Она печальна, но как-то по-своему, не как женщина, муж которой тяжело ранен. Будто причина в ней самой, а не в случившемся с мужем.
— Я его командир роты, Дойчинов служит у меня! — твердо говорит он. — Вам следует сделать лишь одно — уйти! Он вне опасности.
Взгляд капитана скользит поверх ее головы.
Она догадывается — этому незнакомому, странному офицеру известно все. Не стоит устраивать театр, не для кого. Ее обжигает мысль — эти люди хотят встать между ней и им, они отбросили ее.
— Я хочу его видеть! — она просит тихим умоляющим голосом, который нравится капитану.
— Зачем! — капитан присвоил себе самое главное право и теперь может смело присвоить все остальные.
Женщина опускает глаза.
— Сама не знаю… Так надо… — бормочет она, путаясь в собственных мыслях. Он прерывает ее:
— Так следовало бы!
Она вся дрожит; может, нервная лихорадка. Будто капитан — вездесущий судья.
— Как вам сказать… Товарищ капитан, — она с трудом произносит «товарищ капитан»… — Как подумаю, что все это из-за меня!
Он идет до конца.
— Ошибаетесь! Вы здесь ни при чем! — бросает капитан. — То, что произошло, не имеет к вам никакого отношения!
Она совсем растеряна. Лицо ее становится совсем другим.
— Может быть, он хочет видеть меня? — это ее последняя надежда.
Капитан отрицательно качает головой.
— Уходите! И не возвращайтесь! — он поворачивается к двери. Она автоматически следует за ним.
На глазах у нее слезы. Она останавливается на минуту, может быть, хочет уйти по-другому.
— Пусть так и будет! — и быстро спускается вниз.
Капитан смотрит ей вслед.
— Да, — говорит он себе. — Теперь я вполне его понимаю!
В палате он застает Сашо и Младена. Полчаса тому назад раненому сделали переливание крови. От Сашо. Капитан объявил перед строем, что нужен донор для Ивана. Вперед вышел только Сашо. Это удивило командира. Нет ли других? Оказалось, что Сашо запугал всех других желающих.
Взяли от него.
Раненый еще не может прийти в себя. Так много потеряно крови. Врач только что ушел. У кровати осталась дежурная сестра. Миниатюрная, миловидная. Она улыбается двум бритым солдатам. Но они ее не замечают.
«Неужели все это правда?» — думает Сашо, всматриваясь в синевато-бледное лицо раненого.
Еще вчера они отбывали службу, жили своей жизнью, сердились, смеялись, хранили тайны, через двадцать дней должны были вернуться домой, радовались. Правда «профессор» получил неприятное письмо от жены о том, что она уходит. И Сашо тоже досталось, но по другому случаю, и ему было обидно от слов капитана… И Иван уже успокоился, прошло бы время, женился бы снова, и наверное было бы много других новых событий, еще лучше, еще интереснее… и вдруг появились эти бандиты и чуть не убили их! Случайно попали Сашо в руку, а не в сердце. По другой случайности Иван не был убит на месте, но еще неизвестно будет ли жить. И для них могло бы быть все кончено. Сразу, вдруг. Безвозвратно и навсегда! А он, Сашо, думал, что жизнь — это сплошное удовольствие, чтобы любить и чтобы тебя любили, чтобы веселиться и играть в футбол, чтобы всегда было весело, смешно и приятно. Он считал также, что солдатская служба — это терять время, и чуть не потерял жизнь! Может, оттого что любит ее! А сейчас, хотя он цел и невредим, многое переменилось. Отравлена его радость; и когда случится снова быть веселым, эта радость не будет уже такой полной и прекрасной, как та, прежняя, потому что с ним всегда останется то, что случилось…
«Дорогой профессор, браток, тебе больше всех досталось — восклицает про себя Сашо. — Сначала в тебя выстрелила жена, а потом эти! За что? Чем ты виноват? Чего они хотели от тебя? Что им было надо на нашем заводе, на нашей земле? Хорошо нам или плохо, счастливы мы или нет — это наше дело, а не их. Что им надо от твоей жизни, от твоей математики и моих девушек! Эх, профессор, выходит, жизнь — это не математика и не женщины, а еще и пули! Нам надо было узнать об этом! Но и те тоже узнали!
Сашо вздрагивает.
«Ты не должен умереть, профессор! Не должен!»
Ему хочется броситься на кровать рядом с другом и каким-нибудь образом влить в него часть своей жизни.
Только капитан позволяет себе нарушить молчание. Что скажет он своим солдатам?
— Это могло случиться с каждым! — он ищет их глаза.
— Лучше случилось бы со мной! — не может удержаться Сашо.
В его глазах слезы.
— Да, — тихо говорит Младен. — Так все может кончиться!
Ничто никогда в такой степени не перечеркивало его планов, желаний, стремлений. Младен ненавидит смерть. Он чувствует ее присутствие, но не боится ее. Ему кажется, что смерть — это какой-то шантажист, который использует свою страшную власть, чтобы глумиться надо всем.
— Так все может кончиться!
Он невольно вспоминает слова Ивана, когда он впервые вел его к Марте и рассказывал ему о слепой.
«Женись на ней».
Сейчас это уже не кажется ему таким странным. Нет ничего более странного, чем смерть.
Его взгляд снова останавливается на лице раненого.
«Он был моим единственным, лучшим другом! Никогда у меня такого не было! И наверное никогда не будет! — вздыхает он. — Неужели допустят, чтобы умер! Неужели они такие слабые! Доктора, спасите его!»
Ему в голову приходит фантастическая идея.
Если они (доктора) не могут его спасти, почему бы ему, Младену, не попробовать, пусть он ничего не понимает в медицине, пусть не знает, что делать! Он верит, что спасет друга!
Сестра удивленно смотрит на троих мужчин. Как непохожи они на других посетителей… будто пришли сюда за другим!..
Иван шевелит головой и неожиданно открывает глаза.
Все четверо обступают кровать.
— Тише! — шепчет сестра.
Что с ним происходит?
Покинув было свой дом, жизнь неохотно, медленно возвращается. Но смерть не отступает. Живительная свежая кровь делает свое дело. Атаки жизни с каждой минутой становятся все более мощными, неудержимыми. Они уже достаточно сильны, чтобы вывести человека из плоской пустыни ничто на орбиту бытия.
Из кратких полубессознательных пробуждений, Иван еще не в состоянии понять, что с ним произошло и где он находится. Кто это с ним рядом? Почему они здесь? Он не знает, и нет сил узнать… Каждый раз, когда сознание проясняется, когда в глазах рождается мысль, когда он хочет вспомнить, какая-то нить в голове обрывается, и он опять погружается в неизвестность, где ничего узнать нельзя.
В моменты такого пробуждения он чувствует себя невероятно слабым и легким, легче соломинки, раскачиваемой со странными интервалами. То качели далеко-далеко, то вернутся и задрожат, ослабевшие и бессильные. Иногда ему кажется, что это не он, а кто-то другой, с которым он поменялся местами, и что этот другой в любой момент может вернуться. Но не возвращается.
После второго переливания крови он открывает глаза, и вдруг все восстанавливается. Это похоже на пробуждение ото сна, когда первый же предмет порождает и первую мысль, а затем начинает работать весь мозг. Он видит лица друзей, капитана и сразу же их узнает. Потом понимает, что он в больнице, припоминает случившееся. Не чувствуя боли, он улыбается и говорит:
— Все в порядке!
Чтобы доказать это, он пытается приподняться. Снова что-то обрывается, и его голова падает на подушку. Снова качели относят куда-то далеко. А тот, с кем он поменялся местами, все не приходит.
Когда он снова открывает глаза, на стене, против окна, играет оранжевое пятно. Комната наполнена каким-то необыкновенным, полупрозрачным туманом, далеким и холодным.
— Светает! — думает он отчетливо. — Светает!
Белый круглый шар, белые стены, белые двери, тумбочки, задремавшая на стуле сестра. Не вчерашняя. Эта похожа на уставшую домохозяйку. Раз она здесь, значит его состояние… он припоминает… плачущие глаза Сашо, потрясенное лицо Младена, мрачную торжественность капитана, легкость в голове и его слова: «Все в порядке!»
«Все началось с того, когда он стоял на посту… Нет, раньше… туча хотела закрыть солнце… Потом прошла Марта… Потом выстрел… сумасшедшие глаза того, кучерявого и двое с револьверами. Мог ли я их заметить раньше? Откуда они появились? Потом засов… Тяжелый, ржавый, неподвижный. Успел он или не успел? Упустил ли тех? Наверное успел, раз он здесь!.. Брусчатка… Стебелек травинки и запах озона… и это жгучее, разливающееся по всему телу странное тепло… Потом… «качели»…
— Жив! — произносит он вслух. — Жив!
Голос его звучит как-то странно, глухо, мужественно. Он улыбается.
Сестра вздрагивает, просыпается, подходит к нему.
— Не говорите! — предупреждает она. — Вам нельзя разговаривать! — и она наклоняется, поправляет одеяло.
Он чувствует ее дыхание. Видит ее губы — маленькие, миловидные, сонные.
Нечаянно она коснулась его раны. Он сразу же почувствовал боль. И только сейчас замечает, что все его тело в бинтах.
— Сильно я ранен? — спрашивает он, не отводя взгляда от ее губ.
— Не знаю! — сестра словно поймала этот взгляд и теперь рассматривает его с любопытством. — Доктор говорит, что вам повезло! Через месяц все заживет!
Он понимает, что это неправда, но сестра должна говорить именно так.
— Наши придут опять?
— Придут! Только, прошу вас, не разговаривайте! Попробуйте уснуть! — она снова поправляет одеяло и отходит. Ей приятно пользоваться своей маленькой властью. Она ждет нового вопроса, чтобы пожурить больного. Но у него нет желания спрашивать дальше.
Ему не спится. Ведь он до сих пор спал.
— Я жив! — мысленно повторяет Иван. — В этом нет никакого сомнения! А мог бы быть мертвым, мог быть тем, чем был еще вчера… Качели могли отлететь и не вернуться никогда… Что такое я был? Ничто!..
В комнате стало совсем светло. Предметы выглядят теперь более близкими, но холодными и чужими в своей непривлекательной белизне. Слышен сигнал горна. Затем доносится лай собаки, где-то неподалеку проходит поезд. По коридорам начинают ходить люди. Слышны разговоры.