приезжает. Она к подруге на пару дней погостить и хочет с нами увидеться. Сможем ее встретить?
— Давай встретим, — произносит Мирон, откладывая бритву. — И выбери тогда фильм какой-нибудь не сильно сопливый. За город и правда неохота.
Развернувшись, он быстро целует меня в висок и выходит из ванной, оставляя меня стоять в одиночестве. Через несколько секунд из-за двери доносится шум разговора — Мирону в очередной раз позвонили.
**************
— Привет, мам! — с улыбкой заключаю маму в объятия. От нее пахнет нашей самарской квартирой и незнакомой туалетной водой — явно недорогой, а оттого навязчиво-приторной.
Мама крепко обнимает меня в ответ, быстро и часто гладит по спине, и я невольно жмурюсь.
— Здравствуйте… То есть, здравствуй, Мирон, — с заметным волнением в голосе произносит мама, глядя на него.
Мирон сдержанно здоровается и забирает у нее сумки. В его руках дешевый материал с цветочным принтом, выглядит инородным. Я сжимаю мамину руку, чтобы подбодрить и тяну ее вслед за удаляющейся спиной. Этим утром мы с Мироном договорились, что втроем посидим в ресторане, а после отвезем маму в Химки.
— Здравствуйте, Мирон Дмитриевич, — вежливо улыбается администратор «Сангрии», после чего провожает нас в зал.
Мама заметно нервничает, несколько раз одергивает чересчур нарядную для утра блузку, часто оглядывается по сторонам. Мне становится неловко. Хочется встряхнуть ее за плечи и сказать, чтобы расслабилась, но я мгновенно укоряю себя за подобные мысли. Маме сорок девять, полжизни она проработала на заводе, и сейчас попала в совершенно другой мир. На смену неловкости вновь приходит это щемящее чувство — нежность с привкусом горечи. Отчего-то мне становится жаль маму, хотя для этого нет совершенно никакого повода.
Я и Мирон по очереди делаем заказ, а мама мешкает: чересчур сосредоточенно изучает меню, водит пальцем по страницами, беззвучно зачитывая названия.
— Вот этот суп вкусный, мам, — я наклоняюсь к ней, чтобы помочь. — Или ты не хочешь суп? Салат закажи и горячее. Рыбу? Мясо?
Мама мотает головой, смущается еще больше, и, наконец, заказывает цезарь и черный чай. Я бегло смотрю на Мирона: он задумчиво разглядывает телефон и, кажется, не замечает происходящего.
— И еще тунца на гриле, пожалуйста, — трогаю за руку официанта, который развернулся, чтобы уйти. — Это для моей мамы.
— А у папы как дела? Ты говорила, у него со спиной были проблемы.
— Да, ерунда, — мама морщится словно ей неудобно и косится на Мирона, который в этот момент сосредоточенно отрезает кусок мяса. — Пройдет.
— У Мирона тоже как-то после тренировки болела целую неделю, — я трогаю его колено под столом, желая включить в беседу. — Я ему укол делала. Малыш, ты не помнишь, какой?
Мирон отрицательно мотает головой и тянется к бутылке с водой
— Нет. Надо дома в назначениях посмотреть.
— И сильно болела? — с преувеличенным волнением спрашивает мама, опустив вилку. В эту же секунду звонит его телефон, он предупредительно поднимает палец и, поднеся трубку к уху, выходит из-за стола.
— Нет, мам. Болела не сильно, — говорю я, провожая глазами удаляющую спину. Спохватившись, быстро ставлю на колени сумку и делаю то, на что мне, предположительно, потребовался бы подходящий момент: достаю свернутую пачку денег из внутреннего кармана.
— Мам, это тебе, — запихиваю сверток ей в руку. — Купи себе что-нибудь. И папе, ладно?
Мама быстро кивает и заталкивает пачку на дно своего ридикюля, для верности прикрыв ее косметичкой. Нечестно отдавать деньги Мирона, которые я должна тратить на себя, но сейчас моя совесть молчит. То, что для меня лишь сумма, потраченная на новое платье, для моей семьи означает два месяца безбедного существования.
После ресторана мы отвозим маму в Химки и разворачиваемся к дому. Мирон прибавляет музыку, постукивает пальцами в такт по рулю. А я внезапно чувствую раздражение.
— Ты был не слишком общителен за столом, — говорю, стараясь не переусердствовать с упреком. Хотя именно это я и хочу сделать. Упрекнуть его.
Мирон убавляет звук и бросает на меня быстрый взгляд.
— Потому что не вспомнил название препарата?
— Ты прекрасно знаешь, что нет. Ты не пытался поддержать беседу с моей мамой. Она не так часто приезжает в Москву. Один раз можно было и постараться.
Мирон хмурится, и его лицо становится заметно жестче.
— Я не понимаю сути наезда. Я встретил ее на вокзале, мы посидели в ресторане. Если нужно поселить ее в отель — скажи мне, и я это сделаю. Она твоя мать, не моя, и я не знаю, о чем мне с ней разговаривать.
— А ты бы также вел себя с родителями Велес? Тоже смотрел в телефон, делая вид, что тебе на них плевать?
— У тебя месячные начались, Тати? — раздраженно произносит Мирон, с силой сжимая руль. — Причем тут, блядь, Велес? Что ты вцепилась в это имя?
Я отворачиваюсь к окну и закусываю губу. Вместе с обидой и гневом в голове в груди вновь оживают все мои недавние страхи: что я лишь временное явление, и в глазах Мирона, так же как и в глазах остальных его друзей, ни я, ни моя семья не будем достаточно хороши. Мои родители недостойны общения на равных, а я — того, чтобы на мне жениться.
Глава 16
— Скорее бы эта чертова сессия закончилась, — вздыхает Алина, когда мы втроем спускаемся по университетским ступеням. — Сразу недели на две укачу на Филиппины и к ноутбуку близко не подойду. Мне просто необходим отдых.